Выбираю любовь - Барбара Картленд

Проснулась она уже вечером и тут же почувствовала, что ужасно голодна.

Виола позвонила, и ей принесли поднос с едой. Через четверть часа, Когда она уже покончила с омлетом и допивала чай, в спальню вошла леди Брэндон.

Виола замерла. Ее фиалковые глаза потемнели от страха – она ждала, что сейчас разразится настоящая буря.

– Ты что здесь делаешь? – грозно вопросила леди Брэндон.

Сидя в роскошной театральной ложе и ожидая поднятия занавеса, Виола размышляла о том, что должна быть благодарна графу Кроксдейлу.

Именно его приглашение умерило гнев леди Брэндон и спасло Виолу от неминуемой физической расправы.

А в том, что мачеха чрезвычайно разгневана, не было никаких сомнений – она то и дело награждала Виолу бранными словами, доказывая, что та вела себя как трусиха и безвольная дура.

Но, как ни странно, леди Брэндон поверила в то, что Виоле действительно стало дурно в зале суда, и на время прекратила свою брань, чтобы дать падчерице возможность одеться для предстоящего посещения театра.

– Лорд Кроксдейл убедительно просил нас сопровождать его сегодня вечером, – сказала леди Брэндон. – И хотя тебе должно быть стыдно, что ты идешь развлекаться, в то время как эти героические женщины томятся в тюрьме, мы не вправе отказать графу.

Виола обрадовалась. Значит, она все-таки пойдет в театр, и ей не придется сидеть дома и выслушивать мачехины оскорбления и угрозы!

Девушка начала поспешно переодеваться, стараясь выглядеть привлекательно, раз уж ей предоставилась возможность побывать на театральной премьере.

Платье, которое она выбрала на сегодняшний вечер, и впрямь было восхитительным. Хотя леди Брэндон всей душой ненавидела свою падчерицу и на каждом шагу унижала ее, в модных нарядах от лучших лондонских портных она ей никогда не отказывала.

Да, по правде сказать, ладная, хотя и немного худощавая фигурка Виолы делала честь любому наряду. Вот и сейчас в дорогом белом платье и палантине из гагачьего пуха она выглядела изумительно.

Похожая на сказочного эльфа, Виола выделялась даже на фоне изысканной театральной публики, а ведь сегодня здесь собрались на премьеру все сливки лондонского общества, среди которых было немало признанных красавиц.

Сверкая бриллиантами и ослепительной белизной кожи в глубоко декольтированных платьях, эти дамы в разноцветных туалетах рядом со своими одетыми в черное спутниками и впрямь выглядели как райские птицы. Это сравнение, которое когда-то употребила мать Виолы, вспомнилось девушке сейчас, когда она смотрела в партер сверху.

Хотя до этого она неоднократно бывала в театре, ей еще ни разу не доводилось сидеть в такой большой и красиво убранной ложе.

Виола заметила, что кое-кто из публики с любопытством поглядывает в их сторону, пытаясь понять, что за дамы сидят сегодня в ложе графа Кроксдейла.

Театральная премьера – событие всегда волнующее, полное неизъяснимого очарования как для самих актеров, так и для публики…

Зрители в ожидании волнующего зрелища гудели, словно растревоженный улей. Во всем зале ощущалась праздничная, приподнятая атмосфера. Все затаив дыхание ждали чуда.

И вот наконец занавес поднялся. Зрители попроще, сидевшие на галерке, вскакивали со своих мест и бешено аплодировали каждой появлявшейся на сцене знаменитости. Ради премьеры в театр явились даже держатели богатых лож, обычно не жаловавшие его своим присутствием.

По мнению Виолы, ничто не могло сравниться с элегантностью этих мужчин, одетых в черные сюртуки, белоснежные крахмальные рубашки с высокими воротниками и ослепительно белые галстуки.

Даже граф Кроксдейл, к которому девушка питала необъяснимое отвращение, в этот вечер произвел на нее весьма благоприятное впечатление своей наружностью.

Он предложил своим гостьям – Виоле и ее мачехе – слегка закусить перед началом спектакля и пригласил отужинать с ним вместе после представления.

Поданный им обед, хотя граф скромно назвал его «легкой закуской», был настолько изыскан, что превзошел все ожидания Виолы.

Начали с икры. За ней последовала дичь – искусно приготовленные крошечные птички-овсянки. В то время они как раз были последним словом гастрономических изысков, так как очень нравились королю, а поскольку водились только на континенте, стоила эта экзотика чрезвычайно дорого.

На десерт подали персики, выращенные в собственной оранжерее графа в его имении Кроксдейл-Парк. Приготовленные особым образом в винном соусе, эти фрукты были поданы к столу весьма эффектно – горящими.

Граф и леди Брэндон пили шампанское, так же как четвертый участник трапезы, пожилой господин, который занимал разговором мачеху Виолы и таким образом дал возможность графу беседовать исключительно с юной гостьей.

Виолу не покидало ощущение, что граф все подстроил специально. А когда в театре она оказалась рядом с ним, в то время как леди Брэндон и ее спутник сели в противоположном углу ложи, подозрения Виолы превратились в уверенность.

Пока она разглядывала публику в зрительном зале, граф не сводил глаз с нее.

Но вот занавес поднялся, и Виола забыла обо всем на свете. Теперь существовали лишь изумительная музыка Легара да яркие краски и волшебные голоса артистов.

За обедом граф рассказал своим гостям, насколько важно, чтобы сегодняшнее представление увенчалось успехом.

Дело в том, что Джордж Эдварде, известный в театральном мире под прозвищем Хозяин, в настоящее время находился в весьма затруднительном финансовом положении.

Казалось, удача отвернулась от него. Он всегда славился особым чутьем и действовал без промаха, а сейчас, похоже, утратил эту способность, и пьесы, выбранные им для постановки, часто оборачивались провалом.

Он по-прежнему каким-то сверхъестественным чутьем угадывал вкус публики, но вот что касается остального… Декорации почему-то стали ему стоить дороже, выручка от билетов теперь намного снизилась, да и пьесы выдерживали всего несколько представлений, не то что раньше.

Старый театральный волк, Эдварде понимал, что его детищу отчаянно нужны перемены. И как раз в это время, словно по мановению волшебной палочки, возникла зажигательная оперетта Ференца Легара.

– Главную партию Эдварде отдал красотке Элси Шандаун, – сказал граф. – Вы, должно быть, слышали об этой артистке. Голоса маловато, зато очень хорошенькая.

– О да, очень! – тоном знатока подтвердил пожилой господин.

Виола никогда прежде не видела Элси Шандаун, но красота и утонченность, а больше всего – блеск, присущий этой артистке, к концу представления завоевали сердце не одной только Виолы, а всего зала.