Кот, который читал справа налево - Лилиан Браун

— Привет, старина, — поздоровался он с котом. — Денек выдался хороший?

По уклончивому урчанию Коко Квиллер решил, что день у кота выдался не такой интересный, как у него самого. Он начал было подниматься по лестнице, чтобы приготовить вырезку или что-нибудь другое из оставленного Маунтклеменсом для Коко, как вдруг обратил внимание на то, что Коко не прыгает впереди него. Вместо этого он следовал за ним по пятам и путался под ногами.

— Ты пытаешься подставить мне подножку? — поинтересовался Квиллер.

Он приготовил говядину по оставленному Маунтклеменсом рецепту, поставил тарелку на пол и присел рядом, чтобы посмотреть, как Коко ест.

Он уже оценил превосходные качества сиамского кота — изящные пропорции стройного тела, подвижные мускулы, покрытые лоснящейся шкуркой, изысканные оттенки шерсти от молочно-белого и бледно-жёлто-коричневого до бархатистого тёмно-коричневого. Квиллеру показалось, что это самый лучший оттенок коричневого цвета, который он когда—либо видел.

К его изумлению, кот не проявил никакого интереса к еде. Он терся о лодыжки Квиллера и издавал заунывное мяуканье на высоких тонах.

— Что с тобой происходит? — спросил Квиллер. — Тебя очень сложно понять.

Кот посмотрел на него с умоляющим выражением в голубых глазах, громко мурлыкнул и положил одну лапу на колено Квиллера.

— Коко, готов биться об заклад, что тебе скучно. Обычно ты весь день проводишь в обществе, а сейчас чувствуешь себя заброшенным?

Квиллер провёл рукой по теплой и податливой шерсти от шеи Коко к его хвосту, и кот ответил ему низким, вибрирующим урчанием, свидетельствующим о высшей степени получаемого удовольствия.

— Думаю, что останусь сегодня вечером дома, — сообщил Квиллер коту. — Погода просто ужасная. Идет сильный снег, а я забыл свои калоши в редакции.

В поисках еды он стащил у Коко кусок pate de la maison. Это было лучшее мясное блюдо, какое он когда-либо пробовал.

Коко почувствовал, что пришло время для веселья, и начал бегать из одного конца квартиры в другой. Казалось, он просто летает, низко стелясь над ковром, его лапы мелькали, ни разу не коснувшись пола. Он перескочил через письменный стол одним прыжком, затем с кресла на книжный шкаф, оттуда на стол и другое кресло, а потом к самому потолку — и всё это на безумной скорости. Квиллер начал понимать, почему во всей квартире ни на одном столе нет ламп.

Вслед за Коко он тоже начал бродить по квартире, но более неторопливо.

Он открыл дверь в длинный узкий холл и прошёл в спальню, в которой стояла огромная кровать с пологом и боковыми портьерами из красного бархата.

В ванной он обнаружил зелёный флакон с надписью «Лимонный лосьон», открыл его, понюхал и узнал этот запах.

В гостиную он вошёл прогулочным шагом, с руками в карманах брюк, наслаждаясь более близким знакомством с сокровищами Маунтклеменса. Гравированные медные таблички на картинных рамах информировали: Хале, Гоген, Икинс.

Так что Бруно был прав: это гнездышко было свито для любовных утех. Квиллер вынужден был признать, что всё в квартире было обустроено как будто для этой цели: мягкое освещение, негромкая спокойная музыка, свечи, вино, удобные кресла, — всё было подобрано так, чтобы создавать определенное настроение.

Однако Эрл Ламбрет был мертв!

Квиллер дул сквозь усы, просчитывая возможные варианты. Было нетрудно представить себе, что Маунтклеменс поддерживал связь с чужой женой. Критик обладал несомненным обаянием, которое привлекло бы любую женщину, на которую он захотел бы произвести впечатление, и был авторитетным специалистом, от которого можно было бы получать определенные выгоды. Человек, способный увести чужую жену, — да. Убийца — нет. Маунтклеменс был слишком изыскан, слишком утончен для этого.

В конце концов Квиллер вернулся в свою квартиру в обществе Коко.

К величайшему изумлению кота, Квиллер привязал кусочек скомканной бумаги к длинной веревке и начал поддразнивать его. В девять вечера была доставлена газета «Дневной прибой», и Коко внимательно прочитал заголовки. Когда Квиллер окончательно уселся в удобное кресло с книгой в руках, кот с удовлетворением завладел его коленями.

Около полуночи Коко с явной неохотой покинул уютную «лежанку» и отправился наверх — спать на своей любимой подушке на холодильнике.

На следующий день Квиллер подошёл к письменному столу Арчи Райкера за гонораром и описал ему события вчерашнего вечера.

