Танкист - Юрий Корчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лейтенант вышел из землянки и вернулся с Самохиным.
— Отконвоируешь его к оперуполномоченному СМЕРШа, отдашь ему пистолет и документы немца. Понял?
— Так точно!
— Выполняй!
Павел, конвоируемый бойцом, пошёл по траншее. Потом они выбрались из неё и шли перелеском километра два.
Начало светать. Попавшиеся навстречу солдаты остановили Самохина и Павла:
— Пленного взяли? А чего его в тыл вести? Шлёпнули бы сразу — и всё! Эсэсовец, небось!
— Танкист.
— Хрен редьки не слаще.
Самохин только хмыкнул.
Оперуполномоченный располагался в бревенчатой избе. Старший лейтенант, немного постарше Павла, видимо только встал. Лицо было опухшее, помятое.
— Ну рассказывай — кто, откуда и зачем к нам перешёл.
— Сержант Стародуб. И не перешёл я, а вернулся к своим.
И Павел рассказал всю свою историю, начиная с боя под Прохоровкой, ранения и ожога.
Старший лейтенант слушал молча, не перебивая.
— Прямо сказки рассказываешь. Верится с трудом. Давай под протокол. — И начал подробно расспрашивать, где Павел родился, откуда немецкий язык знает, номера полков и фамилии командиров, где он проходил службу. Даже фамилии и должности сослуживцев попросил вспомнить. Потом, подробно — о нахождении в госпитале, учебном батальоне и последнем бое. Исписав ровным почерком несколько листов, хмыкнул:
— В первый раз с таким перебежчиком сталкиваюсь. Если ты Абвером заслан, так они тоньше действуют — легенда железобетонная, документы советские. А у тебя…
Старлей пожал плечами.
— В общем, посидишь пока под замком. Я созвонюсь с кем положено, там видно будет.
Старший вызвал конвоира, и Павла закрыли в обычном деревенском подвале. Было прохладно и темно, в углу шуршали мыши.
Павел на ощупь нашёл какой-то ящик, уселся на него и задумался. Он всячески рвался к своим, перешёл и попал в СМЕРШ. Нет, он не ожидал, что его встретят с цветами, но и в темницу попасть тоже не рассчитывал. Может, надо было захватить с собой пленного или выкрасть карты? Тогда больше веры было бы.
Сколько он так просидел — неизвестно, в темноте определить было затруднительно. Но загремел засов, откинулся люк.
— Немчура, выходи!
Павел не стал поправлять конвойного. Всем окружающим не расскажешь всей правды — не поверят.
В комнате кроме оперуполномоченного СМЕРШа сидели ещё два офицера — капитан и майор. Как приказал конвойный, Павел завёл руки назад, сцепив пальцы в замок.
Майор оглядел Павла и предложил ему сесть. Павел уселся на старый, скрипящий стул.
— Расскажи-ка ты нам всё с самого начала.
— С госпиталя?
— Нет, со школы.
Павел начал рассказывать. Иногда его спрашивали о малозначащих, с его точки зрения, подробностях. Павел добросовестно вспоминал.
Когда он закончил, на что ушло часа два, майор встал, открыл коробку с «Беломором», закурил.
— Куришь?
— Никак нет.
Майор походил по комнате.
— Занятная история.
— Какая есть.
Павел сидел понуро. Он понимал офицеров. У немцев служил? Служил, причём добровольно, никто его не принуждал. Выходит, изменил Родине и присяге. А что делают с предателями? Подвергают позорной смерти — вроде повешенья.
Павел только здесь, в комнате вдруг осознал весь ужас своего положения. Раньше, когда у немцев был, думал: перейдёт, проверят его, и он продолжит служить дальше. Но всё оборачивалось хуже. Настроение у него упало.
— Мы его забираем, — сказал майор. — Документы, оружие изъяли?
— А как же!
Старлей протянул майору солдатскую книжку Павла и «вальтер».
— Поехали.
У избы стояла «эмка» — ещё довоенного производства легковой автомобиль горьковского автозавода.
Майор уселся впереди, с водителем, капитан с Павлом — сзади.
Всю дорогу ехали молча. Павел поглядывал по сторонам. Куда и зачем его везут? Хотели бы расстрелять за измену — шлепнули бы там же, поодаль от избы. Может, в лагерь? Слышал Павел про такие, где вышедших из окружения держат. Но он-то не окруженец! Форма на нём немецкая, и службу в немецких танковых войсках он не отрицает. Надо было упирать на то, что он не принёс Родине вреда, он никого не убивал.
Они прибыли в какой-то городишко, и машина остановилась у двухэтажного здания. Стоявший у входа часовой отдал офицерам честь. Вид Павла его, похоже, не удивил.
