Просто – semplicemente - Елена Галлиади
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-ну, не надо только говорить мне, что ты всё уже знал, это будет не справедливо!
– Конечно же ты узнал всё первым, – сказал Александр таким тоном, каким успокаивают разволновавшихся детей.
– Когда ты так со мной говоришь, мне кажется, что я в чём-то провинился, – заявил Доминик, удобно устраиваясь около камина, – надеюсь, мы покушаем, я такой голодный!
– Конечно, покушаем… только не удивляйся, – Александр улыбался, – ты знаешь, я очень хотел с тобой поговорить…
Доминик внимательно посмотрел на брата, что-то в нем изменилось… Алекс вышел из комнаты и направился на кухню, откуда доносились чудесные ароматы. Доминик щурился на огонь в камине, как кот и блаженно вздыхал. От нечего делать он начал разглядывать угли в камине. Они горели красным огнем откуда-то изнутри, очень красиво, как будто это что-то неземное, потустороннее. Александр очень любил камин, разжигал его даже летом в самую жару и включал кондиционер, что немало забавляло всех окружающих. Но сам Александр говорил, что так ему легче думается. Электрический камин он не признавал, утверждая, что ясность мысли ощущается только при наблюдении живого огня. Украшением камина служил очень красивый резной крест, его Доминик разглядывал всегда с большим интересом. К своему удивлению, на этот раз он не увидел его на месте, не осталось даже крепления. Также Доминик не увидел и столь любимой братом библии в кожаном переплете на столе у камина. Сколько Доминик себя помнил она всегда лежала там, он помнил ее с того момента, как перебрался в Рим. Александр никогда не забирал её со стола, никогда не уносил в другую комнату и не убирал в шкаф. Эта библия помогала ему размышлять, сидя у камина, он часто читал ее, делал пометки на полях и выписывал себе разные фразы и целые стихи. Доминик решил не делать поспешных выводов. Тем временем брат вернулся из кухни с подносом и накрыл стол у камина. Приятный аромат защекотал нос. Увидев, что приготовил Александр, Доминик немало удивился. На столе стояли только овощи. Но аромат стоял поистине волшебный.
– Кушай, кушай, – улыбнулся Александр, разливая вино в бокалы, – поверь, действительно удивительная вещь!
– Сколько мы не виделись? – спросил Доминик.
– Полтора месяца, – снова улыбнулся Алекс.
– Так долго… – протянул Доминик и отправил в рот порцию овощного рагу, – Алекс!!! Это просто чудо какое-то! Капоната?
– Ага! Я же говорил, что тебе понравится! Мне этот рецепт дал один мой друг, прелесть, правда. Кушай!
Доминик с наслаждением поглощал овощи, хотя до этой минуты утверждал, что терпеть их не может. Александр смотрел на него и улыбался. Как мало, оказывается, человеку нужно для получения удовольствия. Затем они выпили немного вина и молча смотрели, как огонь играет углями в камине.
– Ник, знаешь, – начал Александр, – я хотел поговорить с тобой…
– Угу, – кивнул головой Доминик. Наступившая сытость навлекла на него легкую дрёму.
– Ник, хм, тут такое дело, не знаю с чего начать…
– Если не знаешь с чего начать – начни с начала, – хохотнул Доминик.
– Хорошо, начну… Я сжег сутану… – вполголоса сказал Александр.
Доминик уставился на брата. В его голове стала складываться странная мозаика, в которой его брат священник с библией в руках, такой убеждённый католик, сторонник веры и эта мозаика рассыпалась на отдельные части, в которых осталась только библия в одной стороне, церковь в другой, крест, сутана и где-то далеко в стороне его брат, вот такой как сейчас, со смущенной улыбкой на лице, в футболке и джинсах. Доминик сидел и хлопал глазами, как в детстве, когда ему задавали слишком сложный вопрос и он не знал, что ответить. Разница заключалась в том, что в этом случае он не знал, что сказать.
– Я сложил сан, отрекся от церкви, сжег сутану.
– Это из-за женщины? – только и нашел, что спросить Доминик. Александр рассмеялся своим чудным смехом, который имел свойство разряжать обстановку.
