Монументы Марса (сборник) - Кир Булычев

– Все же они такие изверги, что страшно подумать.

Я кивнул. Не стал отвечать. Когда ясно, что изверги, зачем говорить. Может быть, у меня есть недостатки, и у Александра Митрофановича, и у Эдика – у всех есть недостатки. Бывают люди получше и похуже. Но выращивать собак специально, чтобы потом их жрать, – это только столичники могут. Иногда подумаешь, что они этих созданий, которых мы называем друзьями человека – друзьями, поняли? – они их режут, убивают и жрут, жарят, понимаете, на постном масле? Да я за это готов их голыми руками растерзать! Я на все пойду, чтобы собак спасти!

Какая-то собака завыла. Я подумал, что собаки тоже умеют предчувствовать смерть. Может, эта собака почувствовала, как ее завтра поведут на убой. У меня даже слезы навернулись на глаза.

Послышался шум. Я обернулся. Возвращался Эдик. Он тащил здоровую дрыну – видно, давно углядел. Молодец Эдик, из него вырастет настоящий организатор. Вождь людей. Может быть, он поведет нас к светлому будущему. Ведь должно же оно наступить!

Эдик приставил дрыну к столбу изгороди, получилось надежно. Затем быстро, он мастер, взобрался наверх, стараясь не касаться верхней проволоки, ведь по ней может быть пропущен ток.

Там, наверху, он замер на минуту, вертя головой, соображая, как лучше спрыгнуть и как вести себя дальше. Мы смотрели, замерев. Даже собаки перестали брехать, смолкли, смотрели на него и ждали. Эдик балансировал наверху, над нашими головами, дрына скрипела. Наконец он оттолкнулся и прыгнул. Я поймал дрыну, которая пошла в сторону, и удержал ее. Потом полезла Светка, а я полез последним, и мне было труднее всех, потому что меня никто уже не мог страховать. Но ничего, обошлось. Если ток и был пропущен по проволоке, мы об этом так и не узнали.

Потом мы пошли к вольерам.

Мы близко подходить не стали, улеглись на холодную землю, чтобы не пугать собак, а то разлаются – не успокоишь. Но собаки все равно сильно лаяли, и сторож пошел к вольерам, чтобы посмотреть. Он бы нас обязательно увидел, но, когда его фигура уже показалась в конце прохода между вольерами, Светка прошептала:

– Назад!

Оказывается, она успела открыть пустую вольеру, и мы юркнули туда.

Сторож прошел совсем близко. Он был стариком, он хромал – дурачье столичники, что такого сторожа поставили на такой важный объект. Я поглядел на Эдика и понял, что он думает так же, как я. Может быть, наша задача облегчается. И мы спокойно выберемся обратно. Сторож ушел, а собаки еще немного полаяли, а потом привыкли и замолчали.

– Егор, – сказал Эдик, – твоя очередь. Иди смотри, кого с собой возьмем.

Меня животные любят, я, наверное, стану главным ветеринаром. Как будто я знаю их язык. Я знаю, что не только собака или кошка, даже курица имеет свой характер, бывают даже умные тараканы и глупые пауки. Все животные как люди. И у них иногда даже могут быть идеалы, но идеалы, я вам скажу, рабские – идеалы преданности, идеалы послушания. Но не бывает идеалов сознательной инициативы.

Светка и Эдик сидели в пустой вольере, а я пошел вдоль вольер, посвистывая и приглядываясь в темноте к собакам. Мне достаточно было света луны, чтобы увидеть их физиономии, заглянуть в глаза и наладить с ними хорошие отношения. А то и наоборот – почувствовать неприязнь, вражду, стервозность.

Голубчики и голубушки, мысленно говорил я, лишь шевелил губами. Вы даже не знаете, от какой жуткой участи я вас сейчас спасу, рискуя собственной жизнью. Вы хотели бы попасть в котел, а то и на сковородку? Вы знаете, как ножик мясника врезается в собачье горло? Вот и не узнаете теперь. Правда, всех вас нам с собой не унести за границу. Но зато мы всех освободим – и бегите, куда хотите! Вы сможете теперь жить в лесу, а то и перейти в другую страну. Да здравствуют свободные собаки всей Земли!

Я прошел вдоль всех вольер. В конце посмотрел на ворота. У ворот сидел, сгорбившись, сторож – как нам повезло, что он инвалид. Он сидел у костра, костер был маленький и, видно, совсем не грел. Я вернулся к ребятам.

– Все в порядке, – сказал я. – Давай поводки и ошейники.

Поводки и ошейники были веревочными, самодельными, но и такие годились. Я решил взять с собой только тех псов, которые были мне симпатичны и показали мне свою симпатию. Эти псы пойдут с нами через границу. А обыкновенные, глупые или неприятные, пускай гуляют, как хотят. По крайней мире, не кончат жизнь на сковородке.

Мы шли вдоль вольер. Светка быстро открывала двери, я заходил внутрь и говорил псу хорошие слова. Псы подходили ко мне и давали закрепить ошейник – какие умные животные! Как я их уважаю!

Мы взяли четырех псов. Одного, самого большого и умного, я его назвал Полканом, и еще одну белую поджарую хитрую сучку. Дамочку поведу я. Светка и Эдик поведут по одной собаке.

Тех, кого берем с собой, в наше счастливое царство, мы вывели из вольер. Потом, по команде Эдика, Светка быстро пошла вдоль вольер, открывая дверцы. Собаки как будто ждали этого момента, выскакивали из клеток и бегали по территории. Но почти не лаяли, понимали, что нельзя привлекать к себе внимание.

Я стоял с нашими, отобранными собаками. Они тоже вели себя смирно, как будто заранее все с нами обсудили.

А Эдик пошел к сторожу.

Сторож уже почуял неладное. Он поднялся и смотрел в нашу сторону, прикрывая глаза козырьком ладони, будто от этого ему было лучше видно. Он мог разглядеть, как по территории питомника носятся собаки, но не мог, старый, сообразить, что это означает.

– Эй! – крикнул он. – Есть кто чужой?

Некоторые собаки побежали к нему.

Старик колебался. Он вытащил из кармана свисток, поднес его к губам, но не свистел. Я понимал – этот человек боялся показаться смешным. Он хотел сначала разобраться, что же произошло.

И вот эта нерешительность его и погубила.

Эдик вышел к нему из-за вольер. И пошел спокойно, как будто так и надо. И старик все еще не свистел.

– Погоди, – сказал Эдик. – Закурить не найдется?

– Чего? – спросил старик.

Эдик был совсем близко.

– Я же тебе человеческим языком говорю! – произнес он раздраженным голосом. – Дай махорки!

– Какая махорка? Ты как сюда попал? Ты кто такой?

Старик стал было поднимать ружье, странно как-то поднимал, будто хотел толкнуть стволом Эдика, но Эдик прыгнул вперед и всадил перо старику под ребро. Тот закашлял, заплакал почему-то, начал повторять: «За что, а? За что, сыночек?» Эдик еще раз его резанул – по шее, – Светка отвернулась, не хотела смотреть. Я тоже не хотел смотреть, но это трусость – не смотреть. Александр Митрофанович всегда нас учит – не отворачивайся, даже если тебе неприятно. Надо смотреть правде в лицо. Старик замолчал, а Светка пошла дальше вдоль вольер, открывая их, собаки почуяли запах крови, некоторые рычали, а другие бежали к старику и лизали кровь, которой много натекло из него, даже странно, как много в нем помещалось крови.