Почти замужняя женщина к середине ночи - Анатолий Тосс

Тут мы воспользовались паузой и отпили немного из стаканчиков.

– Короче, у меня оставалось несколько вариантов, один из которых, повернуться и побежать назад к дому, я отмела с ходу. Кто они такие, чтоб мне дорогу преграждать и удовольствия лишать? Ну и вообще не в моей это привычке – сходить с дистанции из-за такой ерунды, как пристающие мужики. Ну и я вот так, пробегая мимо, не произнеся ни слова, даже не сбивая своего шага, втюхала ему жестким носком спортивной обуви в то самое место, которое когда хотят деликатно, то называют «пах». Но так как мне деликатничать с вами ни к чему, скажу по-другому: со всего размаха я залепила ему прям по яйцам. Вот так, на ходу, даже не снижая скорости, но и не прибавляя. Даже назад не оглянулась, как ему там, скорченному и скукоженному, товарищ его разогнуться помогает.

Тут мы переглянулись все меж собой. Я посмотрел на Илюху, он на меня, Инфант на нас, и мы согласились молча: вот это характер! Вот это выдержка! Вот это боевой настрой! Нам бы такой. Ведь это ж какую волю надо иметь и твердость духа, чтобы мужчину и по яйцам… И что б не обернуться даже… Во Жека дает, просто пример для подражания, не зря мы ее так ценим.

– А метров через двести, – продолжала наша подруга, запив двумя глотками красного, – слышу топот сзади. Я сразу поняла, что за мной, потому что, повторю, обувь у них была не спортивная, вот они каблуками о мостовую и постукивали. Я на всякий случай обернулась, смотрю – действительно они и действительно за мной. Конечно, мой первый инстинкт был остановиться и встретить их лицом к лицу, как Святогор Кочубея. Но потом вспомнила, как у Светогора все это трагически закончилось, и второй, более разумный инстинкт совладал с первым. И я припустилась не на шутку. Я вообще-то натренированная на длинные дистанции, даже скорость могу не сбавлять, но минут через пять слышу – каблуки по асфальту все же приближаются. Нагоняют, значит. Видимо, у них от боли и от обиды прыти резко прибавилось. Так бывает, я сама читала.

– И чего ты сделала? – не выдержал я накала.

– Ну а что мне оставалось? Убежать, похоже, не получалось, гибнуть в неравном бою было как-то неохота, все ж я не триста спартанцев. Да и Фрунзенская набережная не Фермопилы. Прохожих, как назло, никого, так что помощи ждать не от кого, да и какая у нас помощь от прохожих? Ну я и сиганула с парапета в воду.

– Куда, куда? – не поняли мы.

– Как куда? В реку и прыгнула. Вскочила на гранитный пьедестал и ступила вниз, в теплые, летние воды родной реки, которая и приняла меня ласково. Потому что я не только сухопутная, я еще и водоплавающая.

– Там же глубоко! – испугался я за Жеку.

– И высоко! – подхватил за мной Инфант.

– И грязно! – поморщился Илюха.

– Зато плавание полезно для всех органов без исключения. Не то что бег, – нашла оптимистический довод Жека. – Ну а они, злобные мои преследователи, конечно, постояли на берегу, постращали меня на будущее своим скудным словарным запасом, но сигать за мной в воду… Нет, на такое они, конечно, не решились. Слабо им оказалось. Да и не догнали бы они меня в воде, я в воде быстрее, чем на суше. Да и ботинки у них с каблуками.

– Да, с каблуками сложно, – согласился Инфант и почему-то тяжело вздохнул.

– Так они постояли минут десять. Покричали, чем умели, чем родители их научили, пока я водным оздоровлением занималась, переходя с кроля на брасс. Но сколько стоять можно, ну, еще пять минут? Ну, потом десять? И ушли они, как говорится в народном фольклоре, несолоно хлебавши. Хотя я никогда не знала: кто такая «солоно» и почему ее надо хлебать?

– А ты чего? – спросил я. Так как тревога за Жеку, за ее бескомпромиссный характер никогда не покидала меня.

– А что я? Как они ушли, так я стала прикидывать, как мне на сушу выбираться. Влево посмотрела, вправо, вперед, назад – везде высокие гранитные берега, отвесные гладкие стены. Одним словом, даже зацепиться не за что. Вот когда на берегу стоишь, кажется, что хорошо это, что река в гранитные берега одета. Красиво, да и наводнения не беспокоят. А вот когда в реке находишься, совсем другая перспектива, как оказалось, на гранит открывается. Неудобен он становится, потому что мешает на берег выбраться. Конечно, я понимала, что где-то там, впереди по течению, причалы должны находиться, но где они, сколько километров до них – понятия не имела. А против течения я совсем уже не хотела. Да и вообще что я, прогулочный катер, что ли?

