ВьЮжная Америка - Александр Романенко

Пора было оставлять гостеприимный, но слишком дорого обходившийся отель и перебираться на частную квартиру. Я сказал об этом Бодильяни, он тут же вызвал свою дражайшую управительницу-заместительницу, ту самую мадам Агни. Между прочим, даже такое легковесное ее имечко итальянец умудрился переделать в еще более ветреное Эйг.

— Эйг, — подмигивая, начал он, — амиго Алекс ищет хорошую квартиру в хорошем месте. У тебя ничего нет на примете?

— Аррэндар о компрар? — спрашивает она, переводя разговор в испанский язык.

— Аррэндар, конечно, — отвечаю я на интернациональной смеси, — Компрар (то есть купить) — это дорого, очень дорого.

— Все зависит от района, — деловито констатирует мадам.

Мы втроем разворачиваем на столе газету «Комерсио», находим раздел частных объявлений и увлеченно водим пальцами по столбцам. В это трудно поверить, но во всем Кито не было ни единой фирмы по аренде квартир и посредничеству. Все подобные операции делались исключительно через газету. Если у кого-то слишком много лишних денег, он нанимал для поиска квартиры адвоката, но адвокат все равно пользовался той же газетой, в основном «Комерсио».

Квартиры чрезвычайно разнятся в цене. На одной и той же полосе можно найти пять-шесть квартир по восемьдесят долларов в месяц и столько же — по две тысячи долларов.

— Депендэ де сэктор (зависит от района), — поясняет миссис Эйг.

Я показываю ей на неплохие (в смысле цены) варианты со словом «сэнтро» — «центр».

— Но, но, но! — вертит она головой. — Центр — это не тот центр, в котором мы. Это центр, который намного южнее центра, это исторический центр. Там плохо, там все старое и грязное.

Я не хочу старое и грязное, но, с другой стороны, разве не заманчиво поселиться в историческом центре? Но меня отговаривают, и я сдаюсь.

— Вот хороший сектор, я там живу, почти рядом. — Миссис Эйг наконец находит нечто, с ее точки зрения, удовлетворительное. — Это около аэропорта. Хороший сектор. Очень хороший сектор. Я там рядом.

Мне приходится гадать, чем именно хорош этот сектор, — тем ли, что в нем расположен международный аэропорт, или тем, что он имеет честь давать кров уважаемой миссис Агни-Эйг.

— Там хорошие дома, хорошие люди, хорошие тротуары, хорошие автобусы и все хорошо, — звучит удивительная формула хорошего сектора.

— А самолеты? — осторожно уточняю я. — Это, кажется, очень шумно. И пахнет керосином.

— Там забор! — по-детски счастливо восклицает мадам Агни.

Забор — это довод. Против забора не попрешь.

— Ладно, — говорю, — можно попробовать.

Агни — деловая баба. Получив мое согласие, она немедленно хватается за телефон и звонит авторам этого объявления. К счастью, хозяйка квартиры оказывается дома. Агни долго и серьезно задает вопросы и получает длинные, очевидно исчерпывающие, ответы. Проходит минуты четыре, пока Агни наконец кладет трубку.

— Я знаю, где это, — говорит она и называет улицу, что-то уж очень испанское. — Можно посмотреть сегодня, — добавляет Агни.

— А ты уже сделала… э-э… that?.. — спрашивает итальянец.

— Сделала.

— Тогда, действительно, почему бы не съездить?

Решено, мы едем. Но сначала надо захватить Валентину и Машу. Я лечу в отель, и через каких-то двадцать пять минут мы уже поднимаемся в контору адвоката на лифте. Но увы, Агни кто-то перехватил. Ей позвонили важные клиенты, и она вынуждена была срочно удалиться. Итальянец сокрушался по этому поводу так, будто из-за неожиданного отъезда Агни он потерял пол-миллиона чистоганом. Но вскоре позвали и его. Он вручил мне бумажку с подробным адресом квартиры и сказал, что, если я не против, он может договориться с хозяевами сейчас же на любое время, а мы поедем туда сами. Или завтра, как угодно.

— Сегодня, я хочу сегодня! — закапризничала Валентина, когда я перевел ей предложение итальянца.

— О’кей! Одну минуту.

Он позвонил, и все было улажено: сегодня, в шесть тридцать.

Все дороги Европы ведут в Рим, а все дороги Кито ведут в аэропорт. Если вам нужно в аэропорт, вы можете, спокойно закрыв глаза, продвигаться в любом направлении — в конце концов вы услышите вой турбин и мягкие, ласковые, но совершенно неразборчивые объявления о посадках и прибытиях. Аэропорт… Неровное, горбатое какое-то слово, но сколько в нем романтики! Впрочем, я все же был прав: самолет — вещь шумная и неспокойная. Ночные вылеты отменены, но не отменены ночные посадки. Чтобы жить в ста метрах от взлетной полосы, нужны нервы определенного качества (железные).

Началось же все с того, что мы сели в автобус, на лбу которого было начертано, кроме всего прочего, слово «аэропуэрто». Автобус бежал по Амазонас, по уже знакомым местам, и останавливался каждые двести метров, подбирая прохожих. Так мы ехали довольно долго, пока не притормозили напротив серой островерхой церкви. На остановке произошла небольшая заминка — слишком многие входили и слишком многие выходили.

Проезд стоил восемьсот сукров, но сукровые трубочки закончились, подсчет же монет всегда приводит к некоторому замешательству, потому что стосукровая монетка почти ничем не отличается от пятисотсукровой (позже на них увеличили цифры, что, впрочем, не слишком помогло). Мальчишка-кондуктор считал правильно и быстро, но пассажиры, получая сдачу, сомневались и пытались пересчитать, застряв одной ногой на ступеньке, а второй уже касаясь земли, то есть на лету.

Но вот автобус распрощался с жадными до монеток клиентами, тронулся и почти сразу же нырнул в туннель, вынырнул из него и покатил вдоль сетчатого ограждения аэропорта. За сеткой лоснился жирным брюхом и ругался на весь белый свет колумбийский «боинг», вероятно набитый туристами. По крайней мере, обилие красных и синих полос на бортах казалось несерьезным, чисто туристическим украшением. «Боинг» насупился, как алюминиевый бычок, и в подтверждение этой аналогии замычал изо всех ноздрей.

Что было дальше, мы не видели, мы только слышали и предполагали: забор кончился, и ему на смену выплыли всевозможные строения, склады, ангары, конторы грузовых авиакомпаний, танки с керосином и прочее. А еще спустя две минуты мы уже выгрузились из автобуса и оказались у тех самых дверей, через которые вошли в эту страну две недели назад.

Я пытался уточнить адрес у охранника, тщательно выговаривая название улицы, но он не понял. Тогда я показал ему бумажку. Несмотря на размашисто-красивый почерк итальянца, охранник прочел название моментально и произнес его с другим ударением, при этом как бы давая понять, что это была вовсе не его вина, что он меня не понял, а моя, потому что я неверно произношу, не туда ставлю ударение. Я представил себе московского охранника, у которого иностранец, вместо того чтобы спросить, где метро Кропоткинская, спросит, где метро Кропоткинская. Неужели же наш не поймет? Ни за что не поверю. Из чего делаю вывод о тупости китийской охраны. Хотя, конечно, обобщать нехорошо, но все же.