– Ник! Ну ты как подросток, совсем не взрослеешь!
– Так что случилось, Алекс, я не понимаю, в моей голове взрыв… ты так верил… Это шутка? – Доминик смотрел на брата, немного смущенного, но вполне довольного, можно даже сказать счастливого и не понимал ничего.
– Нет, дорогой мой, это не шутка. И если у тебя есть силы и терпение я хочу тебе рассказать, надеюсь, ты постараешься понять хотя бы часть.
– Я постараюсь понять, насколько это будет возможно…
– Так вот слушай. Да, я был человеком, который безоговорочно верил в Бога, в те ценности и идеалы, которые проповедует христианская религия. Не совсем так, как представляют многие, в особенности это касается сотворения жизни и тому подобной ерунды… Ты знаешь, что я не был воинственным католиком и всегда искал пути примирения всех течений христианской церкви между собой. Я всегда ратовал также и за то, что все религии мира должны объединится. Я жил высокими целями и всегда старался помогать заблудшим душам найти верный путь. Знаешь, я редко обращал внимание на то, что творится в лоне церкви и на некоторые вещи я сознательно закрывал глаза! Плюс, ты отлично знаешь, что вопреки требованиям я никогда не пренебрегал женским обществом! Так вот, всё было хорошо более или менее. Но ты знаешь, все хорошо, да не очень. Меня часто посещали мысли о гуманности религии, что же на самом деле она предлагает людям. Именно религии. Под каким соусом подается это блюдо? И чем больше я задумывался, тем более убеждался, хотя поначалу и старался найти всяческие оправдания, я всё более убеждался, что гуманность и человечность совсем не свойственна религии, в том числе христианской!
– А как же заповеди?
– Постой не спеши, дойдем и до них! Так размышляя я пришел к неутешительному выводу, что государству, причем любому государству, очень выгодно использовать такой инструмент, как религия и церковь в своих целях. В каких? Да самая важная цель современного государства – это держать в страхе и подчинении население, государству выгодно иметь рабов, а не вольнодумцев, которые в первую очередь боятся, хотя бы даже не тюрьмы, куда их может засадить государство за какое-либо преступление, а за высший суд, который ждёт нерадивых после смерти! Ад, геенна огненная! И вот идут эти несчастные и несут деньги в церковь, платят за свою греховность, молятся и боятся и нет у них времени, а самое главное нет у них возможности посмотреть по сторонам, заглянуть внутрь себя и спросить – а что же я такое на самом деле и для чего я здесь? Они видят перед собой только то, что им показывает государство и то, на что указывает церковь. А церковь прямо говорит – верь, больше от тебя ничего не требуется!
– Послушай! – перебил Доминик, – что-то похожее вертится в голове, что-то из философии…
– Да, мой дорогой, миф о пещере Платона. Сейчас! Я даже тебе зачитаю! – Александр встал, подошел к книжному шкафу и достал оттуда сборник сочинений Платона, уже весьма потрепанный с многочисленными закладками. Он стал медленно ходить из стороны в сторону, зачитывая текст. Доминик сидел и смотрел в камин. Брат говорил ему такие очевидные вещи, но раньше Доминик никогда даже не пытался осмыслить все это, осознать. И этот миф. Он никогда не задумывался над его смыслом. Только сейчас, когда брат так твердо и уверенно стал объяснять ему вполне очевидные вещи, которые лежат открытыми на поверхности забытые ещё со школьной скамьи слова великого философа, словно чудом возникли из памяти.
– «После этого, ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию…», – очень выразительно, так, как обычно произносил свои проповеди, читал Алекс, – «представь, что люди находятся как бы в подземном жилище, наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у их прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнём и узниками проходит верхняя дорога, ограждённая, представь, невысокой стеной, вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол. Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены. Проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат. Прежде всего, разве ты думаешь, что находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, своё ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры? Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят? Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы не произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени? Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов», – Александр оторвался от чтения, – так вот, видишь, понимаешь, что я тебе хочу сказать? Церковь и государство, посредством религии в первую очередь заковало граждан в эти цепи, в эти кандалы! Ты понимаешь?