Аэций. Клятва Аттилы - Алекс Тавжар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время короткого плавания Аэций не успел ничего разглядеть. Понял только, что на лагерь вот-вот нападут. Сидевшие в лодке на веслах торопились быстрее его доставить. Спешка чувствовалась во всем. В разбуженном голосами воздухе отчетливо пахло близкой битвой.
На судне Аэцию, едва державшемуся на ногах от сонного зелья, позволили встать возле борта. С такого близкого расстояния песчаный берег был виден как на ладони. На левом склоне темнели деревья. На правом — скученные палатки походного лагеря.
Из обрывочных разговоров Аэций узнал, что его сторонники, недовольные назначением нового магистра армии, перешли через реку Рубикон и движутся к берегу моря. Кто-то, скорее всего, Севастий, сподвиг их собраться в пяти миллиариях от Аримина и напасть на лагерь Бонифатия, в котором находилось приблизительно столько же наемников-южан. Встреча предвиделась жаркой. Южане носились по берегу, собирая строй. Предупрежденные о скором нападении, они лихорадочно готовились к предстоящей битве.
И только Севастий со своими подручными куда-то исчез.
Битва
Перед самой битвой над побережьем разгулялось осеннее солнце, и на песчаной косе не осталось никого, кто хотя бы на миг не ослеп от его лучей.
Спустившись со склона к морю, южане оказались на самом виду, словно темная виноградная гроздь на подносе из золотого песка. В своих обмотках они походили на какой-то сброд. Кому-то не хватило копья. Кому-то шлема. На них было жалко смотреть.
У сторонников Аэция лучшим было всё — подготовка, доспехи, оружие. Красно-белый штандарт, развевавшийся над их головами, принадлежал ветеранам, прошедшим с Аэцием не одну баталию. Сбежав с противоположного склона, они устремились к походному лагерю железной лавиной. Южане сомкнули ряды и выставили щиты, но натиск противника был слишком сильным. Закованные в броню ветераны раскидали их словно детей. По всей косе южан загоняли в воду и добивали, не прилагая больших усилий.
Аэций наблюдал за происходящим издали и, не видя мелких деталей, додумывал их сам. Слышались его уху и звон мечей, и предсмертные крики, и победный рык, но легкое начало боя не внушало доверия. Аэций чувствовал, что готовится какой-то подвох. На судне он был единственным, кто желал ветеранам выйти живыми из этой бойни. Остальные громкими криками подбадривали южан, призывая не поддаваться панике и стоять до последнего, как скала.
Исхода сражения дожидались и на соседнем судне. Из шатра то и дело выходила молодая рыжеволосая женщина, какое-то время смотрела на берег, загораживаясь ладонью от яркого солнца, а потом, словно тень, удалялась обратно в шатер.
«Не её ли я видел ночью?» — Аэций подумал об этом вскользь. Картина на берегу менялась каждое мгновение и занимала все его мысли.
— Смотрите! Там — на поле! — раздался чей-то радостный возглас.
Аэций привалился к борту и взглянул по направлению вытянутой руки.
Из леса за полем посыпались всадники. Издали они казались крылатыми мушками. Сперва их было немного, но мушки всё прибывали и прибывали, и очень быстро их стала тьма. Следом из-за деревьев хлынули пешие. Сомневаться не приходилось. Севастий привел на подмогу южанам имперские войска.
Подспудно Аэций именно этого и боялся, но когда увидел собственными глазами, почувствовал, как палуба уходит у него из-под ног. Лишенный возможности вмешаться, сломленный духом, со связанными руками, он вынужден был молча взирать на то, как в спину ветеранам врезается имперская конница, как посреди неразберихи и хаоса проваливаются одна за другой отчаянные попытки выстроить оборону, как подоспевшая на помощь южанам пехота кромсает оставшегося без сил противника почти без потерь.
В живых не оставили никого. По берегу разметало десятки трупов. Столько же плавало на мелководье распоротыми животами вниз. На мгновение Аэцию показалось, что он среди них, и лучше бы так было, чем то, что ожидало его теперь — позор, бесчестье и вечные муки из-за погибших на берегу. Они попали в ловушку лишь потому, что считали Севастия его другом. Сознавать это было невыносимо.
Аэций схватился за борт, надеясь покончить разом и с унизительным положением, и с угрозой, которую теперь представлял для своих сторонников, но ему не дали свалиться в воду. Оттолкнули назад и, оглушив пинками, бросили на дно корабля.
* * *— Победа, — закричал Севастий, врываясь вместе с ветром и запахом свежей крови в шатер Бонифатия.
— Ты называешь это победой?! — презрительно произнес Бонифатий. Несмотря на слабость, он поднялся с ложа и теперь едва стоял на ногах. — Твои войска в три раза превосходили силу противника. Это позорное поражение, а не победа…
— Перестань, — отмахнулся Севастий. — Никто не узнает, сколько нас было. А если тебя это беспокоит — поменяем в отчете численность, и врагов станет больше. Разве ты сам никогда так не поступал?
— Никогда!
— У тебя, наверное, плохо с памятью…
— Я сказал — никогда! Не смей меня обвинять! — Бонифатий схватился за грудь. К обычной ноющей боли прибавились рези под ребрами, и стало трудно дышать. Заметив это, Севастий подхватил его под руку и заботливо усадил на ложе.
— Ты слишком волнуешься из-за какого-то пустяка, — произнес он, как ни в чем не бывало. Налил из кувшина вина и протянул Бонифатию кубок. — На вот выпей и боль успокоится.
— Лучше уж дай мне яда, — прохрипел Бонифатий, но кубок взял, глотнул из него и на мгновенье закрыл глаза.
— Ну, что, отпустило? — слегка улыбнулся Севастий. — Скоро в Равенне узнают, что мы разбили войско Аэция, и слава непобедимого воина покинет его навсегда. Ты бы видел, как он подавлен. Еще немного, и признается даже в том, чего никогда не делал.
— Вот как?
— Поверь моему опыту начальника стражи. Все признаки на лицо.
— Ты поклялся оставить его в живых.
Севастий мотнул головой.
— Об этом я не забыл. Мы объявим, что он укрылся у скифов. А сами отправимся в Маргус и прихватим его с собой.
— Не прихватим, а будем сопровождать.
— С какой это стати?
— Потому что я так желаю.
Кубок в руке Бонифатия дрогнул, и вино слегка пролилось, но Севастий