"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Его Святейшество ласково похвалил Элизу за строительство церкви и за ее работу в католическом образовании.

- Очень приятно, что вы, дорогая баронесса, несмотря на богатство и положение в обществе, не забываете о долге христианки, и помогаете страждущим людям, - заключил он, глядя на белокурую, прикрытую черной, кружевной мантильей голову:

- Я слышал, вы дали обет расширить и украсить церковь в Лурде, возведенную вашим покойным отцом, - его Святейшество перекрестился: «Я молюсь за его душу и буду молиться за вас».

Элиза сглотнула и заставила себя не плакать. На Пасху она собиралась, вместе с Виллемом, отправиться в Лурд. Девушка хотела искупаться в святой воде источника. Он открылся в гроте, где сестра Бернадетта говорила с Девой Марией.

- Может быть, - отчаянно думала Элиза, - может быть, что-то изменится..., Многие больные исцеляются в Лурде, я помню. Мы с папой поехали туда на следующий год после того, как Дева Мария явилась Бернадетте. Тогда же папа и начал церковь строить..., - она вытерла слезы с больших, серых глаз и покраснела:

- Ваше Святейшество, спасибо вам, я..., - Элиза не смела, попросить его помолиться о таком, однако папа улыбнулся: «Я напишу матери-настоятельнице обители в Невере, где приняла обеты сестра Бернадетта. Вы сможете с ней встретиться, лично. Помолитесь вместе...»

Они навестили и Лурд и Невер. Элиза на коленях отстаивала все службы, и купалась в воде родника. Сестра Бернадетта подарила ей вышивку своей руки, напрестольную пелену для алтаря церкви в Мон-Сен-Мартене. Ее торжественно внесли в здание, с крестным ходом. Элиза настояла, чтобы шахтеры в этот день отдыхали, и получили за него полную оплату. Свекор был очень недоволен. За обедом, позже, барон заметил:

- На вашем месте я бы меньше разъезжал по разным святым местам, дорогие мои. От этого дети на свет не появляются, - Элиза зарделась. Она почувствовала, как муж, под столом, нежно гладит ее руку.

Младший Виллем пожал плечами: «Я совершенно не против того, чтобы Элиза одна куда-то ездила, папа. Она взрослая женщина, ничего страшного в этом нет. Тем более, я занят, как ты сам знаешь».

Летом новых работников не нанимали, цены на уголь снижались. Инженеры и оставшиеся шахтеры приводили в порядок крепления, пробивали новые штольни, проверяли подъемники и систему вентиляции.

- Скоро осень, - Элиза слушала звон колоколов, - дядя Виллем сказал, что недели через две шахты начнут работать в полную силу. Новые люди в поселках появятся. Надо будет, чтобы кюре их навестили. Надо детей в школу записать..., - по дороге с вокзала в клинику Элиза зашла в часовню святого Антония. Она долго стояла на коленях перед статуей Девы Марии, глядя на огоньки свечей, на тонкое, строгое лицо. Девушка перебирала розарий. Элиза всегда носила четки в ридикюле, вместе с маленьким молитвенником.

- Сжалься над нами, грешниками, - попросила Элиза, - сделай так, чтобы у нас родился ребенок..., -она тяжело вздохнула: «Призри Маргариту, невестку мою, сохрани ей жизнь и здоровье. Дай ей вернуться домой, под кров семьи...»

Новости до них не доходили. Виллем, аккуратно, писал младшему брату. Он сам ездил в Льеж. Отправлять корреспонденцию из Мон-Сен-Мартена юноша не хотел. Однако все получаемые в замке письма просматривал свекор. Элиза надоумила мужа:

- Арендуй ящик на почтамте Льежа, и сообщи его номер Грегори. Твой отец ничего не узнает. Может быть, - она поцеловала Виллема в затылок, - Маргарита нашлась и спокойно живет в Лондоне.

Они простились на станции. Элиза, незаметно, пожала мужу руку:

- Я через два дня приеду, милый. Ты осторожней, - велела она. Виллем рассмеялся: «Я за год под землей все изучил, беспокоиться незачем». От жены пахло ландышем. Она была в скромном, сером шелковом платье и таком же капоре. Виллем устроил ее в отделении первого класса. Элиза наотрез отказалась от салона-вагона: «Незачем ради меня одной выводить его из депо». Юноша долго махал вслед поезду. Потом они собирались все вместе поехать в Остенде. Виллем вздохнул: «Папа опять будет ночевать в другой гостинице. Хорошо, что Элиза не догадывается, кого он туда привозит».

