Брисингр - Кристофер Паолини

— Значит, именно поэтому Джоад считал, что Бром погиб в Гилиде? — спросил Эрагон.

— Да. Терзаемый страшными опасениями, Бром не стал дожидаться своих спутников. Ведь даже если бы твоя мать, Селена, была жива и здорова, существовала вполне реальная возможность того, что Гальбаториксу захочется взять ее к себе, сделать ее уже своей «Черной Рукой», и уж тогда у нее наверняка не было бы никакой возможности избежать служения его гнусным целям.

У Эрагона на глаза навернулись слезы. Ведь Бром, значит, так сильно любил ее, что готов был бросить все, едва узнал, что она в опасности!

— Из Гилида Бром направился прямо во владения Морзана, останавливаясь только для того, чтобы несколько часов поспать. Ехал он быстро, но все равно опоздал. Когда он наконец добрался до замка, то узнал, что твоя мать вернулась туда двумя неделями раньше, больная и страшно усталая после своей таинственной поездки. Лекари Морзана пытались спасти ее, но, несмотря на их усилия, она ушла в небытие всего за несколько часов до прибытия Брома.

— Значит, он никогда ее больше не видел? — охрипшим от волнения голосом спросил Эрагон.

— Никогда. — Оромис помолчал и совсем иным, более мягким тоном прибавил: — Эта потеря, я думаю, была для Брома столь же тяжкой, как и гибель его дракона. Она навсегда погасила тот огонь, что горел в его душе. Нет, он не сдался. И умом не тронулся, как это произошло, когда у него погибла тезка твоей Сапфиры. Он просто решил непременно узнать, как и почему умерла твоя мать, и наказать тех, кто в этом виновен. Он расспросил лекарей Морзана и заставил их описать болезнь твоей матери. Из того, что они ему рассказали, а также из сплетен и слухов, что ходили среди слуг в замке, Бром догадался о том, что Селена была беременна. И тогда с вновь пробудившейся надеждой он отправился в то единственное место, где можно было отыскать ее следы: в родной дом твоей матери в Карвахолле. Там он и обнаружил, что она оставила своего новорожденного сына. то есть тебя, на попечение своего брата и его жены. Бром, однако, не стал задерживаться в Карвахолле. Как только он убедился в том, что там никто и не подозревает, что твоя мать и есть та ужасная Черная Рука, а стало быть, ты не подвергаешься непосредственной опасности, он тайно возвратился в Фартхен Дур, где и открылся Дейнору, тогдашнему предводителю варденов. Дейнор был поражен, увидев его, ведь все считали, что Бром погиб в Гилиде. Бром убедил Дейнора хранить в тайне то, что он жив, сообщив об этом лишь очень немногим доверенным лицам, и тогда…

— Но зачем? — спросил Эрагон. — Зачем ему было нужно, чтобы все считали его мертвым?

— Бром хотел прожить достаточно долго, чтобы самому передать свои знания новому Всаднику. Он прекрасно понимал, что единственный способ избежать мести за смерть Морзана — это заставить Гальбаторикса поверить, что он давно уже мертв и похоронен. А еще Бром надеялся, что так сможет уберечь Карвахолл от излишнего внимания со стороны Империи. Он рассчитывал поселиться там, чтобы быть ближе к тебе, что потом и сделал, однако предпринять все меры для того, чтобы в результате слугам Гальбаторикса ничего не было известно о твоем существовании. Находясь в Фартхен Дуре, Бром помог варденам заключить соглашение с .королевой Имиладрис; эльфы и люди договорились сообща беречь и охранять яйцо, а потом совместно готовить и обучать нового Всадника, когда из яйца вылупится дракон. Затем Брому довелось сопровождать Арью, когда она перевозила яйцо из Фартхен Дура в Эллесмеру, и, прибыв сюда, он рассказал Глаэдру и мне то, что я рассказываю тебе сейчас. Он хотел, чтобы хоть кто-то знал правду о твоем происхождении, если он погибнет. Тогда я зидел его в последний раз. Отсюда Бром поехал в Карвахолл, где назвался сказителем и собирателем всевозможных историй. А что было потом, ты и сам знаешь лучше меня.

