Cлово президента - Том Клэнси

– Но тогда почему Фаулер рекомендовал Райана Роджеру Дарлингу? – спросил Хольцман. – Он ненавидел Джека, но все-таки…

– При всех своих недостатках, а у Фаулера их немало, он честный политический деятель, вот почему. Да, он не любил Райана, может быть, это объяснялось личной антипатией, я не знаю, но Джек спас его, и Фаулер сказал Роджеру… Как это он сказал? «Надежный человек в критической ситуации», вот, – вспомнил Арни.

– Жаль, что он не разбирается в политике.

– Джек быстро овладевает этим искусством. Ты еще удивишься.

– Если у него будет такая возможность, он выпотрошит правительство. Я не могу…, то есть, я хочу сказать, что мне лично он нравится, но его политика…

– Каждый раз, когда мне кажется, что я понял его, он делает что-то неожиданное, и мне приходится напоминать себе, что у него нет определенной программы, – сказал ван Дамм. – Он просто выполняет свою работу. Я приношу ему бумаги, он читает их и принимает решение. Он прислушивается к тому, что ему говорят, – задает разумные вопросы, внимательно выслушивает ответы, – но всегда сам принимает решения, словно ему известно, что правильно, а что нет. Но, черт побери, Боб, почти всегда он оказывается прав! Ты понимаешь, я не могу разобраться в нем. Впрочем, это тоже не так. Иногда я не понимаю, чем он руководствуется.

– Словно пришел со стороны, – негромко заметил Хольцман. – Но…

Глава администрации кивнул.

– Вот именно – но. Но к нему относятся и пытаются его понять, словно он политический деятель с тщательно разработанной программой действий, которую он скрывает от всех.

– Значит, ключ к загадке Райана заключается в том, что нет никакой загадки… Вот ведь сукин сын! – засмеялся Хольцман. – А правда, что он ненавидит свою работу?

– Большей частью. Но ты бы видел его, когда он выступал на Среднем Западе. В тот момент Джек отдался этому всей душой. Люди, перед которыми он выступал, прямо-таки обожали его, а он тоже любил их, и это было заметно – и тогда он страшно испугался, что не сумеет оправдать их доверия. Никакой загадки? Совершенно верно, никакой. Как любят говорить игроки в гольф, самое трудное заключается в том, чтобы послать мяч прямо к лунке, верно? А тут все ждут от него каких-то хитростей. Да нет этих хитростей, нет совсем.

– Тогда в чем заключается фокус, если нет никакого фокуса? – фыркнул Хольцман.

– Боб, я просто пытаюсь контролировать средства массовой информации, понимаешь? Представления не имею, как ты изложишь это, разве что будешь придерживаться одних фактов, подобно тому как и полагается поступать журналистам.

Хольцману было трудно переварить услышанное. Он провел в Вашингтоне всю свою профессиональную жизнь.

– Значит, все политические деятели должны быть такими же честными и прямыми, как и Райан. Но они не такие.

– А этот такой, – огрызнулся Арни.

– Но как я скажу это своим читателям? Кто мне поверит?

– Действительно, сложная проблема, – покачал головой ван Дамм. – Я занимался политикой всю жизнь, и мне казалось, что я знаю все. Черт возьми, я действительно знаю все. Я один из лучших специалистов в своей области, всем это известно, и тут внезапно в Овальном кабинете появляется этот неотесанный мужлан и говорит, что король-то голый, и он прав. Никто не знает, что предпринять, разве что утверждать, что это не так. Система не готова для этого. Она способна заниматься только собой.

– И эта система уничтожит всякого, кто с ней не согласен. – Хольцман поморщился при мысли, что если бы Ганс Христиан Андерсен написал свою сказку «Новое платье короля» о Вашингтоне, то мальчишка, осмелившийся сказать правду вслух, был бы убит на месте собравшейся толпой лоббистов.

– Она прилагает все усилия для этого, – согласился Арни.

– Тогда что нам нужно предпринять?

– Это ведь ты сказал, что не хочешь стоять и наблюдать за тем, как распинают невиновного человека…

– Что же делать?

– Может быть, поговорить о беснующейся толпе, – предложил Арни, – или о коррумпированном королевском дворе.

Следующим отправлялся рейс 774 австрийской авиакомпании «Остриэн эйрлайнз». К этому времени процедура была отработана до мелочей и все происходило в пределах технических параметров.

