Байки офицерского кафе - Сергей Козлов

В чем же секрет, спросите вы?

Их много, но один из них — знание национальных особенностей подчиненных.

В карауле отдыхающей смене запрещено укрываться шинелями. Не вдаваясь в причины этого запрета, скажу лишь, что спать все же лучше, укрывшись. Спать, если холодно, одетому в шинель, как того требует устав, не здорово. Поэтому обычно караульные стремятся нарушить этот запрет. Однако начальник караула и проверяющие лица борются с этим нарушением. Как-то раз, будучи начальником караула, я засек, что мои старослужащие и сержанты спят под шинелями. Я приказал унести шинели. Когда молодой боец выполнял мою команду, один из сержантов сказал ему на родном языке что-то. Языка я, конечно, не знал, но о сути сказанного догадался. Мол, начкар все равно сейчас ляжет спать — его время отдыха. А ты тем временем нам шинели обратно принесешь. Тогда я сказал магическую фразу: «А кто шинелями в карауле накроется, я того все!..».

Разочарованию моих подчиненных не было предела. А суть была вот в чем. На Кавказе считается страшным оскорблением, если ты ругнулся, упомянув кого-то из родственников. Если для русского человека «е… твою мать», как с добрым утром, то на Востоке это воспринимается буквально. Тем не менее, как бы в шутку, они иногда переругиваются. «А я твой рот… А я твой жоп… А я…» — и так далее. Причем здесь могут упоминаться все родственники. Самым страшным считается сказать: «Аяе… твое все и живое, и мертвое!». Это означает, что у собеседника не осталось ничего не оттраханного и никого нет из родственников ни среди живых, ни среди мертвых, кого бы не коснулся детородный орган оппонента.

Если человек не хочет, что бы кто-то делал то или иное, он часто говорит: «Я того все кто сделает то-то». И тогда считается, что если другой человек знал, что так было сказано, и все равно сделал что-то, что говоривший как бы запретил, его действительно поимел говоривший. Дурь, конечно, но таковы национальные особенности. Именно знанием их я и воспользовался. Скажу, что сразу после сказанного мной, сержанты по-русски молодому сказали, чтобы шинели не приносил.

Мой сослуживец Вася Шараевский, командуя «партизанами», даже строил их таким образом. Он объявлял: «Кто не встанет в строй через минуту, того все…». Самое смешное в том, что взрослые мужики, призванные на переподготовку, спешили в строй, услышав это. До этого можно было подавать команду «Рота! Становись!» хоть до второго пришествия Христа.

О том, как болезненно реагируют местные на всякого рода ругательства, может свидетельствовать такой случай. Однажды Гриша Бородин, будучи начальником караула, был свидетелем такого диалога двух арестованных. Армянин подрался с азербайджанцем и теперь, сидя в разных камерах гауптвахты, переругивались, виртуально трахая родственников друг друга самыми извращенными способами. Когда же не осталось девственников ни с той, ни с другой стороны, один из них нашелся и выдал фразу: «А я имел тот гвоздь, на котором висит портрет твоей семьи!». Что тут началось! Оскорбленный таким изощренным способом чуть не вынес дверь своей камеры, пытаясь добраться до обидчика.

Порнография или реклама?

Условия жизни холостых офицеров в Лагодехи были не райские. Однако вполне сносные, по сравнению с некоторыми другими местами службы. В части работала офицерская столовая, где нас за сорок рублей в месяц вполне прилично кормили. Правда, бывали периоды, когда повариха — жена замполита батальона связи, увлекалась обеспечением своей семьи… Но в целом, жить было можно.

Для проживания холостым предоставлялось общежитие. Одна из квартир финского домика, выделенная нам, в момент моего приезда была отделана, как говорили ее обитатели, «под пещеру». Если исключить одну из комнат, где проживали два хозяйственных и почти не пьющих «старлея», то все остальные комнаты были лишены обоев и каких-то других украшательных излишеств. Из удобств в домике был только свет.

Спустя некоторое время мы с Шурой Косинцевым оклеили и свою комнату, и «общий зал», где проходили «винные сессии», вполне приличными обоями, покрасили полы, побелили потолок. При этом на все мы истратили одну из наших лейтенантских зарплат. «Общага», в целом, и наша комната, в частности, преобразились. Чтобы было не скучно, стены своей комнаты мы оклеили вырезками из различных и, главным образом, «вражеских журналов», несущих чуждую нашему строю идеологию. Однако обнаженные девицы были совсем не чужды нашему восприятию, тем более живых в Лагодехи днем с огнем не сыскать. Оба мы неплохо рисовали и оформили «общий зал», расписав его стены сюрреалистическими сюжетами «а ля Дали», а свою комнату украсили плакатами своего изготовления.

