Нежданное счастье - Сьюзен Дай

— Да, — сказала Мария, не в силах сдержать улыбку. Она предположила, что допрос, учиненный ее дочерьми, по крайней мере поможет Дэниелу осознать, что в своих утренних попытках он не достиг ничего, кроме развлечения и отдыха.

И фактически к концу утра Дэниел действительно выглядел совершенно спокойным. Он вообще перестал смотреть на часы и казался таким же счастливым, как и Мария с ее уловом, и по-мальчишески возбужденным своим собственным крошечным призом. Вопреки предостережению разума маленький утолок сердца Марии трепетал от радости, когда она наблюдала такой прогресс.

— Ты победила Дэниела, — постановила Лорен.

— Никто никого не победил, — сказала Мария. Она посмотрела на Дэниела. — Нам просто было весело. Ведь правда?

— Да, — подтвердил Дэниел.

Он чувствовал себя взмокшим от пота и насквозь пропахшим рыбой — и необычайно безмятежным. Его даже не беспокоило, что он поймал только одну маленькую рыбку. Наоборот, он получил огромное удовольствие, глядя на Марию, вытаскивающую свой большой улов, на пляшущие искорки в ее глазах и слушая ее звонкий смех.

Либо за последние пару дней он потерял разум, либо он начал увлекаться Марией Баррет. Увлекаться так, как никогда раньше не увлекался ни одной женщиной.

В дверях появилась Холди с Рори на руках:

— Аманда, пора. Школьный автобус приехал. Лорен, тебе нужно одеться.

Лорен и Аманда вбежали в дом.

— Боюсь, моя репутация подмочена, — пошутил Дэниел.

— Нет, — утешила его Мария, поправляя выбившийся локон. — Ничего страшного, пока вы в хороших отношениях с Пасхальным кроликом.

Дэниел засмеялся, и под руководством Марии они вместе занялись чисткой рыбы.

Приняв душ и переодевшись, к десяти часам они были в магазине.

Дэниел, одетый в легкие брюки и рубашку с короткими рукавами, весь день предвкушал предстоящий ужин с жареной рыбой. Мария, узнав, что он купил джинсы, настояла, чтобы он снова переоделся перед ужином. Он не стал спорить и надел удобные голубые джинсы и другую хлопчатобумажную рубашку.

Он нашел всю семью на заднем дворе, где жарилась рыба в огромной уличной жаровне. За ужином они вместе съели большое блюдо горячей свежеподжаренной рыбы, обвалянной в кукурузной муке со специями, и горы картофельного салата и зеленых бобов. После ужина дети разбежались по двору. Заходящее солнце отбрасывало полоски красновато-золотого света через стволы дубов и заросли орешника.

Дэниел наблюдал, как Лорен бегала за Амандой, а Рори смешно ковылял за ними. Все они весело кричали и смеялись. Это была не та семейная жизнь, которую он помнил из своего собственного детства — тихие, серьезные обеды в парадной столовой, вечера за чтением, не нарушаемые той свободой и весельем, которыми наслаждались дети Марии.

Рори споткнулся недалеко от беседки в центре двора и, упав, заплакал. Дэниел подбежал к нему, подхватил на руки и стал неуклюже гладить малыша по спинке.

Дэниел совершенно не умел обращаться с маленькими детьми, но во дворе остался он один. Мария и Холди мыли посуду, наотрез отказавшись от его помощи. Они настояли, что он будет их гостем в этот вечер.

Убедившись, что падение не причинило Рори вреда, Дэниел сел с ним на скамейку в беседке.

— Все будет хорошо, — сказал он, снова похлопывая малыша по спине.

Мальчик почувствовал себя лучше в нежных объятиях; его полные слез глаза были совершенно как у Марии. Дэниел погладил мягкие светлые волосики Рори, и малыш совершенно успокоился и вдруг улыбнулся, обнажив четыре маленьких белых зуба.

Рори протянул ручку и схватил Дэниела за волосы. Дэниел засмеялся и стал выпутывать пальцы Рори из своих полос, ощущая где-то глубоко в сердце непонятную острую боль, не меньшую, чем на голове.

В сгущающихся сумерках вышли Мария и Холди. Старушка позвала Аманду и Лорен в дом. Дэниел почувствовал странное сожаление, когда она забрала у него Рори и повела детей мыться и укладываться спать.

Он улыбнулся Марии, когда она села на скамейку рядом с ним.

— Очаровательный ребенок, — сказал он. Мария, в переливающемся пурпурном костюме, с волосами, стянутыми сзади золотой заколкой, тоже была совершенно очаровательна, но он удержался от дополнительных комментариев.

Мария засияла материнской гордостью на такой комплимент ее сыну:

— Спасибо.

— Ужин был очень вкусный, — сказал Дэниел.

Мария повернулась к нему:

— Жалко, что вы сегодня почти ничего не поймали.

Дэниел пожал плечами:

— Бывает. — Прищурившись, он посмотрел на нее: — А кстати, кто учил вас рыбачить?

Мария отвернулась, ее взгляд скользил по зеленым виноградным листьям, увивавшим решетчатую раму беседки.

— Один из моих приемных отцов, — сказала она тихо. И добавила, повернувшись к Дэниелу: — Есть одна особенность в почти ежегодном перескакивании из семьи в семью — получаешь разностороннее воспитание.

— Это, наверное, было нелегко, — заметил Дэниел. Ему захотелось взять ее за руку.

— Это было не так уж плохо, — ответила Мария, покачав головой. — Они все были неплохими людьми. Просто никто из них не хотел или не мог удочерить меня. Постоянные переезды и смена приемных семей — вот что действительно было ужасно.

Потом она посмотрела на дом — его двухэтажный силуэт вырисовывался на чернильном небе. Она видела, как Холди зажгла свет у кухонной двери, добавив дому теплого, уютного сияния.

— Наверное, поэтому я люблю этот дом, — мягко продолжала Мария. — Мне нравится думать, что все эти годы, пока он тут стоит, он, как крепость, бережет и защищает одну и ту же семью.

Она вдруг почувствовала острую боль при мысли о возможной потере дома. Она снова посмотрела на Дэниела.

— Вы знаете, что ваш прадед Эдмунд построил этот дом для Зоэ-Клер? — спросила она.

Дэниел покачал головой, снова осознав, как вопиюще невежествен он был в истории семьи. Когда о ней говорила Мария, это звучало прекрасно. Как о сокровище, которое надо благоговейно хранить.

Как саму Марию.

Он поймал себя на том, что жадно слушает.

— Эдмунд построил этот дом для Зоэ-Клер перед их свадьбой, как свадебный подарок, — объяснила Мария.

Пока она говорила, наступила ночь, и последние следы сумерек растворились в темноте. То, что они были вдвоем в беседке, вдруг оказалось таким интимным…

— Он пообещал ей лучший дом в городе, — продолжала Мария. — И в то время так оно, наверное, и было. Они поженились здесь, в беседке.

Она надолго замолчала. Ночные звуки окружали их — стрекотание сверчков, шуршание шин по асфальту, сосед, подзывающий свою собаку.