Адмирал Колчак, верховный правитель России - Павел Зырянов

После таких потерь Каппель решил, что его армии лучше некоторое время не встречаться с противником. Было решено вёрст на 70 спуститься вниз по Енисею до устья реки Кан и по его руслу выйти в район города Канска. Путь по руслу реки, от деревни Подпорожной до деревни Усть-Борга, 95 вёрст, проходил по совершенно дикой местности, где не было ни одного посёлка, ни одного домика.

8 января на рассвете авангардные части вышли из Подпорожной. День выдался таким, каким известна сибирская зима, – солнце, мороз до 40 градусов и полное безветрие. Ехали на лошадях – верхом или в санях. По пути умерло несколько тифозных. Их складывали на лёд и ехали дальше. «Сколько их было, никто не знает, да этим и не интересовались, к смертям привыкли», – вспоминал генерал Филатьев, участник похода.

Хуже было, когда падали лошади. Достать замену было неоткуда. Все, кто остался без лошади, выбились из сил, замёрзли и не вышли с Кана.

Главное испытание ждало в конце пути. Там, где Кан стесняют отвесные берега, так что пройти по ним никак нельзя, – поверх льда разлилось целое море талой воды. Все подумали, что где-то бьют горячие ключи. Но в Сибири часто бывает так, что в сильный мороз река промерзает в каком-то месте до дна и течение останавливается. Тогда оно взламывает лёд и вода растекается по его поверхности, пока вновь не замёрзнет.

Лошади не вытягивали сани по воде и размокшему льду. Приходилось вылезать из саней и идти рядом. Валенки покрывались толстой ледяной коркой и становились неимоверно тяжёлыми.

Каппель, ехавший во главе колонны, соскочил с лошади, чтобы помочь поставить перевернувшиеся сани, и промочил валенки. Началось рожистое воспаление ноги, имевшее роковые последствия.

Арьергардные части вышли к Усть-Борге ночью с 10 на 11 января. Переход по Кану был сделан без ночёвки и занял около суток чистого времени. Запомнился же он его участникам на всю жизнь.[1410]

Канск, как и Красноярск, был занят взбунтовавшимся гарнизоном. Не заходя в город, остановились в деревне с характерным названием Голопупова. Кругом все деревни были заняты партизанами, подошедшими с Тасеевского фронта. Сдаваться им никто не хотел. Желающие сдаться ушли в Канск. Армия, пройдя ещё через одно «чистилище», выбила партизан из ближайшего села, а из следующего они ушли сами. Дальше она пошла гораздо увереннее.[1411]

В двадцатых числах января армия подходила к Нижнеудинску, надеясь встретиться там с верховным правителем. Верстах в 20 от города, в большом селе Ук, повстанцы попытались задержать «каппелевцев», но были жестоко побиты. Так что Нижнеудинск они отдали без боя. Но верховного правителя там уже не было. «Вся станция была забита чешскими и румынскими солдатами, оживлённо торгующими нашим же интендантским бельём и табаком», – вспоминал очевидец. Даже казённый овёс приходилось покупать у чехов по спекулятивным ценам.

В Нижнеудинске задержались на несколько дней. 25 января Каппель подписал приказ о назначении на своё место генерала Сергея Николаевича Войцеховского. На следующий день Каппель умер от гангрены и воспаления лёгких. Тело его положили в сани и повезли с собой, так что поход он окончил уже мёртвым.[1412]

В Иркутске армию Колчака – Каппеля считали уже несуществующей, забыли о ней, и поэтому появление её оказалось полной неожиданностью и для новых иркутских властей, и для союзного командования. В Новоудинске Войцеховский получил от генерала Жанена телеграмму с предложением «разоружиться и рассеяться». А из Иркутска был послан навстречу «каппелевцам» отряд в тысячу человек под командованием штабс-капитана Нестерова – того самого, который производил арест Колчака.

Встреча состоялась на станции Зима. Незадачливый штабс-капитан впоследствии объяснял свой провал тем, что «подвели» якобы чехи, вдруг ударившие во фланг и тыл. Чехи в это время действительно озлились на партизан, которые напали на их эшелон около станции Тулун и сильно его потрепали. Но участники Ледяного похода утверждали, что во фланг и тыл ударили не чехи, а 3-я армия. Повстанцы же, пытавшиеся спастись у чехов, были ими разоружены и доставлены в Иркутск. В числе немногих спасшихся был и Нестеров.[1413] По-видимому, «белая» версия выглядит всё же предпочтительнее, потому что силы были очень неравны: одна тысяча у Нестерова и около двадцати тысяч у «каппелевцев».

В Черемхове не было оказано никакого сопротивления. Армия быстрым маршем шла к Иркутску. От Жанена была получена новая телеграмма. «На каких условиях, – спрашивалось в ней, – генерал Войцеховский согласен не брать Иркутск и обойти город». В дальнейшем переговоры шли при посредничестве чехов. Новый главнокомандующий первым условием поставил освобождение верховного правителя, а кроме того – вывод из города мятежных войск, выдачу провизии и выделение армии части золотого запаса. На этих условиях он соглашался занять город на два-три дня и затем проследовать за Байкал.[1414]

7 февраля передовые части армии Войцеховского с налё та взяли посад Иннокентьевское в семи верстах от Иркут ска. Повстанцы, занимавшие посад, без боя бежали в город.

«Волжане» и «ижевцы» долго оставались в сёдлах, ожидая приказа идти дальше – на Иркутск.[1415]

Последние дни верховного правителя

Камера невелика: восемь шагов в длину, четыре – в ширину. У стены – железная кровать, напротив – ввинченные в пол столик и табурет. На стене – полка для посуды. В углу – таз и кувшин для умывания, выносное ведро. В двери – окошко для передачи пищи, над ним – кругленький волчок.

В первые дни Колчак, как вспоминала Гришина-Алмазова, сильно волновался, почти не ел, плохо спал, ходил из угла в угол. Его сотрясал простудный кашель.[1416] Но постепенно он успокаивался. В конце концов, катастрофа, его постигшая, – не только его личная. Это катастрофа многих людей. Это что-то почти геологическое. Ещё Толль своим острым глазом геолога мог заметить на обнаженном утёсе пласты, идущие вертикально, – следы былых катастроф, когда накопившая ся где-то в недрах энергия вздымала вверх одни из них и об рушивала другие. Не в силах одного человека сдержать такой взрыв, когда энергии своевременно не был дан выход.

Теперь настало короткое время подводить итоги и думать о недолгой своей жизни, о детстве, юности, о былом. Вспомнил ли он о своём товарище по выпуску Александре Рыкове, который в это время тоже доживал последние свои дни? Потеряв ногу в сражении в Жёлтом море, он перешёл на сухопутную службу, дослужился до генерал-майора, а в начале 1920 года был расстрелян в Архангельске. Другой однокашник, капитан 1-го ранга Александр Зарудный ещё раньше пустил себе пулю в висок. А вот красавчик Александр Пышнов, неважно учившийся, устроился на службу к большевикам.[1417] Так что разделение на красных и белых прошло и по их выпуску.