Удача леди Лайзы - Энн Бэрбор

Он взял свою круглую бобровую шапку и сделал движение, словно собрался уходить.

— Если позволите, еще одну минутку, мистер Локридж.

Брови Чада удивленно приподнялись, но он опять сел на канапе. Лайза выбрала обитое вишневым шелком кресло на некотором расстоянии от него. Она присела на краешек, стиснув руки на коленях, и заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Я вынуждена спросить вас, сэр, каковы ваши намерения в отношении моей младшей сестры.

На этот раз брови Чада взлетели на всю дозволенную им природой высоту.

— Простите, не понял?

— Вы сопровождали ее домой несколько минут назад из кондитерской Гантера.

Опять в глазах Чада промелькнуло удовольствие.

— Я прошу вас простить меня, леди Лайза. Я и понятия не имел, что проводить даму к Гантеру, чтобы она могла поесть там мороженого, означает совершить предосудительный поступок.

— Нет, конечно нет. Я имела в виду… я заметила, что вы и она казались слишком… словом, мне показалось, что вы с ней уж слишком накоротке, и я встревожилась.

Чад просто ликовал.

— Вдобавок ко всем моим прочим порокам вы считаете меня еще и обольстителем юных знатных дам?

— Могу вам сказать, что, к моему счастью, — отрезала Лайза, — я не знакома с каталогом ваших пороков. Если что меня и волнует, так это Чарити… хотя я понимаю, что для вас это мое чувство — прекрасный повод для веселья.

Его сардоническая улыбка мгновенно увяла. Он встал с канапе и сел в кресло, ближайшее к тому, на котором сидела Лайза.

— Пожалуйста, примите мои извинения, Лайза, — сказал он твердо. — У меня в мыслях не было причинить вам беспокойство.

От взгляда его ярких, изумрудно-зеленых глаз у нее, как всегда, перехватило дыхание.

Чад протянул руку и положил ее поверх руки Лайзы, и тепло, исходящее от его пальцев, стало растекаться по всему ее телу — так согревает неожиданный луч солнца в холодный пасмурный день.

— Я очень вам благодарна, мистер Локридж, — она была довольна, что тон ее остался прохладным. — Но, тем не менее, вы не ответили на вопрос.

Внезапно Чад выпустил ее руку.

— Да, должен признаться, мне небезразлична Чарити, — сказал он, и у Лайзы внутри вдруг все похолодело. — Я никогда не жалел, что у меня нет младшей сестры — или племянницы. Но теперь, познакомившись с нею, я начинаю жалеть… и я нахожу ее восхитительной. — Он бросил короткий взгляд на Лайзу. — Уверяю вас, я для нее что-то вроде дядюшки. По правде сказать, наш разговор в кондитерской вертелся вокруг некоего молодого человека по имени Джон… м-м… Вэстон, если мне не изменяет память.

Лайза почувствовала, как невыносимая тяжесть свалилась у нее с души, и она свободно вздохнула, впервые за все это время, показавшееся ей вечностью.

— Джон Вэстон, — с облегчением вздохнула она. — Я должна была догадаться. Этот молодой человек становится слишком назойлив. — Она увидела в его глазах вопрос и продолжила: — Он, безусловно, милый, но совершенно неподходящий в качестве мужа. — Какое-то мгновение Лайза колебалась. — Вы думаете, она отдала ему свое сердце? Нет, конечно, я не хочу, чтобы вы предали ее доверие, — поспешила закончить Лайза и замолчала.

— Ну что я могу сказать… — ответил Чад с некоторой осторожностью. — Я не знаю насчет ее сердца, но голову — похоже, да. Ее голова полна мыслей о нем. Я не знаком с этим малым, но если послушать ее, то это — сэр Галахад, Сократ и архангел Гавриил вместе взятые.

Лайза сочувственно рассмеялась:

— Да, видимо, я могу только надеяться, что если она узнает его получше, то поймет, что он совершенно обыкновенный.

— Может, вы и правы — если только она не будет продолжать видеть его глазами любви, — глаза Чада смотрели в глаза Лайзы, пока она не опустила ресницы.

— Да, — сказала она. — Потому что любовь и в самом деле ослепляет, разве не так?

— Может быть, — коротко ответил он. — Но в чем именно состоят ваши претензии к нему?

— У меня нет к нему никаких претензий. Просто я бы не выбрала его на роль мужа Чарити. Она может найти себе кого-то другого… Мне хотелось бы, чтобы это был человек, который бы заботился о ней и обеспечил ей жизнь.

— А молодой Вэстон не соответствует вашим блестящим мечтам?

Лайза взглянула в его потемневшие глаза, ставшие как бутылочное стекло, проникнуть сквозь которое было просто невозможно.

— Мои мечты — не… — начала она с негодованием, но вдруг резко замолчала, рассердившись на себя за то, что попалась на удочку. — Я не собираюсь обсуждать с вами дела моей сестры, мистер Локридж, — произнесла Лайза с большим достоинством и, встав, медленно направилась к двери. — А теперь, если вы меня извините, у меня есть неотложные дела.

Но его не так-то просто было выставить из дома. Чад тоже встал, прошелся по комнате и оказался рядом с Лайзой. Он улыбнулся ей с высоты своего роста.

— Могу я спросить — вы позволите мне увидеть подвеску королевы, прежде чем я уйду?

— Подвеску? — машинально повторила она.

— Или, может, вы не храните ее в своем доме?

— О да, конечно. Да, — повторила она опять, кляня свою слабость. Ей уже давно пора было вежливо избавиться от него, а не вступать в разговор снова.

Она сделала ему знак, чтобы он шел за ней, и направилась в маленькую комнатку в задней части дома, которой она пользовалась только как кабинетом. Там она подвела Чада к шкафчику, открыла его и вынула маленький бархатный сверток. Развернув его, она достала подвеску королевы из маленькой деревянной шкатулки и аккуратно положила ее на ладонь Чада.

Несколько секунд он молча смотрел на подвеску, и Лайза использовала этот момент, чтобы разглядывать его самого. Странно, думала она, что близость Чада словно заставила исчезнуть годы, прошедшие со дня их разлуки. Она вдыхала знакомый запах его кожи, и, как всегда, ее потянуло к нему. Как, спрашивала она себя в тысячный раз, как могло такое с ними случиться? Как он мог так покорно слушать сплетни, пятнавшие его имя? И, что еще хуже, как мог он поверить, что она ищет мужа с огромным состоянием и титулом?

— Что? — Она подняла голову, неожиданно поняв, что он ей что-то говорит.

— Я просто сказал — бедный отец. Ему было так больно расстаться с этой вещицей… и… несмотря на все искусство ювелира, она уродлива. Думаю, королева была только рада избавиться от нее. Наверное, она получила эту подвеску в подарок от какого-нибудь посла.

— Да, — ответила Лайза, затаив дыхание. — Мне кажется, это судьба всех фамильных вещей. Мода и вкусы меняются, но сентиментальность не умирает.

Чад помедлил, прежде чем возвратить ей подвеску. Их руки соприкоснулись, и она ощутила тепло его пальцев.