– Ну и что ты решила? – снова обеспокоился я.

– Вот именно, что? – повторила за мной Жека. – Плаваю я вдоль высокой гранитной стенки, а на душе все хуже и хуже становится. Дело близится к вечеру, в общем сумраке с берега меня могут и не заметить, да и прохожих на набережной, как я уже говорила, не густо. Короче, светила мне перспектива всю ночь в грязной речке пробарахтаться до первых утренних теплоходов. Что меня нисколько не воодушевляло. Вот вы бы, – зачем-то обратилась к нам Жека, – что бы вы стали делать?

– Не знаю, – признал я свою растерянность.

– Я бы вообще не прыгал. Лучше насилие, чем эта отстойная река, – предложил свой вариант Илюха.

– Лестница тебе веревочная нужна была с железным крюком на одном конце. Как у ниндзь, – нашел еще один выход Инфант. – Чтобы когда его из воды метнешь, зацепиться за бордюр парапета. Ну а потом по лестнице и вылезти.

Мы все посмотрели на него с укоризной, особенно Жека, но ничего не сказали. Да и что тут скажешь? Кто его знает до конца, Инфанта, может, он и с веревочной лестницей по городу ходит, обмотав ею на всякий случай собственное тело под одеждой. Вот только за что он тогда крюк цепляет?

– Так вот, у меня оставался лишь один выход. Я решила привлечь внимание случайных поздних прохожих громкими звуками, – продолжила Жека. – Но не так, что, мол, на помощь, помогите, тону. Неудобно как-то так резко народ на берегу пугать, к тому же я и не тонула совсем. Да и что такое крики о помощи, как не проявление собственной слабости? Короче, я запела.

– Что, что? – не поняли мы с ходу.

– Песни я стала петь, вот что, – повторила для нас, непонятливых, Жека. – Потому что, рассудила я, если кто услышит с берега красивое женское пение, расстилающееся над вечерней водой, он наверняка захочет узнать: а где же сама певунья? Вот и появится у меня повод попросить достать меня из воды. Да и вообще я петь люблю, особенно когда акустика хорошая. Вот как у меня тогда была – водная гладь с гранитовыми высокими берегами.

– Кто ж это акустику не любит? – согласился Инфант, а мы с Илюхой ему поддакнули.

– Начала я, конечно, с эстрады. Я старую, лирическую предпочитаю, вот и подобрала ретро-репертуарчик, где тема воды явно присутствует. Типа:

«Мы с тобой два берега у одной реки»

и

«Твоя рука в моей руке, как островок в большой реке».

Потом перешла на:

«Как провожают пароходы».

А потом уж на совсем серьезное:

«Раскинулось море широко».

И что вы думаете, никакой реакции с суши. Не только ни рукоплесканий и цветов, вообще никакого интереса.

Тут я обеспокоилась – может, соображаю, неправильный репертуар подобрала. Может, устарел он, может, осовременить его надо. Но, как назло, ни одной попсовой песни про воду не знаю, потому что я вообще в современной попсе не очень. Не трогает она меня. И перешла я тогда на русский рок, который, если вы не знаете, жив еще. И про «поворот» спела из классики, и про «осень», и еще парочку на память – и опять никакого эффекта. Никто с гранитных перил не перевешивается, руку помощи не предлагает.

Тут я покачал озабоченно головой. Да и Илюха с Инфантом тоже разделили со мной волнение за Жеку.

– Повторяю, я вообще-то петь люблю, и вода мне обычно не мешает. Но это, как правило, в ванной. А тут мое речное выступление начало меня утомлять, вода в рот заливается, а она не только грязная, но еще и невкусная. Да и вечерний туман на реку стал ложиться, что совсем видимость ухудшило. И я пошла на крайность: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает…» – заголосила я, не сдерживаясь, мужественную, революционную песню, которая показалась мне сейчас особенно близкой. По тематике близкой, по ситуации и вообще по духу.

– Там плохая концовка у «Варяга», – напомнил я с беспокойством, так как тоже худо-бедно, но с фольклором был знаком. Хотя и никогда не исполнял его из речки.

– А мне, знаете, она помогла, – продолжила Жека. – Сверху над гранитной плитой раздался жизнерадостный собачий лай. Потом я различила склонившуюся вниз морду…

– Собачью? – предположил Инфант.

– Да нет. Человеческую, даже мужскую. А потом голос:

«Девушка, вы что там, тонете?»

«Да нет, держусь еще, – отвечаю. – Но вообще-то не мешало бы на берег выбраться. Просто берега не кисельные, а гранитные, да и река не молочная, а сточная».

«А как вы туда попали?» – снова интересуется сухопутный прохожий. А собачка где-то рядом с ним так и заливается радостным лаем.