Дурак космического масштаба - Кристиан Бэд

Сбивший меня с толку детский крик оказался случайным, что называется «не из этой темы». Выскочив на площадь, я сразу все понял. По запаху. Потому я и не пытался вступить в переговоры — спасти мы никого уже не могли. Сам я ни разу не видел, как людей обрабатывают раствором как мусор, и как в

считанные минуты дезинфектант разъедает заживо сначала легкие и слизистые, потом

— мягкие ткани. Мне только рассказывали. Но, если бы в подчинении у меня сегодня оказались мои спецоновцы, я бы попробовал сделать это кое с кем сам. Влана стояла возле кучи органики, из которой торчали недоразложившиеся

конечности и обрывки одежды. Когда я хотел ее оттащить — она просто упала. Еще и надышалась этой дряни, видимо. Мы с Келли подхватили ее. Тоже мне — женщина

пилот. Женщина, которая по воле обстоятельств или по собственной воле сделала из себя мужчину. А мы теперь что должны делать?

Я посмотрел на Келли. У него хоть какой-то опыт есть. Я знал, что он женат и у

него две дочки. Но капитан только головой помотал. На борту у нас обычный медик, в плане руку-ногу пришить, а нужен психотехник. Мы занесли Влану в медотсек и тут же вышли. Втроем там не развернешься –

тесно. Эмка — хоть и приличная посудина, но не корт. Оставили девушку с медиком, понимая, что в чувство-то он ее сейчас приведет, а дальше что? Келли тут же смылся, чтобы выяснить, куда вообще можно пристроить хотя бы в медицинском плане штатскую девицу без документов. Я остался подпирать спиной дверь в медотсек. Понял, что почему-то не нахожу себе места. Нелепость ситуации меня раздражала. Что такое вообще «девушка в космосе»? Да, не понять что! Встреть я Влану где-нибудь в городе, я, может, и догадался бы. Но пилот! Это

же сто процентов бесплодие и еще Хэд знает, что там бывает от жесткого излучения у женщин. Нашему-то брату, если захочется завести детей, никогда не известно наверняка, даст ли генетический департамент положительное заключение, но леди могут путешествовать в пространстве только в максимально защищенных условиях пассажирского транспорта. И то желательно уже в возрасте, не предусматривающем деторождение. Женщина-пилот. Это было для меня чем-то невообразимым. Но чем больше я вспоминал ее глаза, тем больше мне хотелось зайти и хотя бы посмотреть на эти глаза еще раз. Что за шутки Рогатого? «К Хэду!», — подумал я, развернулся и пошёл искать Келли.

Келли, пока я подпирал дверь, действовал. Он вообще был человек действия, долгие размышления выбивали его из колеи. Он приказал парням разобрать неразложившиеся человеческие останки и выяснил, что девчонок венадцати-четырнадцати лет по крайней мере сверху нет. А значит — оставался крошечный шанс, что они в эту кучу не попали и скрываются сейчас где-то в развалинах. Стоило поискать. Тогда и с Вланой решить легче. Мы послали запросы с примерными описаниями по всем работающим службам. Дали команду нашим военным патрулям. Медик погрузил Влану в искусственный сон и двое суток он нам обещал. Я всё-таки зашел и посмотрел на нее спящую. Даже с закрытыми глазами она нравилась мне всё больше. Выругался и ушёл. Следом бежал медик со стенаниями,

что ему этот случай не по профилю. Медик видел, что я зол, но не знал, почему. Я ему объяснять не собирался. Женщина-пилот. К Хэду!

Я не специалист по генетике. Иначе бы я объяснил тебе, почему женщина-пилот это так для меня дико. Я, конечно, учил в школе, что обычные космические излучения, не говоря уже про всякие там гамма-всплески, творят с информацией живых клеток нечто невообразимое. Но в деталях — не помню. Помню только, что

если в первом поколении козлят у людей не родилось, это совсем ничего не значит.

Еще помню, что мужчины якобы менее восприимчивы к той посторонней информации, которую гонят сквозь пространство чужие звезды. Однако то и дело раздаются скептические голоса ученых. Мол, мы просто еще очень мало знаем, а через пару тысяч лет всё это выйдет таким боком, что мало не покажется никому. Однако парни всё равно будут болтаться в космосе. Потому что мужчинам нужна новая информация. Даже с риском, что использовать её мы не сможем. Наши гены жаждут изменений. Пусть из нас выживет один на тысячу — мы всё равно полезем в самое пекло. Другое дело женщины. Страсть к саморазрушению не должна быть присуща и им тоже, иначе человечество вымрет. Есть, конечно, женщины, считающие иначе, но официально женщину в армаду, например, не возьмут никогда. На то есть прямой запрет генетического департамента. Летать можно разве что вот так, как Влана — без документов. Ну, может быть, в спецоне ещё. Про такое я как-то тоже слышал. Когда я в детстве читал глупые фантастические саги, там «слабого» полу в

