Греховные радости - Пенни Винченци

— Это правда? Ты была с Джереми Фостером? На Багамах?

— Да, — ответила Шарлотта. — Была.

Наступило долгое молчание. Потом он проговорил:

— Я в тебе очень разочарован. Совершенно разочарован. Тебе придется уехать отсюда. Надеюсь, ты это понимаешь. Возвращайся домой. Может быть, возьмем тебя в наше лондонское отделение. Не знаю. Но здесь тебе оставаться невозможно. После всего этого. Ты дура, Шарлотта. Круглая дура.

— Я знаю, — ответила она. — Знаю.

Фред вышел, громко хлопнув дверью.

Позже, много часов спустя, когда она лежала в постели и у нее уже не было сил больше плакать, она нашла для себя какое-то утешение в двух обстоятельствах. Во-первых, ей удалось извлечь из кучи преподнесенных Фредди подарков и унести с собой ту золотую скрепку для банкнот от Тиффани. А во-вторых, она сумела разобраться в выражении, с которым посмотрел на нее тогда перед уходом Гейб. И теперь ни секунды не сомневалась, что на его лице в тот момент была написана ревность.

Глава 38

Макс, 1985

К половине пятого вечера они все еще не сделали ни одного снимка. Первая модель явилась с головной болью, прыщами на лице и не влезала ни в одно из платьев, которые должны были по замыслу предельно плотно обтягивать фигуру; она заявила, что это не ее вина, у нее должны скоро начаться месячные, а перед ними она всегда немного полнеет. Ее отослали назад, и пришлось дожидаться целый час, прежде чем появилась другая. У этой не было прыщей, не было проблем с месячными, но не было и бюста, поэтому все платья висели на ней мешком. К этому времени ушел художник-гример, которого наняли только на два часа. Наконец уже почти в четыре часа появилась очень хорошенькая, явно начинающая модель, которая идеально подошла ко всем платьям; звали ее Джемма Мортон, ей было семнадцать лет, она только что окончила Бененден и действительно только дважды до этого снималась в качестве модели. Ей пришлось очень долго укладывать волосы, потом она сама занялась своим гримом и натворила такое, что пришлось посылать за вторым гримером-художником, но в конце концов ее и Макса вывели на съемочную площадку, поставили на передний план перед тройкой уже порядком уставших статистов, они изобразили несколько поз, одна нелепее другой, и к шести вечера фотограф, требовавший, чтобы его называли оператором, заявил, что дело сделано.

— Хочешь что-нибудь выпить? — предложил Макс Джемме Мортон.

— Да, неплохо бы.

Она была смуглой, с гривой длинных темных волос, большими карими глазами и пухленьким, немного детским личиком. В фигуре у нее, однако, не было ничего пухлого или детского: у нее были длинные, стройные, сильные ноги и очень симпатичный, округлый и плотный зад. Макс решил, что за ней стоит приударить.

Он повел ее в пивную на Саут-Одли-стрит, надеясь, что она предпочитает не слишком дорогостоящие напитки: в кармане у него было только три фунта и он знал, что по его кредитной карточке дополнительную наличность ему получить не удастся. Она попросила кампари с содовой. Себе Макс взял полпинты горького пива. У него оставалось только-только, чтобы заказать ей еще кампари, если она оправдает его интерес.

— А ты уже давно работаешь моделью? — спросила она, откидывая с лица назад волосы и довольно простодушно улыбаясь ему. — Интересная работа, правда?

Максу, который успел уже привыкнуть к холодным, уставшим от всего мира моделям, Джемма показалась весьма симпатичной.

— Да уже порядочно, — ответил он, — достаточно давно, чтобы это перестало казаться интересным.

— А мне нравится. Вообще-то, я должна быть еще в школе, готовиться к предуниверситетским экзаменам, но мне это так противно, и вообще я не создана для учебы, так что папа разрешил мне немного поработать моделью, а там будет видно. Может быть, на следующий год я поступлю в Курто, на историю искусств. Мне, вообще-то, хотелось бы работать в какой-нибудь галерее.

Она снова улыбнулась ему.

— А чем твой папа занимается? — поинтересовался Макс.

— Он брокер на бирже, — ответила Джемма. — Раньше это была такая скучная работа, просто тоска, а теперь им там устанавливают разные машины, готовятся к Большому буму. Ты что-нибудь слышал о Большом буме?

— Так, кое-что, — проговорил Макс.

Теперь он посмотрел на нее с новым интересом. После того как Шарлотта впала в Нью-Йорке в немилость, Фред III совершенно ясно дал Максу понять, что тому нечего рассчитывать на какое бы то ни было место в его банке. Работать же и дальше моделью Максу уже начинало надоедать. Сильно надоедать. Отец Джеммы, скорее всего, был какой-нибудь крупной рыбой в этом их биржевом пруду; быть может, он поспособствует Максу в осуществлении его новых честолюбивых замыслов. Максу запомнилась фраза, сказанная Гейбом Хоффманом, с которым его познакомили в тот день, когда он приходил в банк к Крисси Форсайт. Гейб тогда сказал: «Когда в Лондоне начнут, здесь такое будет твориться!»

— Заказать тебе еще? — спросил Макс Джемму. — На меня не обращай внимания, я за весом слежу.

Макс был в совершенно искреннем и неподдельном восторге от всего того, что увидел тогда в операционном зале «Прэгерса». Сидя рядом с Крисси, он молчал и пораженно смотрел мимо нее на огромный зал: сотня бледнолицых людей сидела перед сотней мерцающих зеленоватых экранов, триста телефонов звонили одновременно и непрерывно, и еще сотня людей с телефонными трубками в руках старались перекричать друг друга и в то же время — расслышать, что им говорят в эти телефонные трубки. На каждой стене висели огромные часы, показывавшие время в Лондоне, Нью-Йорке, Токио. Максу трудно было понять, где, в каком из этих городов он в тот момент находился: он попал в какую-то неизвестную страну без названия, со своим собственным языком, со своим временем, со своей, не похожей на все остальные, культурой; и у него родилось тогда ощущение, что если кто-нибудь объяснит ему для начала самые элементарные вещи, то дальше он сам с легкостью сможет жить и действовать в этой стране.

— Так о чем это я говорила? — улыбнулась ему Крисси. — Да, вспомнила. То, чем мы здесь преимущественно занимаемся, это обычная игра. Как в карты или на скачках. Ты когда-нибудь играл?

— Приходилось, — утвердительно кивнул Макс.

— Вот и здесь такая же игра, ничего другого нет. На ценах. На валюте, вон там, в той секции. На курсе акций. На различных товарах. Самое интересное — на валюте.

Вдруг в зале наступила полная тишина. Макс удивленно огляделся по сторонам. Главный маклер, плотный, то ли смуглый, то ли сильно загоревший человек, с решительными манерами и с выражением какой-то свирепой сосредоточенности на лице, стоял, подняв вверх обе руки. Под мышками у него видны были большие темные круги от пота.