Оромис умолк, и некоторое время вокруг стояла полная тишина.

Глядя в землю, Эрагон перебирал в уме все то, о чем только что рассказал ему Оромис, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Потом медленно сказал:

— Значит, мой отец и впрямь Бром, а вовсе не Морзан? Я что хочу сказать, раз моя мать была наложницей Морзана, то… — Он не договорил, явно не в силах подобрать нужные слова.

— Ты сын своего отца, — мягко возразил Оромис. — А твой отец — Бром. И в этом нет никаких сомнений.

— Вообще никаких?

— Никаких, — покачал головой Оромис.

У Эрагона вдруг закружилась голова, перехватило дыхание. Стараясь взять себя в руки и дышать ровно, он сказал:

— Мне кажется, я понимаю почему… — Он немного перевел дух и продолжил: — Бром никому ничего не говорил об этом, прежде чем я не нашел яйцо Сапфиры. Но почему он потом мне-то ничего не рассказал? И почему заставил вас с Сапфирой принести клятву молчания? Неужели он не хотел признать меня своим сыном? Неужели стыдился меня?

— Я бы не взял на себя смелость утверждать, что понимаю причины всех поступков Брома. Но в одном я уверен полностью: больше всего на свете Брому хотелось назвать тебя своим сыном и открыто воспитывать тебя! Но он не смел сказать кому бы то ни было о вашем кровном родстве из опасений, что тогда Империя попытается как-то повредить тебе и тем самым нанести удар ему. И надо сказать, это было вполне оправданной предосторожностью. У тебя перед глазами прекрасный пример: вспомни, как Гальбаторикс пытался взять в плен твоего брата Рорана, надеясь, что, угрожая его жизни, он и тебя заставит сложить оружие.

— Но Бром мог бы признаться хотя бы моему дяде, — возразил Эрагон. — Гэрроу ни за что не выдал бы его Империи.

— А ты подумай хорошенько! Если бы ты жил с Бромом, а до ушей шпионов Гальбаторикса донесся бы слух, что Бром жив, вам обоим наверняка пришлось бы спешно бежать из Карвахолла, спасая свою жизнь. Вот Бром и держал все это в тайне, рассчитывая тем самым защитить тебя от подобной опасности.

— Но ему это не удалось. Нам все равно пришлось бежать из Карвахолла.

— Да, — подтвердил Оромис. — Ошибка Брома. Так уж получилось. Хотя, я считаю, это принесло больше пользы. чем вреда. А ошибка его заключалась в том, что он не желал совсем расставаться с тобой. Если бы у него хватило сил не возвращаться в Карвахолл, ты бы никогда не нашел яйцо Сапфиры, раззаки не убили бы твоего дядю, и вообще многого бы не случилось. Он просто не смог навсегда отсечь тебя от себя.

Эрагона охватила такая сильная дрожь, что он стиснул зубы, чтоб не стучали.

— А потом, когда он узнал, что Сапфира уже проклюнулась из яйца, выбрав меня?

Оромис ответил не сразу; спокойствие на его лице сменилось некоторой неуверенностью.

— Не знаю, Эрагон. Вполне возможно, Бром все еще пытался оградить тебя от своих врагов. Возможно, он ничего не сообщил тебе по той же причине, по какой и к варденам тебя сразу не отвез, — просто ты еще не был готов ко всему этому. Возможно, он собирался все тебе рассказать перед тем, как ты отправишься к варденам. Если уж строить догадки, то я склонен думать, что Бром держал язык за зубами не потому, что тебя стыдился; просто он привык жить со своими тайнами и не желал ни с кем ими делиться. И еще потому — но это не более чем предположение, — что он не представлял, как ты воспримешь его рассказ о твоем происхождении. По твоим собственным словам, ты не так уж и хорошо успел узнать Брома, когда вы с ним уезжали из Карвахолла. Может быть, он просто боялся, что ты возненавидишь его, если он откроет тебе, что именно он твой отец.