Пустыня (СИ) - Щепетнёв Василий

А тут и самолет пошёл на посадку. Сел гладко, стакан воды бы не расплескался в руке. Пилоты — мастера. Машина — ласковый и нежный зверь. Ну да, опасаюсь я полетов, плюс еще волнение перед турниром, вот и дал слабину.

Прямо в аэропорту меня встретил сотрудник посольства. Сосед по перелёту не знал, что и думать обо мне: кто я, немец? Или советский человек, но сын очень большой шишки?

Я Чижик. Но ему, соседу, видно, не до шахмат, раз не узнал меня. Что слава — тлен.

К тому же я был в солнцезащитных очках. И в салоне самолета тоже. Хороших, немецких. Сорок марок, однако. Что ни думай о собственном здоровье, а солнечный свет меня угнетает.

А тут, в Триполи, солнце светит пятикратно против Чернозёмска. Высоко-высоко и ярко-ярко. Нельзя без солнцезащитных очков. И легкой шляпы-канотье, сто десять марок! И костюм из чесучи. На мне. А в чемодане еще два. И — сюрприз от девочек — авторский летний костюм а ля матрос черноморского флота. Легкая парусина, полувоенный покрой. Никаких шорт, ни-ни. Солнце вызывает рак кожи. Научно доказано. Наши прабабушки это понимали: в солнечный день ходили с зонтиками, в длинных юбках, в кофтах с длинным рукавом, или носили нитяные перчатки. У меня тоже есть перчатки. Лайковые. Две пары. Но на весь турнир не напасешься. Надеюсь, у них найдется приличная химчистка. И прачечная.

Об этом я и спросил посольского человека, атташе по культуре, пока ждал багаж.

— В Триполи есть, безусловно. Вполне европейского качества. А в Джалу — не знаю.

— В Джалу?

— Это особый город, одна из резиденций Каддафи. В пустыне.

— В какой пустыне?

— Сахаре, какой же ещё. Завтра в девять утра туда отправится самолёт, специальный рейс для участников турнира. Вы отдохнете и переночуете в посольстве, а утром мы доставим вас в оргбюро турнира, откуда участники отправятся в аэропорт. Нет, не международный. Военный. В Джалу летают с военного аэродрома.

Мы приехали в посольство. Не шикарное, нет, но своеобразное. Колоритное. При виде посольства на ум приходит дом Верещагина из «Белого солнца пустыни». Ну, побольше, но похож. Может, из-за белого солнца. Настолько белого, что кажется черным. Физики говорят, что солнце — абсолютно чёрное тело.

Вид из окна посольства

Мне показали комнату. Какая уж есть.

— Я бы хотел ознакомиться с городом.

— Тут днём жарко, за сорок. Нет, не думаю, что это хорошая идея. И, нужно сказать, Триполи — не самый безопасный город. Арабы, конечно, большие друзья нашей страны, но вас они могут принять за англичанина или француза, вы ведь арабского не знаете?

— Не знаю.

— Ну вот, а англичан здесь недолюбливают. Как и европейцев вообще. Кроме нас, конечно. Нет, посидите, почитайте прессу, посмотрите телевизор… правда, телевидение тоже на арабском языке. Посол увидится с вами вечером. Штат у нас небольшой, а работы последнее время невпроворот, вы же видели — полный самолёт, — я понял, что атташе хочет от меня отделаться. Да и в самом деле, что он мне, нянька, что ли? Посижу в комнате. Подумаю. А там видно будет.

Вид из окна был унылый, даром, что столица. Даже столбы с проводами выглядели провинциально — деревянные, темные от пропитки, с белыми изоляторами на стальных крюках. Как у нас в Сосновке. И редкие прохожие в белоснежных одеяниях. И в небелоснежных. И в обыкновенных европейских костюмах — квартал, в котором размещалось посольство, был не из последних. Но и не из первых. Далеко не из первых.

Ну, и скажи я сейчас атташе о своих видениях — что он подумает? Ничего хорошего он не подумает. Может, я на солнце перегрелся, или просто побрекито.

И в самом деле, куда мне идти, одному в арабском городе? Заблужусь, как Геша Козодоев по Стамбулу, шьёрт побьери. Если то был Стамбул.

А гидом моим атташе явно быть не хотел. Или не мог. Действительно, целый самолет прилетел. Да хоть и половина — это же множество людей и множество проблем. Серьёзных. Не в деревяшки играть они будут. И потому в посольстве горячие деньки.

