Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции - Станислав Владимирович Дробышевский

болотах, для приматов это крайне специфическая среда; аналогом является разве что бамбуковый лемур с Мадагаскара. У ореопитеков были сравнительно небольшие лица и относительно небольшие клыки с ослабленным половым диморфизмом, что показывает их миролюбивость. Получается, что все базовые показатели ореопитеков были примерно такими же, как у наших предков, которые в это же время спускались на землю в Африке. Но сахелантропы вышли из леса, полного злых кошек, в саванну, полную злых кошек, и, вероятно, не почувствовали принципиальной разницы. Ореопитеки же миллионы лет жили расслабленной жизнью в полной безопасности и, думается, совершенно потеряли страх перед хищниками, как какие-нибудь дронты. Когда же при очередном понижении уровня моря с материка прибежали саблезубые, а за ними – гиены и прочие шакалы, тут-то потенциально прогрессивным, но беззаботным и к тому же очень вкусным ореопитекам пришёл конец. Получается, что одни и те же изменения климата в одно и то же время наших предков спустили с деревьев и сделали разумными, а ореопитеков отправили в палеонтологические музеи.

* * *

На одном и том же острове с ореопитеками жили жирафы – ранний Umbrotherium azzarolii и поздний U. engesserii. Из всех прочих жирафов они наиболее похожи на Decennatherium pachecoi, а потому могут быть включены в подсемейство Sivatheriinae. К сожалению, умбротерии известны только по зубам и фрагментам челюстей, так что внешний их вид и пропорции тела пока неизвестны. Но даже на двух видах умбротериев заметна местная эволюция: U. azzarolii уже был в полтора-два раза меньше сиватериев, а его потомок U. engesserii – и того меньше, да к тому же более гипсодонтный – кустов на всех уже не хватало, приходилось переходить на траву. Кстати, другие копытные острова тоже были мельче своих материковых родственников, ведь хищников не было, можно было расслабиться; и у них тоже прослеживается тенденция к гипсодонтии из-за увеличения трав в рационе. Ясно, что эти звери чувствовали себя хорошо – все чувствуют себя хорошо на курорте, – пока на острове не появились крутые конкуренты с Большой земли.

Ещё чуднее было на соседнем острове Гаргано. Тут эволюционировало эндемичное семейство Hoplitomerycidae, отделившееся от прочих парнокопытных в те времена, когда олени, полорогие, вилороги и жирафы не слишком-то отличались друг от друга. Гоплитомериксов долго считали оленями, некоторые палеонтологи сближали их с полорогими, а по части признаков они оказываются скорее родственниками вилорогов и жирафов. Фауна Гаргано вовсе не имела больших хищников, место которых заняли гигантские ежи Deinogalerix koenigswaldi. Копытных конкурентов тоже не было; из растительноядных тут имелись лишь грызуны. В таких тепличных условиях дестабилизирующий отбор создал целую плеяду видов гоплитомериксов – Hoplitomeryx matthei, H. devosi, H. macpheei и H. kriegsmani, а на соседнем острове Сконтроне близких Scontromeryx minutus, S. falcidens, S. apulicus, S. apruthiensis, S. magnus и S. mazzai. Все они так или иначе были похожи друг на друга, отличаясь размерами и деталями строения. Видимо, в отсутствие конкуренции потомки каких-то случайно заплывших сюда копытных заняли все возможные экологические ниши и дали великое разнообразие. Ситуация аналогична знаменитым дарвиновым вьюркам Geospizinae на Галапагосах, плиоценовым кроликам Nuralagus на Менорке и плейстоценовым оленям Candiacervus на Крите: все они в кратчайшие сроки давали необычайно широкую радиацию видов с широчайшим индивидуальным и видовым разбросом признаков при сохранении единого плана строения.

Объединяла всех гоплитомериксов пятирогость: два козлиных рога были закинуты назад над глазами, два маленьких торчали по бокам сразу за глазами, а один самый большой непарный торчал из середины лба перед глазами. Образ дополнялся саблевидными клыками.

Многорогость возникала неоднократно, но именно среди жирафов и их родственников она стала особо модной. Превзошёл гоплитомериксов только плиоценовый вилорог из Флориды Hexameryx simpsoni с его шестью рогами; хотя, строго говоря, у него было всего два рога, только дважды ветвящихся низенько-низенько.

Но островные чудеса эфемерны и недолговечны. Как и в случае с Мареммой, острова Гаргано и Сконтроне соединились с материком в самом конце миоцена, когда из-за продолжающегося похолодания и роста полярных ледовых шапок уровень океана понизился. И чудесные пятирогие вилорого-жирафо-псевдо-олени кончились.

Ранний плиоцен. 5,333–3,6 млн л. н.

Климат, враги, конкуренты

Плиоцен – совсем короткая эпоха, но даже в этот небольшой промежуток времени успело произойти всякое интересное. Первая половина плиоцена была ещё более-менее стабильной. Средние температуры, хотя потихоньку сползали, всё ещё были на 2–4 °C теплее современных. Аридизация дошла до того, что большая часть Африки покрылась зарослями буша – уже не дождевого леса, но ещё и не травяной саванны.

* * *

В этих условиях растительноядная фауна стала чрезвычайно богатой, а на неё покушались самые разнообразные хищники. Одних саблезубых в одной только Африке расплодилось немерено: Amphimachairodus kabir, Metailurus obscurus и Dinofelis petteri; рыскали и примитивные представители современных видов – леопарды Panthera pardus, львы P. leo и гепарды Acinonyx jubatus – и это только большие кошки! А ведь были ещё и гиены – бегающие Chasmaporthetes nitidula и Lycyaenops silberbergi, пятнистые Crocuta dietrichi, бурые Parahyaena howelli. Шакалы, лисы и медведи, хотя и меньше доставали наших предков, тоже вполне могли утащить детёныша или задушить ослабленного австралопитека.

* * *

Конкуренты влияли на людей и жирафов не хуже врагов. Огромные стада свиней, антилоп, быков, гиппарионов, носорогов, слонов и прочего копытного зверья заполонили африканские и евразийские саванны. Верблюды, обрётшие свои суперспособности в супераридной Америке раньше и дошедшие до большей специализации, пришли в Евразию, где в плиоцене мы видим, например, Paracamelus alexejevi, крайне похожего на элладотерия; да и современные верблюды принципиально такие же. Не исключено, что конкуренция верблюдов и жирафов подстёгивала удлинение последних и истребляла всех недостаточно вытянутых.

Показательно распределение крупных млекопитающих в эфиопском местонахождении Арамис с древностью 4,4 млн л. н.: четверть составляют лесные антилопы Tragelaphus kyloae, а треть – колобусы Kuseracolobus aramisi. Лесные антилопы экологически весьма напоминают примитивных жирафов типа климакоцератид и пролибитериевых. Вероятно, успешная эволюция антилоп сказалась на вымирании жирафов умеренного сложения и подстегнула прогресс длинношеих версий.

В Кении листья на деревьях вперёд жирафов подъедали примитивные колобусы Cercopithecoides kerioensis, потомки которых в более поздние времена плотно освоили лесные кроны. Если в раннем миоцене в каждом местонахождении обнаруживается много видов человекообразных и один-два – мартышкообразных, то теперь ситуация изменилась на обратную. Мощнейшую конкуренцию людям составили павианы – прежние Pliopapio alemui и новые Parapapio ado, чуток подросшие по сравнению со своими позднемиоценовыми пращурами и ставшие оттого только злее.

Заря людей, закат жирафов

Люди раннего плиоцена эволюционировали