Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. - Виктор Петелин

В этот полдень небо над Амуром хмурилось, часто моросил дождь. А когда гости поднимались по трапу на теплоходик, он ливанул как следует, подул холодный, пронизывающий ветер. Все собрались в салоне, поснимали с себя плащи и накидки, поудобнее расположились, но чувствовали себя еще стесненно.

Но вот и Шолохов повесил на крючок свой плащ, смахнул с пшеничных усов дождевую капельку, кому-то приветливо улыбнулся, с кем-то запросто заговорил, вытащил пачку папирос и зажигалку, закурил, пустив облачко дыма, и как-то сама по себе, как это облачко дыма, растаяла стесненность между его спутниками. И уж совсем по-домашнему получилось, когда к Шолохову подошла старшая дочь Светлана и торопливо сказала:

– Посмотри, пап, сколько уток. Совсем как у нас на Дону…

И Шолохов, и его спутники быстро повернули голову вправо. Сквозь стекла салона все увидели, как низко над потемневшей рекой одна за другой пролетали стаи уток. Шолохов как-то сразу от всего отключился. Он не мог уже оторвать взгляда от Амура, от его то пологих, то крутых обрывистых берегов, густо заросших тальником.

По мере того как таяла стесненность, люди разговаривали между собой громче, потом начали обращаться с вопросами и к Шолохову, вначале с обычными, традиционными, но и на них Михаил Александрович отвечал не стандартно, а со своим шолоховским юморком, с какой-то одному ему присущей, очень тонкой двусмыслинкой, заставлявшей задуматься.

– Ну как вам наш Амур понравился? – спросил Михаила Александровича писатель Александровский.

– Да уж не сравнишь его с нашим Доном, – живо отозвался Михаил Александрович, спрятав в живых голубых глазах на мгновение промелькнувшую лукавинку.

И мы не знали, как понять его ответ: то ли он похвалил свой Дон, то ли наш Амур. И, заметив наше смущение, Шолохов опять-таки шутливо добавил:

– Ваша река немножечко больше.

Подхлестнутые таким разъяснением Михаила Александровича, хабаровчане наперебой стали рассказывать о достоинствах своей реки, и кто-то даже дерзко заметил, что в Амуре рыбы больше, чем в Дону, за сто видов ее здесь водится… Михаил Александрович с достоинством принял этот вызов и показал свои знания речных богатств, в частности рыбных запасов Амура, не меньше старожилов-дальневосточников.

И вот уже Шолохова окружили плотным кольцом. У всех еще свежо в памяти выступление писателя на XXIII съезде партии. Тогда он здорово заступился за саму матушку-природу. Опять вспомнили и про священный Байкал, и про Волгу, и про Дон, про Азовское море.

Кто-то заговорил о самом близком: о сохранении запасов рыбы в Амуре. Не угрожают ли Амуру стоки промышленных вод Комсомольского целлюлозно-картонного комбината?

– Амуру, говорят бумажники, ничего не угрожает. Возводятся такие очистные сооружения, какие гарантируют стопроцентную безопасность, – пояснил кто-то из хабаровчан.

Шолохов неодобрительно отнесся к такому заявлению.

– Я не пессимист, – сказал он, – а оптимист от природы. Однако я не верю, что есть такая идеальная биологическая очистка, чтоб на сто процентов гарантия была. Отрава может просочиться по пути стока в грунтовые воды…

И долго еще шел разговор о том, что пора уже подумать о крупных мерах по сохранению природных богатств.

Как мы теперь знаем, состоялось постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дополнительных мерах по обеспечению рационального использования и сохранению природных богатств бассейна озера «Байкал». Да и специальный закон об охране природы действует теперь в нашей стране…

Потом Шолохов вдруг спросил у подошедшего к нему Алексея Павловича Шитикова:

– А что, живет у вас в Хабаровске охотовед Сысоев?

– Живет, – ответил Шитиков, – он директор краеведческого музея.

– Молодой? Охотится?

– Охотится, хотя и не молодой. Бородатый…

Михаил Александрович снова всматривался в амурские дали, где синели крутобокие сопки, а за ними…

– Там, – кивнул Шитиков в сторону ближних сопок, на вершинах которых белел еще не растаявший снег, – начинается наша государственная граница. До нее всего пять-шесть километров…

Шолохова это заинтересовало. Между ними завязался оживленный разговор о советско-китайских отношениях…

Вскоре наш теплоходик мягко ткнулся носом в берег одного из группы Тарабаровых островов. Дождь к этому времени прекратился, но солнце так и не выглянуло. Все сошли по трапу на зеленеющий берег. И Михаил Александрович, и Мария Петровна, и все спутники Шолохова с интересом знакомились с природой амурских берегов. Шолохов по-дружески беседовал с рыбаками.

Седьмого мая утром на встречу с М.А. Шолоховым в Дом политического просвещения пришли сотни людей. На тротуаре, на широком крыльце парадного входа толпились десятки людей, которые искали малейшую возможность проникнуть в помещение. Народу набилось и в зал и на балкон столько, что всем мест не хватило, но те, кому не досталось места, не сетовали на неудобства: не велика беда – постоим!

У многих в руках появились свежие газеты. В них уже были опубликованы информации и фотоснимки о вчерашней встрече в аэропорту, о прогулке по Амуру. Журналистской оперативностью отличился представитель окружной военной газеты «Суворовский натиск» Александр Борисенко. В газете было опубликовано склишированное с почерка Михаила Александровича Шолохова приветственное обращение его к воинам-дальневосточникам:

«Сердечный привет и пожелание здоровья, успехов в службе и всяческого благополучия.

Откуда же взялось в газете написанное рукой М.А. Шолохова приветствие, если Шолохов в аэропорту решительно отказался отвечать на вопросы журналистов, отнеся все это на «потом»? Как председатель журналистской организации края, позже я спросил Борисенко: где и когда он получил от Шолохова приветствие? Борисенко улыбнулся, довольный тем, что ему удалось «обставить» всех журналистов.

– Видите ли, – ответил Борисенко, – я узнал, где остановится Шолохов, и «махнул» из аэропорта прямо в его резиденцию. Мне удалось проникнуть внутрь помещения. Там, на втором этаже, в холле, я и «атаковал» Михаила Александровича. Слышал, что он уважительно относится к воинам, и решил воспользоваться этим. Я представился Михаилу Александровичу и подал ему заранее заготовленный текст на бланке «Суворовского натиска». Он взял его, быстро прочел и иронически улыбнулся: «Ну что ж, хорошо». Я думал, что Михаил Александрович согласен с текстом, и подал ему свою ручку, чтобы он его подписал. Но Михаил Александрович вынул из бокового кармана пиджака свой «паркер» и написал в моем блокноте свой текст и сказал: «Ну, теперь вы довольны? Или подправите?» – «Разумеется, доволен», – ответил я и помчался в редакцию. Правда, график выпуска газеты в тот день был несколько нарушен, но на этот раз меня не ругали за некоторую задержку информации…