Правда, дебют моего первого плаката был неудачным. В разгар ремонта в «общагу» прибыл комбриг, подполковник Фисюк. Увидев на двери нашей комнаты плакат, где на фоне силуэта в шляпе была изображена рука с револьвером и надпись поясняла, что «собакам и падшим женщинам вход воспрещен», он пришел в ярость, почему-то приняв запрещение на свой счет. Разрывая плакат на куски, Фисюк громогласно интересовался, кто он, собака или падшая женщина. Опустив глаза долу, я сказал, что он может выбрать любой из вариантов, наиболее близких ему по духу. Не уверять же мне его, что это к нему вообще не относилось. Кстати, это не относилось вообще ни к кому. Мы также не были против и визитов падших женщин, но, к сожалению, в Лагодехи они были в дефиците или на нелегальном положении.

Ремонт был закончен. Но Фисюк явился к нам вторично лишь через полтора года. Причем его сопровождали новый начштаба Пак Валерий Матвеевич и замкомбрига по кличке «майор Вихрь», прозванный так за свою резкость и стремительность.

Зайдя к нам в комнату, комбриг тут же завел песню о том, что у нас с Саней извращенная психика, коль мы оклеили свою комнату порнографией.

Не знаю, чем бы закончилось это посещение, может быть, он начал бы срывать изображение девиц со стен. Однако девки уж больно были хороши. Поэтому Пак вступился за нас.

Немного картавя, он сказал:

— Нет, товарищ полковник, это не подногдафия. Это дегдлама (реклама).

Поддержал его и Вихрь:

— Да! А это и вовсе актрисы, — сказал, он ткнув пальцем в обложку британского журнала «Дейли Миррор». — Это как ее… — Вихрь нагнулся, чтобы прочитать, и, завершив чтение, довольно заявил: — Это актриса Дейли Миррор!

Фисюк с уважением посмотрел на своего просвещенного зама.

Обалдев от такого поворота, я не преминул их подъелдыкнуть:

— Ага, — сказал я, — а рядом ее подруга Пари Матч.

И ткнул пальцем в обложку одноименного парижского издания. Все одобрительно закивали и спустя пару минут вышли. Фисюк пред уходом давал какие-то указания, но я его не слышал. Главной задачей было не рассмеяться ему в лицо.

Зато когда они ушли, мы Косинцевым хохотали до упаду минут двадцать. Смех возобновлялся, стоило только взглянуть на подружек Дейли и Пари.

Миндубай

Руслан Муталибов, по кличке «Миндубай», был действительно феноменально сильным человеком. Хотя внешне такого впечатления не производил. Впервые увидев его, я удивился про себя, как такой толстяк может служить в спецназе. Однако на занятиях по командирской подготовке, когда мы отправились в гимнастический городок, я смог с удивлением, но по достоинству оценить его силу и ловкость. Прыгал он с места просто уникально. Никто из нас, а мы были молодыми и спортивными ребятами, не мог прыгнуть дальше него даже с разбега. Позже он показывал вообще бесподобный прыжок. В Лагодехи в районе дома, где он жил проезжая часть выше тротуара примерно сантиметров на семьдесят. Тротуар от дороги отделял арык шириной чуть больше метра. Сам тротуар был шириной метра два. Так вот Руслан запрыгивал на дорогу с места, находясь даже не на тротуаре, а за ним и ниже еще сантиметров на сорок-пятьдесят. То есть, он прыгал в длину метра на три с лишним и одновременно в высоту метра на полтора. Такого я ни до, ни после никогда не видел.

Силен он был от рождения. Сын дагестанца и татарки, он родился в Казани, поступил в танковое училище, и вот тут-то все и началось. В военных училищах постоянно проводятся какие-то соревнования. Особенно в почете бокс и борьба. Вот первокурсника Муталибова и выставили бороться на первенство училища от роты. Никогда до этого не занимавшись борьбой, он легко занял первое место в училище. Причем надо сказать, что на ковер выходили люди, имевшие до этого и опыт соревнований, и спортивные разряды. Последним на лопатки Руслан положил бессменного чемпиона училища прапорщика, кандидата в мастера спорта. Все были потрясены. Руслана тут же забрали в сборную. В тот же год он стал чемпионом Приволжского Военного округа, припечатав к ковру многих именитых военных спортсменов. Уже не помню, как он выступил на первенстве Вооруженных Сил, да и дело не в его спортивных успехах. Я уже говорил, что он не производил впечатление сильного. Как потом оказалось, большой живот был ни чем иным, как мощным прессом, который не могли «пробить» ни я, ни мои товарищи ни рукой, ни ногой.