КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Да, мы ставили вопрос о введении чрезвычайного положения. Но ввести такое положение на всей территории страны, как это сделал ГКЧП, у нас такой идеи не было. Это мог сделать только человек, не имеющий представления о том, что такое ЧП. А я работал в условиях чрезвычайного положения в Армении и знаю, что это такое.

Ереван — небольшой город, но сколько понадобилось сил, чтобы ввести там чрезвычайное положение! И все равно этот режим был достаточно дырявым. А вводить чрезвычайное положение на территории всей страны — это архиглупость. Мы бы даже не осилили введение чрезвычайного положения по всем Прибалтийским республикам. Только по одному городу, если бы этого потребовала обстановка, — в Вильнюсе или Таллине.

«Горько и обидно, — говорил генерал Воротников, — что к разработке этих планов не было подключено наше управление, которое более всего владело политической информацией и ситуацией на местах, да и в Москве тоже. Я думаю, что, если бы эти мероприятия разрабатывали мы, удалось бы избежать многих ошибок. Более того, ГКЧП в таком виде, как он был создан, просто бы не существовал…»

Председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко:

— Ему мешали верность догматической идее, нежелание воспринимать необходимость перемен и канцелярский стиль мышления. У нас с ним бывали разговоры, я пытался подтолкнуть его к союзу с Ельциным. Но он, видимо, больше меня знал и понимал, что Ельцин с ним на союз не пойдет…

— А какое мнение о Крючкове у бывшего члена политбюро Егора Кузьмича Лигачева?

— Я уважаю Владимира Александровича за его интеллект. За аналитический ум. Он умел анализировать. Единственный его недостаток — не было решительности.

— То есть он слишком мягок, с вашей точки зрения?

— Да, как ни странно. Может быть, не слишком мягкий, но ему не хватало воли и характера.

— Он привык жить за спиной Андропова, и ему не хватало самостоятельности. Вы это имели в виду?

— Да, эти качества — воля, характер, самостоятельность — приобретаются на самостоятельной работе. Когда есть возможность проявить себя…

Крючкова всегда считали бледной тенью своего начальника и покровителя Юрия Андропова.

Серая мышь, исполнительный помощник, гений канцелярии, в особой атмосфере тайной полиции Крючков чувствовал себя как рыба в воде. Умение выполнять приказы сделало Крючкова необходимым сначала Андропову, затем его преемникам.

В Крючкове видели незаметного и неамбициозного исполнителя, готового выполнить любой приказ. Мастера на все руки. Таким он и был. Приказали убить афганского лидера Хафизуллу Амина — выполнил. Приказали обеспечить вывод советских войск из Афганистана — он с той же энергией взялся за новое задание на пару с тогдашним министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе, который высоко оценил служебное рвение председателя КГБ.

Сидя на своих досье, как Скупой рыцарь на мешках с золотом, Крючков начал мнить себя самостоятельным политиком, одним из вождей. Наступил момент, когда Владимиру Крючкову надоела роль безмолвного исполнителя. Феноменальная память и фантастическая осведомленность о том, что происходит в стране, только подогревали тщательно скрываемое честолюбие.

Как выразился глава российского правительства Иван Степанович Силаев, быстрый взлет вскружил Крючкову голову.

Горбачев пребывал в блаженной уверенности, что вознесенный на высокий пост председатель КГБ будет вечно хранить ему верность. А Крючков считал, что его заставили слишком долго ждать и что он достоин большей роли.

С ним произошло то, что случается со слугой, который днем разнашивает туфли для господина, а ночью тайно их примеряет. Изо дня в день он докладывал Горбачеву секреты своих досье и постепенно исполнялся презрения к хозяину: тот все заглатывал, но ничего не предпринимал. Значит, Горбачев слаб. Почему бы таком случае не заменить его?

«Крючков, — сказано в одной из книг Ельцина, — как бы шел на польский вариант. Он исходил из прецедентов, созданных в социалистических странах. Условно говоря, однажды он посмотрел на себя в зеркало и сказал: да, я гожусь на роль Ярузельского, который стал на многие годы главой государства. Пожилой военный, в очках, с тихим голосом, который спокойно и твердо вывел страну из тупика».