Пашку завели в кабинет. Неожиданно майор заговорил с ним по-немецки, очень чисто, с лёгким берлинским акцентом. Расспрашивал о службе в немецких войсках — видел ли он командира 6-й танковой дивизии генерал-майора Рудольфа фон Вальденфельса.
— Откуда? — удивился Павел. Он и командира 4-го панцергренадёрного полка не видел — только командира роты и батальона.
— Хочешь искупить свою вину? — спросил майор.
Павел кивнул. В горле внезапно пересохло, он не мог говорить.
— А если придётся вернуться туда, к немцам? — майор смотрел на него пытливо.
Павел растерялся. Он ожидал, что ему дадут трудновыполнимое задание, где возможно придётся рисковать жизнью — но назад, к немцам?
Майор понял его состояние.
— По-немецки ты говоришь хорошо, прямо настоящий померанец.
Павел улыбнулся.
— Мне об этом немцы говорили. Даже земляк нашёлся, кажется, из Передней Померании.
— Я — сотрудник СМЕРШа, зафронтовая разведка. Нам необходимо внедрить своего человека в действующие части немцев. Ты очень подходящая кандидатура.
— Скоро сутки, как я здесь, меня уже должны хватиться.
— Можно сказать, что напился до беспамятства и только очнулся.
— Хм, накажут.
— Как можно наказать героя, выбравшегося из подбитого танка? Он же должен отойти от пережитого. Самое простое средство — напиться.
— Какой из меня разведчик? Я ведь не умею ничего.
— Верно, времени на подготовку нет. Всё придётся делать экспромтом. Ты легализован, тебя знают сослуживцы, на тебе форма, значки.
— Что я должен делать?
— Вот это другой разговор!
И майор битых два часа рассказывал, за чем надо наблюдать и как добывать сведения. Павлу предстояло общаться с сослуживцами, посещать солдатские пивные, постараться подняться по службе и сблизиться с офицерами.
— А как сведения передавать?
— В самую точку вопрос! Когда сведения будут экстренные, можно будет воспользоваться танковой рацией. Передашь на волне 272,4 сигнал — голосом, на немецком языке: «Сильно заболел, прошу лекарство». Для связи тебе будет выделен человек, он обратится к тебе с паролем: «Вы не ходили в лютеранскую церковь в Штральзунде?» Ответ: «Я — католик, и жил…» Где вы жили?
— Говорил — в Кольберге.
— Значит, «Я — католик, и жил к Кольберге».
— А вы не боитесь, что я не стану работать, а сбегу? Или хуже того — сдам вашего связного?
— Значит, я ошибся в тебе. Чем мы рискуем? Кроме связного — ничем. Если мы тебя расстреляем или сошлём в Сибирь — ничего. А так ты можешь пользу принести. Войне скоро конец, немцу под Курском хребет сломали. Он уже не тот, немец-то. Сам видишь, гоним его из страны. Пройдёт полгода, год — даже два, не больше — и мы будем в Берлине.
— У немцев настроение не победное, но в скорое поражение никто не верит. На фронт поступает новая техника — вроде «Тигров» и «Пантер», самоходки на их базе. Наши противопоставить им ничего не могут. Это я как танкист говорю. Наверняка в авиации и в артиллерии есть свои новинки.
— Павел, экономика Германии прошла свой пик. Не хватает мощностей и специалистов. Наши заводы выпускают танки тысячами в месяц, а Германия — сотнями. У Советского Союза полно стратегического сырья — тех же руд, металлов для выплавки стали: хрома, молибдена, ванадия. Германия всё завозила из других стран. Перевозка стратегических материалов транспортом, любым — кораблями, поездами — самая уязвимая цепочка.
Кроме того, у нас есть союзники, поставляющие технику и продовольствие. Если они откроют Второй фронт, Германии войну не выстоять. Мы обязательно победим. Так что если и сбежишь, мы непременно найдём тебя после победы и тогда уж точно повесим.
— А если случится — меня в плен возьмут? — спросил Павел. — Или ещё что-нибудь? Как мне тогда вас искать, на кого ссылаться? Шлёпнут же, как предателя!
— Всяко бывает. Сначала не говори никому, что ты русский, проси сообщить о себе в СМЕРШ, любому уполномоченному. По телефону или при личной встрече скажешь, что работаешь на ведомство Утехина. А уж потом пусть ищут меня, майора Гуркова. Запомнишь?
— Да вроде просто.
— Веди себя, как всегда, не вызывай подозрений, и всё будет хорошо.
— И как же мне теперь на ту сторону перебраться?
— Мы на передовой «концертик» маленький ночью организуем, под шумок и перейдёшь назад, на том же самом месте. Тебе надо к утру в батальон попасть.
— Страшновато.