Аки лев рыкающий - Стасс Бабицкий

Я пытался подражать цыганскому королю Саше Давыдову, но где уж… Высокие ноты всегда давались мне с большим трудом, а по части лирической красоты голос мой напоминал скрип несмазанных дверных петель. Ийезу морщился, но стойко переносил мучения. Князь оказался не столь терпелив — после того, как закончился третий куплет и не дожидаясь, пока я начну четвертый, он спросил:

— Жорж, а вы не считаете, что негодяи, подобные этому Осипу, весьма полезны для нашего общества?

Признаюсь, я пришел в замешательство и не знал, что ответить. Только и смог выдавить:

— Да разве такое возможно? Негодяй… И вдруг — полезен.

— Не вижу противоречий. В наше время люди грешат часто и много, без оглядки на божий суд. Думают, Вседержитель призовет еще не скоро, успеем отмолить грехи. А многие к тому же тишком верят, что перед смертью дадут денег на строительство храма или купола сусальным золотом покроют за свой счет, и за это им все простится. Допустят в рай. Не через главные ворота, так хоть через калитку неприметную. В уголке тенистом скоротать вечность. Потому и грешат, собственно. Но в какой-то момент на пороге вдруг появляется эдакий Осип и предъявляет счет за все грехи разом, уже в земной жизни.

— То есть, по-вашему, шантажист необходим в обществе, как щука в реке, — уточнил я. — Чтобы караси не дремали. Так?

— Не совсем. Осип — не хищник, нет. Он паразит. В кого-то вцепится клещом, у других зудит над ухом, как комар. Кровь сосет, но до смерти не убивает. А теперь примерьте-ка на себя, Жорж. Зная, что где-то рядом бродит такой вот мерзавец, ведущий учет всем вашим непотребствам, станете ли вы вести себя осмотрительнее? Безусловно, станете. И это убережет вас от новых грехов и ошибок, — г-н Щербатов назидательно поднял палец. — Многие думают, что совестью общества являются мудрые старцы, вроде Льва Николаевича. Они — светочи, указывающие праведный путь. За ними все мы, заблудшие нечестивцы, тянуться должны. Но на деле что выходит? Не хватает у большинства наших сограждан терпения жить как граф Толстой. Не хватает духовной стойкости перебороть все искушения. Для большинства людей куда полезнее иная совесть, которую олицетворяют фельетонист Зденежный и ему подобные. Эта совесть стыдит за гнусные поступки, грызет, терзает и бьет пребольно всех, кто с пути праведного свернул. Совесть злобная, ехидная и беспощадная. Но, поверьте, куда более действенная.

— Князь, неужто вы оправдываете пакостные деяния Осипа? — недоуменно переспросил я. — Все это перетряхивание грязного белья и последующие вымогательства?

— Боже упаси! Я просто хотел подчеркнуть, что людям с безупречным renommée шантажисты не страшны. А значит, надо искать убийцу среди тех, у кого репутация изрядно подмочена.

Я подумал, что все как раз наоборот. Именно люди с безупречной репутацией патологически боятся дурной славы, а следовательно готовы удавить любого, кто найдет скелеты в их подземельях. На что угодно пойдут, лишь бы постыдные факты не стали всеобщим достоянием. Но вслух ничего не сказал. Вряд ли князю интересно мое мнение. Да и перебивать его рассуждения было бы вопиющей бестактностью.

— Взять хоть давешнего фабриканта. Глушаков — раб страстей. Прожигатель жизни. Его душа постоянно требует азарта, потому он и рискует капиталами в сомнительных сделках или участвует в автомобильных гонках. А кутежи с актрисами? Болезненные страсти, роковые! И вот до чего они довели. Решился на убийство. Увидел зудящего комара-кровопийцу, и прихлопнул в один миг.

— А ведь верно, ваша светлость! У Глушкова не возникло сомнений, что велосипедиста погубил именно он. Каяться поехал, — тут меня осенила внезапная догадка. — Вот почему Мармеладов не позволил мне назвать фабриканту точную причину смерти Осипа.

— Разумеется. Мы как раз это обсуждали по дороге до Клина. Наш сыщик уверен… Ох, светлая голова! — Николай Сергеевич одобрительно поцокал языком. — Уверен в том, что и остальные преступники — те, кто резал, стрелял или бил по затылку, — считают себя убийцами. Оттого и удирают на всех парах. Если бы у кого-то из них закралось малейшее подозрение, что Осип выжил, тот вернулся бы добить подлеца. Иначе этот человек попадал в еще большую зависимость, понимаете? Шантажист грозил бы разоблачением уже не развратных тайн, а кровавого злодейства. И тряс бы с несостоявшегося душегуба уже не сотни, а тысячи рублей.

— Да, это весьма тонкое наблюдение, — пробормотал я, теряясь в догадках, как г-ну Мармеладову удается так ловко угадывать мысли злодеев. — Но все же один момент остался непроясненным. Допустим, некий гонщик ударил фельетониста ножом, а следующий в него выстрелил. Почему же тот, кто ехал вторым, не разглядел, что Осип весь в крови?

— Так у него же рубаха красная! — князь моментально озвучил этот довод и я заподозрил, что он повторяет с чужих слов. Хотя, не все ли равно?! — Ткань дешевая, плотная. Прилипла к ранам, замедляя кровотечение. Вот и не увидел никто.

— Но тот, кто в итоге свернул шею, он-то знал о ранах?

— Вряд ли. Сыщик утверждает, что и это было проделано наспех. Вероятнее всего, душитель нашел раненного Осипа у велосипеда, на обочине. Убил и отволок в кусты, чтоб с дороги труп не приметили. Хотел спрятать разбитый «Фебус», но не успел. Услышал рев наших моторов за поворотом и поспешно ретировался. Круг подозреваемых сужается, Жорж. На следующем привале допросим учетчика и выясним, в каком порядке гонщики приезжали заправляться. Совсем скоро мы обнаружим убийцу!

VI

Завидово.

107 верст от Москвы.

16 часов 9 минут.

В Спас-Заулке у «Бенца» лопнуло переднее колесо. Правое, как раз подо мной. Звук получился громкий, тревожный — словно выстрел в упор, автомобиль вильнул, а я чуть не вылетел в кювет. На полном разгоне не собрал бы костей, но, к счастью, въезжая в деревеньку мы снизили скорость.

Ийезу со вздохом достал острую лопатку и принялся отдирать шину от железного