Книга гор (сборник) - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сергей! Они стали развитой цивилизацией! Это – в основном потоке истории. Это уже случилось. Не забывайте – мы с вами сейчас в прошлом.
– Не забываю, Маэстро. Кстати, об этом нам и придется поговорить. Насколько я понимаю, мой след в истории Земли отсутствует?
– Да. Вы не вернулись на Землю… разве что инкогнито… А это идея! В другом государстве, под чужим именем, неприметно…
Я захохотал:
– Маэстро! Вам так не терпится сплавить меня подальше? Избавиться от конкурента по управлению Храмами? Неприметная жизнь не по мне.
Похоже, Стас обиделся:
– Я лишь предложил вариант… Вдруг вы хотите вернуться на родину? Вашего следа в истории нет. Вы исчезли навсегда. Видимо, остались жить в галактике. На Таре или другой планете…
– В прошлом…
– В прошлом.
Маэстро насторожился.
– Сейчас я объясню, что собираюсь сделать, – вежливо сообщил я. – Храм выделит мне малый боевой корабль типа «Корсар». Я погружусь в него с женой и друзьями. И улечу в будущее. То есть – в ваше настоящее. В две тысячи сто тридцать третий год.
– Это безумие! – Маэстро вскочил. – Только там вас не хватало!
– Да? А Храмы считают, что я могу принести пользу для Земли в будущем. Они согласны осуществить временной переход.
– Храмы преувеличивают вашу роль в подавлении сектантов…
– Тебя бы туда, под бок кварковой бомбе! Привидение! У тебя умирали друзья?
– Да, – очень спокойно сказал Маэстро. – А у вас никто не погиб. Разве что Клэн… Даниил ведь жив-здоров.
– Это уже не тот Данька, что был в моем экипаже! Тот – погиб! Потому что должен был забыть свои приключения. Хватит с меня жизни в прошлом. Мы уходим в настоящее!
Секунду мне казалось, что Маэстро бросится на меня. Или предложит новый ментальный поединок… Но он неожиданно успокоился.
Я не буду спорить, принц. Берите «Корсар». Но учтите, вам не удастся проявить свои… таланты раньше тридцать третьего года. Вас не было в истории! Корабль вынесет вас к моменту Единения, к одиннадцатому апреля две тысячи сто тридцать третьего года. На следующий день после того, как темпоральная экспедиция проекта «X» ушла в прошлое.
– Ну и что?
– Вы попадете к моменту колоссального галактического стресса. Планеты узнают о Земле – родине Сеятелей. И о фангах, угрожающих всем людям. Вы окажетесь в мире накануне войны.
Я пожал плечами. Спросил:
– А нынешнее положение в галактике вы считаете миром?
Маэстро вяло улыбнулся:
– Сергей… Вы не знаете фангов. Вы и представить себе не можете, на что похожа война с ними.
У меня вдруг отпало желание спорить.
– Ничего, Маэстро. Я не очень боюсь этой войны. К тому же мне хочется взглянуть на фангов.
Лицо Маэстро искривилось. Словно я признался в копрофагии.
– Взглянете, принц… Но ведь истинная причина другая? Вы хотите уйти от заданности своих поступков. От детерминизма.
– Да.
– Сергей, это будет ложным уходом… Старая философская проблема о свободе воли решена. Мы несвободны. Нас несет основным потоком истории, и все, что нам дано, – это барахтаться более или менее энергично. Даже в настоящем, которое для вас является будущим, вы обречены делать то, чего потребует от вас ход истории. Свободы воли нет.
– Свобода воли, Маэстро, – это отсутствие человека, знающего твои поступки наперед. Вот и все.
Я встал – словно отсюда можно было уйти обычным путем. Поинтересовался:
– Мне нужно отдать Храму приказ о вашей «раскапсуляции»?
– Не обязательно. Когда вы улетите, я вновь стану для Храмов создателем – и единственным высшим контролером. Посижу здесь немного… и отключусь. Усну. До следующей плановой проверки или очередной нештатной ситуации.
– А скоро плановая проверка?
– Через десять лет. Когда позади тысячелетия, полторы сотни лет с пятнадцатью пробуждениями уже не гнетут, как вначале.
Мы смотрели друг на друга, словно осознав, что это последняя наша встреча – в уютном иллюзорном мирке Храма.
– Все-таки мы оба земляне, – тихо сказал я. – Счастливого дежурства.
– Счастливого будущего, – так же тихо отозвался Маэстро. – Удачи, принц.
Он протянул мне руку, и я не колеблясь пожал ее. Рука была теплой и твердой. Нормальная, сильная мужская рука. Маэстро оказался привидением самой высшей пробы. Теперь оставалось лишь пожелать и оказаться в ангаре Храма, где рядом с зеркальным шаром – боевым кораблем типа «Корсар» – ждали друзья. Эрнадо, Ланс, Редрак. Повизгивающий, грустный, лишившийся хозяина Трофей. И принцесса планеты Тар – Терри. Моя жена.
За те два дня, что мы провели на Земле, я успел обвенчаться с ней в православной церкви. Сам не знаю почему. Как не знаю и того, что заставило ее согласиться и на венчание, и на вечеринку с моими обалдевшими друзьями в маленьком городском кафе, и на вечер в лучшем номере самой дорогой гостиницы Алма-Аты. Очень удобно, что синтезаторы «Гонца» сумели скопировать образцы денег.
Может быть, она действительно меня любит? Принцесса Терри с планеты Тар…
Что-то упорно мешало мне уйти в свое свободное и загадочное будущее из несуществующего уюта, где останется размышлять о случившемся Маэстро. Неизбежность? Едва ли…
– Стас, – неожиданно для себя спросил я. – Данька… Даниил… с ним все было нормально?
– Да. Вы же доставили его прямо к порогу дома. И даже проследили, кто открыл дверь. С ним все в порядке.
– Я не о том. Стас, он был счастлив?
Помолчав, Стас пожал плечами:
– Он был известным… великим художником.
– В двадцатом веке были известные художники. Илья Глазунов…
– Я же о великих.
– И Марк Шагал.
Маэстро задумчиво смотрел на меня:
– Сергей, он стал великим художником. Тут уже не подходят обычные понятия счастья.
– Понятно.
– Возьмите в библиотеке кассету с его работами. Там есть и несколько биографий, весьма любопытных.
– Спасибо. Я и не подумал. Я возьму кассету с картинами – этого хватит. Маэстро, а он рисовал… космос?
Ловким движением Стас извлек из кармана пиджака яркую цветную открытку. Множественная фотография…
– Здесь десятка два его работ, самых известных. Посмотрите. Третья или четвертая – одна из немногих, где есть что-то космическое. Возможно, вам она скажет больше, чем мне.
Я не знаток живописи, но это был очень странный стиль. Если соединение сотен ярких, чистых тонов в одно цельное и гармоничное изображение – это и есть цветазм, то Данька придумал забавный стиль. Яркий и праздничный, как новогодняя игрушка. Тревожный и печальный, как ночное небо сквозь ветви дремучего леса.
Первая картина оказалась довольно обычной, художники любят мифологические сюжеты. И на Данькиной картине был Икар – мальчишка, его ровесник, с распахнутыми крыльями взлетающий к солнцу. Или падающий на солнце, не знаю – ракурс был очень странным.