Баллончики от крема для бритья наполнялись всего за сорок минут до вылета. «Обезьяний дом» находился недалеко от аэропорта, время отправления тоже было удобным, а зрелище людей, спешащих к трапу за несколько минут до вылета, не было чем-то необычным во всех аэропортах мира, особенно когда авиалайнеры вылетали ночью. «Суп» наливали в нижнюю половину баллончика через пластмассовый клапан, невидимый при просвечивании рентгеновскими лучами. Жидкий азот попадал в верхнюю часть баллончика, рядом с изолированным сосудом, расположенным в середине. Процедура подготовки была простой и безопасной. В качестве дополнительной меры предосторожности, но вообще-то даже излишней, наружную поверхность баллончиков опрыскивали едкими химикалиями и тщательно протирали; это делалось для того, чтобы успокоить посланцев. Баллончики были, конечно, очень холодными, но это не представляло опасности. По мере того как жидкий азот медленно закипал, избыток паров выходил через клапан в окружающую атмосферу, где просто смешивался с воздухом. Несмотря на то что азот является важной составляющей взрывчатых веществ, сам по себе это инертный прозрачный газ, не имеющий запаха. Он также не вступал ни в какую химическую реакцию с содержимым баллончиков, а клапан сохранял необходимое количество находящегося под давлением газа, который будет выбрасывать наружу «суп», когда в этом возникнет необходимость.

Баллончики наполнялись армейскими медиками, которые работали в защитных скафандрах, – они отказались работать без них, а всякий приказ всего лишь привел бы к тому, что они начали бы нервничать и проявлять излишнюю осторожность. Директор решил согласиться с их требованиями. Оставалось отправить еще две группы по пять человек в каждой. Вообще-то Моуди знал, что все баллончики можно было приготовить в одно и то же время, но было решено без крайней необходимости не рисковать. При этой мысли по его телу пробежали мурашки. Не рисковать без крайней необходимости? С тем содержимым, которое находится в баллончиках? Конечно.

Этой ночью Дарейи не спал, что было для него необычным. Несмотря на то что с течением времени он чувствовал, что ему требуется меньше сна, он никогда не испытывал проблем с тем, чтобы уснуть. По ночам, когда наступала тишина и ветер дул со стороны аэродрома, Дарейи слышал, как ревели двигатели авиалайнеров при взлете, – отдаленный шум, напоминающий грохот водопада, иногда думал он, или, может быть, землетрясения. Какой-то первобытный звук природы, далекий и полный мрачных предзнаменований. И вот теперь он почувствовал, как прислушивается к нему, стараясь представить себе, действительно ли он слышит этот звук или ему просто кажется.

Может быть, он начал действовать слишком поспешно? Он был старым человеком и жил в стране, где многие умирали совсем молодыми. Дарейи помнил болезни молодости, а позднее узнал об их причинах, известных науке, – они сводились главным образом к отсутствию водопровода и канализации, поскольку Иран был отсталой страной на протяжении почти всей его жизни, несмотря на долгую историю мощной страны и цивилизации. Затем эта страна ожила благодаря нефти и колоссальным богатствам, принесенным ею. Мохаммед Реза Пехлеви – шах-ин-шах – король королей, как гласила эта фраза, – начал восстанавливать страну, но допустил ошибку, делая это слишком поспешно и создав себе слишком много врагов. В темном прошлом Ирана, как и в позднейшие времена, светская власть находилась в руках исламского духовенства, а шах, начав освобождение крестьян, задел чувства слишком многих, и его врагами стали те, чья власть была духовной и к кому простые люди обращались, чтобы найти порядок в жизни, ставшей хаотичной в результате наступивших перемен. Даже при таких обстоятельствах шах едва не добился успеха, но именно едва, а это слово является убийственным для тех, кого мир создал для величия и славы.

Что думают такие люди? Подобно тому как он сам постарел и превратился в старика, так и шах стал стариком, умирающим от рака, которому было суждено увидеть, как труд всей его жизни рухнул у него на глазах за несколько коротких недель, как были уничтожены во время непродолжительной оргии сведения счетов его соратники. И сам он вскоре умер, испытывая горечь из-за предательства своих бывших американских друзей. О чем думал шах в последние дни своей жизни? О том, что слишком спешил добиться процветания своей страны, что зашел слишком далеко – или недостаточно далеко? Дарейи не знал этого, а ведь это было так важно теперь, думал он под отдаленный шум водопадов в тишине персидской ночи.

Двигаться вперед слишком быстро – значит совершить непростительную ошибку, чему учатся молодые и о чем знают старики, но не двигаться совсем или двигаться недостаточно быстро, идти недостаточно далеко или не проявлять достаточной настойчивости – значит фактически отказаться от достижения целей, которые делают людей великими. Как горько, должно быть, лежать ночью в постели, не в силах погрузиться в целебный сон, столь необходимый, чтобы снова обрести способность мыслить четко и ясно, думать и проклинать себя за навсегда упущенные возможности.