— Как это тебе удалось найти общий язык с котом злобного критика?

— Вчера вечером Коко чувствовал себя одиноко, так что я остался дома и развлекал его. Мы играли в «воробья».

— Это, видимо, какая-то комнатная игра, с которой я не знаком.

— Это игра, которую мы изобрели, что-то вроде тенниса, с одним игроком и без сетки, — пояснил Квиллер. — Из бумаги я сделал воробья и привязал его к веревке. Затем я дёргал воробья за веревку туда-сюда, Коко пытался ударить его лапой. Кстати, у него отличный удар слева. Каждый раз, когда ему удается удар, он получает очко. Если он ударяет и промахивается, очко зарабатываю я. Игра заканчивается, когда кто-нибудь набирает двадцать одно очко. Я веду счёт в игре. Прошлой ночью после пяти партий у Коко было двести восемь очков, а у меня — девяносто два.

— Я бы ставил только на кота, — сказал Арчи. Он потянулся за розовым листком бумаги. — Я знаю, что кот отнимает у тебя много времени, внимания и физических сил, но я хочу, чтобы ты предпринял кое-какие шаги к написанию статьи о Галопее. Этим утром я получил очередной листок—напоминание.

— Всё будет готово, как только я ещё раз встречусь с миссис Галопей, — успокоил его Квиллер.

Возвратившись к своему письменному столу, он позвонил Сэнди и пригласил её на ленч на следующей неделе в среду.

— Давайте лучше совместим нашу встречу с обедом, — предложила она. — Кэл сейчас в Германии, и я совершенно одна. Я бы хотела сходить куда-нибудь пообедать, где есть оркестр, играющий танцевальную музыку. Вы такой замечательный танцор.

Её смех оставил вне подозрений искренность комплимента.

«Будь вежлив с людьми», — повторил он про себя девиз, написанный на телефонном аппарате, и только потом ответил:

— Сэнди, я могу только на следующей неделе. Вечерами у меня сейчас очень много работы.

На телефоне ничего не было написано относительно того, можно или нет обманывать людей.

— Давайте просто встретимся в среду и обсудим характер вашего мужа и его общественную деятельность. Просто у меня задание на эту тему.

— Хорошо, — согласилась она. — Я заеду за вами, и мы куда-нибудь съездим. У нас будет о чём поговорить. Я хочу услышать всё об убийстве Ламбрета.

— Боюсь, что не слишком много знаю об этом.

— Вот как? По-моему, это совершенно очевидно.

— Что «совершенно очевидно»?

— Что это семейное дело. — Она выдержала паузу. — Вы ведь знаете, что происходит, не так ли?

— Боюсь, что нет.

— Ну ладно, я бы не хотела обсуждать эту тему по телефону, — сказала она. — Увидимся в среду после полудня.

Остаток утра Квиллер провёл, дописывая всякие мелочи. Он сочинил короткую юмористическую заметку о местном художнике, который стал писать акварели после того, как уронил себе на ногу каменную литографическую форму весом в сотню фунтов.

Затем он написал вдохновенную статью о ткачихе, которая была к тому же учительницей математики в высшей школе, автором двух опубликованных рассказов, опытным пилотом, скрипачом и матерью десяти детей. Затем он описал талантливого пуделя, который умел лапой рисовать картинки. Их можно посмотреть на выставке его работ.

Пока Квиллер мысленно представлял себе заголовок: Персональная выставка пуделя , на его столе зазвонил телефон. Он поднял трубку, и низкий, с придыханием голос доставил ему подлинное удовольствие.

— Это Зоя Ламбрет. Мистер Квиллер, я должна говорить тихо. Вы слышите меня?

— Да, Зоя, что-нибудь случилось?

— Мне нужно поговорить с вами лично, если вы можете уделить мне немного времени. Но не здесь. Где-нибудь в центре.

— Пресс-клуб подойдёт для этой цели?

— Не совсем. Вы живёте в доме Маунтклеменса. Не так ли?

— Да, номер двадцать шесть по Бленхейм-плейс.

— Я знаю, где это.

— Как насчёт завтрашнего дня после обеда? Возьмите такси. Соседство у меня не очень приятное.

— Значит, завтра. Большое спасибо. Мне необходим ваш совет. Но сейчас я говорить не могу…

Раздался внезапный щелчок, и голос пропал. Усы Квиллера буквально танцевали. Вдова убитого торговца предметами искусства открывает тайну репортёру «Прибоя»!

ДЕВЯТЬ

С тех пор как Квиллер в последний раз принимал женщину в своей квартире, прошло много времени поэтому в субботу утром он проснулся, ощущая небольшое волнение, словно перед выходом на сцену.