Но тут пришел… даже не знаю посольского штата, кто-то из обслуги. Местный, смуглый араб, и на ломаном английском спросил, не желаю ли я кофе или чего-нибудь ещё.

Я не стал выяснять, что стоит за этим «чего-нибудь», и согласился на кофе.

Кофе был отменный. То ли по-арабски, то ли по-турецки, но и крепкий, и ароматный. Вот только горький. Так и положено. Турки сладости к кофе вприкуску любят.

Но я был оставлен без сладкого.

Глава 10

10

14 мая 1976 года, пятница

К югу от Бенгази

— Под крылом самолета о чём-то поёт пустыня, пустыня моя… — звучал в голове Магомаев. Нет, он не пел эту песню на самом деле, но я, как музыкант, могу вообразить, что пел. И сейчас поёт.

А под крылом — действительно, пустыня.

Мы летели в Джалу — город, о котором в посольстве знали крайне мало. Да ничего не знали, если начистоту. Небольшой городок в двухстах километрах к югу от Бенгази. Кажется. Потому что на картах не значится. Промышленного значения не имеет. По некоторым данным, там находится одна из резиденций лидера Ливийской Революции полковника Муаммара Каддафи. Иностранцы в Джалу не бывают, и трудно было бы им там быть: для поездки нужно особое разрешение, которое пока никому не давали. Да никто и не просил, если честно. Потому что ведет туда грунтовая дорога, которая и не дорога вовсе, а так… верблюжий шлях. Связь с миром осуществляется авиацией. Ливийской, естественно.

Вот нас и переправляют — ливийской авиацией. Самолет, правда, наш, советский, Ан-24. Но экипаж ливийский. Военные летчики. В посольстве сказали, что они учились пилотировать в Советском Союзе. Что радует.

Нас, пассажиров, едва треть салона. Пятеро участников турнира. Остальные уже там, в Джалу, со вчерашнего и позавчерашнего дня. Несколько арабских журналистов. И еще военные. По своим делам летят.

Шахматистов распознать легко. По европейскому цвету лица. И по несколько озадаченному виду. Восток, он восток, хотя для меня лично это запад. Двадцать градусов к западу от Черноземска. Разница во времени — два часа. Что приятно — никакого десинхроноза не будет. Два часа разницы — сущий пустяк.

С соперниками мы обменялись коротенькими моргенами. Между собой они говорили больше — тут все друг друга знают, на турнирах встречались не раз, не два и не пять. А я в таких эмпиреях человек новый. Хотя и обладатель очень высокого рейтинга, но что рейтинг, личные знакомства важнее.

Ничего, познакомимся. За два-то с половиной месяца.

Стюардесс в самолете нет, это вам не «Аэрофлот». Вместо симпатичных девушек в синей форме — сержанты. Впрочем, мундиры на них сидят хорошо.

Нет, вина не предлагают. Водки тоже. Только безалкогольные напитки. Минеральную воду. Да, да, боржом! Натуральный советский боржом! Не думаю, что специально для меня, просто наша внешняя торговля порой творит чудеса. Я слышал, что в Танзанию как-то отправили партию валенок. Зачем? Не знаю. Кто их купил — тоже не знаю. Но факт есть факт: я сижу у окна и пью боржом из разового картонного стаканчика, гляжу в иллюминатор, и вижу под крылом самолета море песка. Океан песка. Потому что внизу — знаменитая Сахара. По которой когда-то бродили стада антилоп, водились львы и слоны, но это было давно, во времена первых фараонов. Сейчас это пустыня, но дайте срок — и Сахара станет самым цветущим местом на Земле! Вождь Ливийской Революции победит и пустыню! Так написано в брошюрке, что мне дали в самолете.

Оно бы и хорошо — победить пустыню. Чтобы внизу была многажды описанная Жюлем Верном, Буссенаром и прочими беллетристами саванна, населённая слонами, туземцами и отважными путешественниками. Но, опасаюсь, в двадцатом веке не получится. Вряд ли. Может быть, позже.

И я представил, как с помощью антигравитатора поднимаются в воздух огромные айсберги, которые только мешают судоходству, поднимаются и переносятся сюда, в Сахару. Посреди знойной пустыни в ложах высохших сотни тысяч лет назад озёр появляется массивы льда, миллиарды тонн пресной воды. За какое время он растает? Сухие ветры будут жадно поглощать испаряющуюся влагу, но, поглотив, станут не такими уж и сухими. А там в озеро доставят новый айсберг, и ещё, и ещё, и ещё…