космосе — кишмя кишело. В мои же времена не каждый парень рискует летать даже на предельно защищенных пассажирских. Хотя в тот же наземный спецон идут без особого страха — пусть дело это куда более убойное, зато, если уж уцелел, так уцелел. Когда я подал документы в армаду, мне отец так и сказал, что я теперь для семьи — отрезанный ломоть. На нашей планете нравы патриархальные. Кто-то мне говорил, что на экзотианских КК встречаются женщины, но и там выбирают жестко — или летай, или рожай, что-нибудь одно. Но, так или иначе, у экзотианок в этом плане свободы больше.

Однако о генетике я размышлял недолго. Проблем и без того хватало. Нужно было срочно доложить о случившемся высшему командованию, пока всё это не обросло соплями и сплетнями. Келли для доклада не подходил совершенно, он и красноречие — вещи

несовместные, а мне сейчас не позволяла должность. Пришлось срочно связываться с Мерисом, объясняться. Заодно и поругались. Мерис решил сначала, что я хочу его подставить. Пришлось ткнуть носом в предусмотрительно спасенные от окончательного разложения останки детей и женщин: когда я пообещал отослать ему всё это безобразие спецпочтой, он заткнулся, наконец. К сожалению, вылететь к нам генерал не мог, однако, пообещал доложить «через голову», сразу вышестоящему начальству. Теперь я спокойно мог разрешить Келли нести всё, что угодно, если на него таки выйдет кто-то из командования и потребует объяснений. Во время торговли с начальством, пропала одна из пар дежурных, которых Келли отрядил, пока суд да дело, патрулировать территорию. Личные браслеты — штука надежная, так просто оба сдохнуть не могли. Похоже, ребята радовали сейчас каких-нибудь местных мародеров — оружие, одежда, а может — и свежее мясо. Такое уже бывало. После разговора с Мерисом я с удовольствием сожрал бы кого-нибудь сам, потому

— взял шлюпку, четырех ребят и попробовал на бреющем полете подцепить сигналы личных маячков. Кое-что вышло. То ли сигналы, то ли похожие помехи — но что-то из заброшенной канализации доносилось. Канализация завалилась совершенно, таких ветхих я еще нигде не видел. Пройти мы по ней не смогли, сигнал потеряли. Тем не менее, надежда оставалась — нашли обломки одного из личных браслетов (без атомной «батарейки», конечно, «батарейку» сперли). Кто-то предложил попробовать собаку. У местных полисов вполне могли быть собаки. Связались с городской полицией, привели пятнистого от страха полицейского с лохматой смешной собачкой. Собачка оказалась дружелюбной и ласковой, облизала мне лицо, когда я присел погладить её и, обнюхав обломки браслета, свистнула в

какую-то дыру. Стали разгребать. Оказалось, пес нашел полузасыпанное ответвление

от основного хода. Мы его раскопали. Пес тоже рыл, повизгивая. Под завалом лежал труп одного из наших солдат, плотно закатанный в пластик. На голове — рана, от удара кирпичом, судя по крошкам. Хотели оглушить и убили? И при этом догадались завернуть … Но ведь сигнал-то мы ловили. Значит — второй жив? Почерк был знакомый. Трущобный почерк. Если мой второй боец живой — он сейчас или под городом, или в каких-то других местах обитания местных бомжей. Я послал шлюпку «на автомате» за вещами второго бойца — вдруг собачка найдёт что-то ещё. Поджидая шлюпку, мы выбрались на поверхность и уселись портить здоровье, кто чем привык. Сутки на Мах-ми длиннее стандартных, и тусклое белое солнце только-только клюнуло горизонт, но по корабельному времени ребятам давно полагалось в койку. Ален Ремьен остался наблюдать за местностью, остальные повалились на траву.

Айим, самый мощный на вид из ребят, сразу уснул. Двое закурили. На это в спецоне смотрели сквозь пальцы, и я, в общем-то, в конце концов, тоже стерпелся, потому что мой способ гробить здоровье ни чем не лучше — я начал размышлять. А это причина большей части болезней, кроме инфекционных разве что.

Я думал о том, где бы взять человека, выросшего на здешних помойках. Или, хотя бы, на здешних улицах. Попробовал поговорить об этом с полисом, но полис стал неадекватен уже от одного моего вида … А то, что я без нашивок — вообще вводило его в ступор. Наверное, он решил, что самые высшие чины в спецоне так и должны выглядеть — грязные, злые, с изодранной мордой (исцарапался, когда в канализацию лез) и в форме без нашивок. А я-то думал, что после Дьюпа внешним видом спецоновца мало кого теперь можно удивить…