Тойво - Александр Дьяков

– Там разные заводы, одно делали в Софии, другое в Пловдиве

– Икарус, дружок, делали в Венгрии. В голосе и поведении Лушникова произошла угрожающая перемена. Ты кто такой? Спросил он по-русски. Стало ясно, что это прокол. Лушников почему-то перестал быть пьяным, его мысль собралась в точку, и в этой точке встретились русская речь Стоуна, болгарский Икарус и лайнер, который можно утопить.

В этом ресторане подавали отличный стейк. Так, как здесь, его не готовили больше нигде. Его начинали томить в пароконвектомате, но недолго затем относили на открытый огонь. И получалось интересное сочетание: жёсткое, с кровью мясо внутри, но хорошо прожаренное снаружи. С корочкой и с запахом шашлыка. Публика его так и называла «Шашлык, пожалуйста». Куски были огромные. Чтобы разрезать такое, к блюду подавались не столовые никчёмные ножи, а хорошие фирменные, а-ля кавказские кинжалы.

Такой стейк и такой кинжал лежали перед Вадимом Лушниковым. И ко всеобщей неожиданности достопочтенный главный редактор известной газеты, уважаемый лидер диаспоры, добрейший собиратель трав и импозантный любимец женщин схватил нож и дилетантски, через весь стол, сунул его Стоуну в рёбра.

Впрочем, опыт был на стороне фокса. В дальнейшие секунды его тело делало всё автоматически. Стоун видел, как его собственный торс сместился в сторону, как его рука перехватила руку соперника, помогла ей ткнуть ножом пустоту и потащила дальше так что Лушников залетел пузом на трапезу. А потом, когда в теле главреда не осталось ни инерции, ни сообразительности, ни воли рука Стоуна всадила этому телу нож в шею. Почти по самую рукоять. Брызнула высокая струя крови, и раздался хлюпающий звук. Он почему-то был для Стоуна ярко выраженным, громче, чем женские визги где-то на фоне.

Конец ознакомительного фрагмента.