Крючков считал себя сильной личностью и решил проверить свои способности на деле. И с треском провалился в августе 1991-го. Серая мышь не может стать львом. Гений канцелярии ни на что не годится на поле боя…

На обратном пути из Фороса председатель КГБ был арестован. Генерал КГБ Александр Николаевич Стерлигов, в тот момент работавший в российском правительстве, в интервью «Известиям» рассказал, что в самолете он специально сел рядом с Крючковым.

Председатель КГБ делал вид, что хочет задремать. Когда самолет сел во Внукове, все стали выходить. Крючкову выйти не разрешили. Его обыскали и вывели по запасному трапу. Генеральный прокурор России Валентин Георгиевич Степанков объявил председателю КГБ, что он арестован. Крючков обреченно сказал:

— Теперь комитету конец.

В определенном смысле он был прав. Если бы он не устроил эту авантюру, возможно, и СССР бы не распался, и КГБ сохранился бы как единый организм.

22 августа, сразу после ареста, Крючков написал Горбачеву письмо. Это послание сильно отличается от тех интервью, которые Крючков потом станет давать оппозиционной печати, от его многочисленных статей и двухтомника воспоминаний. Это первое письмо, пожалуй, было искренним:

«Лично!

Президенту СССР товарищу М. С. Горбачеву

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Пока числюсь в задержанных по подозрению в измене Родине, выразившейся в заговоре с целью захвата власти и осуществлении его. Завтра может быть арест и тюремное задержание и далее по логике.

Очень надеялся на обещанный Вами разговор, но он не состоялся. А сказать есть чего!

Какой позор — измена Родине! Не буду сейчас писать Вам более подробное письмо, в нем ведь не скажешь, что надо. Прошу разговора краткого, но важного, поверьте.

Уважаемый Михаил Сергеевич! Надо ли нас держать в тюрьме? Одним под семьдесят, у других со здоровьем. Нужен ли такой масштабный процесс? Кстати, можно было бы подумать об иной мере пресечения. Например, строгий домашний арест. Вообще-то мне очень стыдно!

Вчера послушал часть (удалось) Вашего интервью о нас. Заслужили или нет (по совокупности), но убивает. К сожалению, заслужили!

По-прежнему с глубоким человеческим уважением.

В. Крючков».

Это был единственный случай, когда ошеломленный полным провалом своей идеи и арестом Крючков признал, что ему стыдно, что он уважает Горбачева и что он заслужил те оценки, которые ему дали.

25 августа 1991 года из следственного изолятора «Матросская Тишина» Крючков написал еще одно письмо Горбачеву:

«Уважаемый Михаил Сергеевич!

Огромное чувство стыда — тяжелого, давящего, неотступного — терзает постоянно. Позвольте объяснить Вам буквально несколько моментов.

Когда Вы были вне связи, я думал, как тяжело Вам, Раисе Максимовне, семье, и сам от этого приходил в ужас, в отчаяние. Какая все-таки жестокая штука эта политика! Будь она неладна…

Короткие сообщения о Вашем пребывании в Крыму, переживаниях за страну, Вашей выдержке (а чего это стоило Вам!) высвечивали Ваш образ. Я будто ощущал Ваш взгляд. Тяжело вспоминать об этом.

За эти боль и страдания в чисто человеческом плане прощу прощения… Понимаю реальности, в частности мое положение заключенного, и на встречу питаю весьма слабую надежду. Но прошу Вас подумать о встрече и разговоре со мной Вашего личного представителя.

С глубоким уважением и надеждами…»

Днем раньше Крючков написал письмо Бакатину:

«Уважаемый Вадим Викторович!

Обращаясь к Вам как к председателю Комитета госбезопасности СССР и через Вас, если сочтете возможным довести до сведения, к коллективу КГБ со словами глубокого раскаяния и безмерного переживания по поводу трагических августовских событий в нашей стране и той роли, которую я сыграл. Какими бы намерениями ни руководствовались организаторы государственного переворота, они совершили преступление…

Осознаю, что своими преступными действиями нанес огромный ущерб своей Отчизне… Комитет госбезопасности ввергнут по моей вине в сложнейшую и тяжелую ситуацию… Очевидно, что необходимые по глубине и масштабам перемены в работе органов госбезопасности по существу и по форме еще впереди…»

Потом и Крючков, и другие участники путча придут в себя, Увидят, что им ничего не угрожает, и будут говорить, что они ничего, собственно, не сделали. Но в реальности действия ГКЧП были вполне серьезными.