Девушка велела себе не волноваться. Еще раз перекрестившись, она толкнула двери клиники. Профессор Леклерк ждал ее внизу, в приемной. Врач, весело сказал:

- Ради вас, мадам, я пригласил коллег из Германии и Франции. Нас десять человек собралось. Обещаю вам, мы выясним, что происходит.

- А если Анри здесь? - в панике, подумала Элиза, поднимаясь по мраморной лестнице на второй этаж.

- И он..., Давид..., - она вспомнила красивые, темные глаза, и букет белых роз, что кузен подарил ей в Париже. Все телеграммы, которыми они обменивались, лежали в шкатулке Элизы. Муж туда не заглядывал, но девушка все равно устроила тайник под шелковой обивкой. Она перечитывала кабели, пожелтевшие, с наклеенными, черными буквами. От них пахло старой бумагой. Элиза, убрав бланки, стояла у окна своей спальни, глядя на холмы, окружавшие замок, на сосновый лес. Поселка и шахт отсюда видно не было.

Элиза вспомнила, что Давид хирург, а кузен Анри детский врач, и успокоилась: «Им здесь делать нечего». Осмотр был долгим и мучительным. Элиза краснела, закрывшись простыней, чувствуя ощупывающие ее руки. Она, облегченно, поняла, что все врачи были пожилыми. Ассистентка помогла ей одеться, за ширмой и принесла чашку кофе. Профессора удалились в кабинет Леклерка.

Ее позвали только через два часа. Девушка успела прочесть все старые газеты и выпуски Musée des familles, парижского журнала. В нем публиковались месье Дюма и месье Верн. Они с Виллемом выписывали все новые книги. Элиза напомнила себе, что в Брюсселе надо будет зайти не только в лавку за учебниками, но и купить мужу какой-нибудь подарок. Она вынула свой блокнот, и услышала голос: «Мадам де ла Марк, прошу вас».

Они даже нарисовали ей схему. Взглянув на четкие линии, Элиза поняла, что опять краснеет. Все оказалось очень просто. Она, до сих пор не веря, слабым голосом спросила: «Значит..., я никогда..., никогда не смогу забеременеть?»

- Судя по всему, нет, мадам, - развел руками Леклерк.

- У вас отсутствуют органы, выделяющие клетки, необходимые для зачатия. Такие случаи бывают, но редко. Однако, - он покашлял, - есть много сирот. Церковь их призревает, но ребенку, конечно, лучше жить в семье..., Посоветуйтесь с мужем, не скрывайте от него таких вещей, - Леклерк взглянул на бледное лицо девушки:

- Бедняжка. В двадцать два года услышать, что у тебя никогда не будет детей. Надеюсь, у нее хороший муж, человек, что ее любит..., Хотя из-за такого церковь аннулирует брак, можно не сомневаться. Мужчине нужны наследники. Она, наверное, после этого в монастырь уйдет.

Элиза нашла в себе силы поблагодарить консилиум, расплатиться и выйти на улицу. Вечерело, весь Лувен был залит низким, неярким закатным солнцем. Велев себе не плакать, девушка дошла до часовни. Элиза рухнула на колени в боковом приделе, перед статуей Мадонны. Она горько разрыдалась, уткнув голову в руки:

- Надо сказать Виллему. Нельзя его обманывать..., Но ведь, что Бог соединил, того человек не расторгнет..., - Элиза всхлипнула, - Виллем меня любит. Он не станет аннулировать брак..., Можно уехать, - поняла девушка, - уехать в Ренн. Скажу, что в Бретани деревенский воздух, чистый. В провинции лучше носить ребенка. Анри нам найдет в Париже сироту. Дядя Виллем не узнает ничего, никогда. Анри поможет оформить документы на маленького, - девушка вытерла слезы:

- Это богоугодное дело, христианское, воспитать младенца, - она сжала зубы и велела себе: «Вернешься домой и поговоришь с Виллемом, сразу». Элиза послушала вечерню и пошла на вокзал. В Брюсселе у нее был заказан номер в гостинице. Завтра, после визита к портнихе, она возвращалась в Мон-Сен-Мартен.

Профессор Леклерк запирал двери кабинета, когда сзади раздался озабоченный, мужской голос:

- Кажется, я разминулся со своей женой, баронессой де ла Марк, профессор. У меня были дела в Брюсселе, я задержался. Неудобно получилось..., - он покраснел, и снял шелковый цилиндр: «Барон де ла Марк. Я должен был прийти на консилиум вместе с мадам Элизой...»