Пир стервятников - Джордж Мартин

— Безумный Король убил его, — кивнула Алейна.

— Совершенно верно. Вскорости после этого сир Деннис отправился воевать, оставив дома беременную жену, и погиб в Колокольной битве — от избытка отваги и вражеского топора. Его леди не перенесла этого известия, а новорожденный мальчик ненадолго ее пережил. Джон Аррен тем временем нашел себе молодую жену, которая, как он не без основания полагал, была вполне способна к деторождению. Но от Лизы, как мы с тобой знаем, он получил только выкидыши, мертворожденных младенцев и бедного Зяблика.

Это возвращает нас к пяти оставшимся дочерям Алис и Эллиса. Старшая, сильно изуродованная той самой оспой, которая убила ее сестер, сделалась септой. Вторую соблазнил какой-то наемник. Сир Эллис выгнал ее из дома, рожденный ею ребенок умер в младенчестве, и она пошла в Молчаливые Сестры. Третья вышла за Лорда-Чиновника, но оказалась бесплодной. Четвертую на пути в речные земли, где она собиралась выйти за какого-то Бракена, похитили Обгорелые. Остается самая младшая. Она вышла за рыцаря-землевладельца, вассала Уэйнвудов, родила ему сына Гарольда и умерла. — Петир коснулся губами запястья Алейны. — А теперь скажи, милая, — почему Гарри прозвали Наследником?

Алейна широко раскрыла глаза.

— Он наследник не леди Уэйнвуд, а Роберта. Если Роберт умрет…

— Когда умрет, — веско произнес Петир. — Бедный наш зяблик такой слабенький. Это лишь вопрос времени. Когда Роберт умрет, Гарри-Наследник превратится в лорда Гарольда, владетеля Орлиного Гнезда и Защитника Долины. Знаменосцы Джона Аррена никогда не полюбят меня или нашего бедолагу Роберта, но своего Молодого Сокола будут любить… а когда они съедутся на свадьбу и ты выйдешь к ним со своими распущенными золотистыми волосами, в белом плаще с серым лютоволком, все рыцари Долины дадут обет вернуть то, что принадлежит тебе по праву рождения. Вот что дарю я тебе, моя милая Санса: Гарри, Гнездо и Винтерфелл. Тебе не кажется, что это заслуживает еще одного поцелуя?

БРИЕННА

Мне это все приснилось, думала она. Но если это только сон, отчего же так больно?

Дождь перестал, но все вокруг было мокрым. Ее плащ весил не меньше кольчуги, руки были связаны мокрой веревкой — как она ни крутила ими, освободиться не удавалось. Кто связал ее и зачем? Она попыталась спросить у теней, но те не ответили. То ли не слышали ее, то ли их вовсе не было. Кожа под мокрой шерстью и ржавеющей кольчугой пылала жаром. Может быть, все это виделось ей в бреду.

Она лежала ничком поперек лошадиного крупа, не помня, как оказалась там. Лежала, как мешок, связанная по рукам и ногам. Над землей стлался туман, каждый шаг отдавался в голове болью. Она слышала голоса, но не видела ничего, кроме земли под копытами лошади. Ей казалось, что у нее что-то сломано. Лицо опухло, щека была липкой от крови, мучительно болела рука. Откуда-то издалека ее звал Подрик. «Сир! — повторял он. — Миледи! Сир! Миледи!» Назойливый голос терзал ее, но наконец он умолк.

Ей представлялось, что она опять в Харренхолле, в медвежьей яме. На этот раз она сражалась с Кусакой, огромным, лысым, мучнисто-белым, с мокнущими язвами на лице. Он был голый, и ласкал свой член, и скрипел своими остро заточенными зубами. «Меч, — молила Бриенна, убегая от него. — Мой меч. Верный Клятве. Прошу вас». Зрители безмолвствовали — Ренли, Дик-Пройдоха, Кейтилин Старк, Шагвелл, Пиг и Тимеон, и повешенные с распухшими языками, с пустыми глазницами. Бриенна взвыла от ужаса, увидев все это сборище, а Кусака сгреб ее за руку и отгрыз кусок от ее лица.

— Джейме! — услышала она собственный вопль. — Джейме!

Бредовый сон не облегчил ее страданий. Лицо саднило, плечо кровоточило, дышать было больно, но больше всего донимала сломанная рука.

— Мейстера, — взмолилась Бриенна.

— Нет у нас мейстера, — ответил девичий голос. — Только я.

Я ищу девушку, вспомнила Бриенна. Знатную девицу тринадцати лет, голубоглазую, с золотисто-рыжими волосами.

— Миледи! — позвала она. — Леди Санса!

— Она думает, ты Санса Старк. — со смехом сказал мужчина.

— Нельзя ее дальше везти. Умрет.

— Эка важность, львиного племени поубавится. Я по ней плакать не стану.

Кто-то молился. Бриенна вспомнила о септоне Мерибальде, но слова были не те. Ночь темна и полна ужасов, таковы же и сны.

Путь лежал через сырой, темный, тихий лес с тесно растущими соснами. Лошадь ступала по мягкой земле, и оставленные ею следы наливались кровью. Лорд Ренли, Дик Крэб и Варго Хоут ехали рядом. Из горла Ренли струилась кровь, откушенное ухо Хоута сочилось гноем.

— Куда мы едем? — спросила Бриенна. — Куда вы меня везете? — Они не ответили, да и затруднительно было бы им, мертвым, ответить. Значит ли это, что она тоже мертва?

Лорд Ренли, ее возлюбленный король, вел за собой ее лошадь. Бриенна хотела признаться ему в любви, но он свирепо посмотрел на нее, и она поняла, что это вовсе не Ренли. Тот никогда не гневался, он всегда улыбался ей… если не считать того случая…

«Холодно», — с недоумением произнес король. Появилась тень, которую никто не отбрасывал. Она двигалась сама по себе, и кровь, хлынувшая по зеленому латному вороту Ренли, обагрила руки Бриенны. Только что он был живым и теплым, но его кровь обжигала, как лед. Это все не взаправду, сказала себе Бриенна. Я опять вижу страшный сон, но скоро проснусь.

Лошадь внезапно остановилась. Чьи-то грубые руки схватили пленницу. Сквозь ветви косо падали красные солнечные лучи. Лошадь разгребала копытом палую листву, отыскивая каштаны, рядом тихо переговаривались какие-то люди — десять или двенадцать, если не больше. Бриенна, посаженная на землю спиной к дереву, не узнавала их лиц.

— Пейте, миледи, — сказала девушка и поднесла чашу ко рту Бриенны.

Питье было крепким и кислым. Бриенна сплюнула и попросила хрипло:

— Воды.

— Вода не снимает боль, а это хоть немного да помогает. — Чаша снова вернулась к ее губам.

Даже пить, и то было больно. Вино стекало по подбородку на грудь. Когда Бриенна выпила все, девушка вновь наполнила чашу из меха.

— Не надо больше, — поперхнувшись, сказала Бриенна.

— Надо. У вас рука сломана, и ребра тоже повреждены, два или три.

— Кусака. — Бриенна вспомнила, как он навалился на нее, как вдавил колено ей в грудь.

— Да уж. Настоящее чудовище.

Теперь к ней вернулось все: молнии в небе и расквашенная земля, дождь, стучащий по шлему Пса, страшная силища Кусаки. Путы на руках и ногах вдруг показались ей нестерпимыми, и она принялась извиваться, но сделала себе только хуже. Веревка была затянута очень туго, и на ней виднелась засохшая кровь.