Одержимые - Таня Хайтман

Адам бросил на нее понимающий взгляд. Тем не менее он, похоже, начинал испытывать удовольствие от общения. Он снова склонился над ней. Своим притягательным голосом, от тембра которого у нее по коже бежали мурашки, он спокойно объявил:

- Я больше ведусь на запах. Это объясняется, наверное, моим сильным охотничьим инстинктом.

- Ты имеешь в виду, что можешь брать мой след? - спросила Леа, едва сохраняя здравый смысл - ведь Адам был так близко. "Между нашими телами, наверное, образуется электрическое напряжение, какой-то совершенно из ряда вон выходящий природный феномен", - подумала она, а сердце ее тем временем предательски подбиралось к горлу.

Адам медленно кивнул, затем черты его лица озарились слабой загадочной улыбкой. Было совершенно очевидно, что ситуация забавляет его. "Что-то доставляет ему огромную радость", - удивленно констатировала Леа.

Она неуверенно улыбнулась в ответ.

Мгновение он молчал, словно хотел испить предвкушение радости до конца.

- Дело не только в том, что можно кого-то преследовать, - проникновенно сказал он. - Здесь нечто большее... Запах человека отражает всю его чувственную жизнь. Поэтому я считаю гораздо более чувственным и волнующим обращать внимание на запах человека, чем на его внешность. По твоему запаху я могу понять - запуталась ты, чем-то озадачена или просто радуешься тому, что находишься рядом со мной.

Последние слова он произнес с многозначительной улыбочкой. Но Леа была гораздо сильнее увлечена тем, чтобы сократить расстояние между их телами, чем стремлением осознать смысл его слов.

- Радуюсь ли я... - повторила она механически, постепенно начиная осознавать. - О!

Она тут же откинулась на подушки, чтобы отвести свое предательское тело на безопасное расстояние. При этом ей вспомнилась дюжина ситуаций, когда ее разгоряченная кожа выдавала все желания и фантазии в присутствии Адама.

Она поспешно натянула одеяло до самого носа.

Да это же еще хуже, чем читать мысли! Запах - это нечто настолько физическое, чувственное, что от стыда Леа готова была умереть. Адреналин безжалостно гонял кровь по ее телу, пока шум в ушах не перешел в грохот. "Интересно, как пахнет паника?" - спросила себя Леа, когда Адам подошел к ней настолько близко, что их лица должны были соприкоснуться уже при следующем вдохе.

- А почему, ты думаешь, мне так трудно контролировать себя в твоем присутствии? - тихо спросил он, и, услышав в его голосе агрессивные нотки, она немного сжалась.

- Я совершенно не замечала, что ты с трудом контролируешь себя...

Но Адам, похоже, не услышал ее тихих слов. Он смотрел на нее сверкающими от ярости глазами, и напряжение его лица настолько подстегнуло пульс Леа, что та стала опасаться, что вот-вот потеряет сознание. Ее тело не могло решить, сломаться ли от страха или отважиться на бурное объятие с последующим еще более бурным поцелуем. Крылья носа Адама трепетали, и Леа не успела даже заметить, как так вышло, что она снова осталась в комнате одна.

5

Кровожадность

Дым низко скользил над поверхностью из жидкого золота, взбирался по белым, слегка выгнутым фарфоровым краям, чтобы подняться там нежно-серой колонной. В воздухе распространялся аромат высокогорных лугов, окружающих Дарджилинг[3], смешиваясь с крепким ароматом горящих в камине лавровых поленьев.

Леа расслабилась, окуная в чашку ложку акациевого меда. Хотя аромат чая и каминного огня воскрешал в памяти исключительно уютные картинки, она искала другой аромат, который навсегда свяжет ее со снегом и кровью. Она невольно повернулась лицом к пианино, где сидел Адам, играющий Гершвина. Прелюдия №2 - как же она подходит к этому моменту. Пока одна рука танцует по клавишам, вторая выписывает угрожающую мелодию. Две души в одной груди. В груди Адама...

Леа мечтательно опустила веки, но прежде чем чувственная фантазия успела принять форму, раздалась фальшивая нота. Грубая ошибка. При этом Адам не ошибся ни разу на протяжении трех последних произведений.

Профессор Каррьер, сидевший в кресле напротив Леа, удивленно поднял взгляд от стопки рукописей, которые до этого просматривал, что-то тихонько бормоча себе под нос. Затем он провел рукой по своим коротко стриженым волосам и вновь вернулся к работе.

Чувствуя себя пойманной на горячем, Леа покрепче ухватила чашку и спрятала покрасневшее лицо в клубах пара. Как будто она недостаточно сильна для того, чтобы проявлять сдержанность. Она ведь всего лишь хотела немножко помечтать. Ведь, в конце концов, за последние дни у нее было достаточно времени, чтобы поупражняться в обуздывании своего либидо. Собственно говоря, ничего другого ей и не оставалось, потому что Адам почти не отходил от нее, а то, что она узнала о его особенном обонянии, произвело на нее очень сильное впечатление.

Тем не менее случались моменты слабости, особенно тогда, когда она их не ожидала. К примеру, когда она, закутав ноги в теплое одеяло, слушала его игру на пианино, а в чай с ложечки капал мед. В подобной ситуации ее одергивали грубым промахом по клавишам. За этим последовал бы, наверное, предупреждающий удар по пальцам, сопровождаемый шипением: "Фу, Леа!"

- Профессор Каррьер, а что произойдет, если вам... ну, скажем... отрубят руку? - Этот вопрос в буквальном смысле слова вырвался из уст Леа. - Автоматически вырастет новая или вам придется держать отрубленную часть рядом с культей, чтобы та могла прирасти? Я подумала, что демон может приказать лежащей в грязи руке вернуться на место. В своем роде магический трюк с резинкой, так что тело, получается, вообще нельзя разделить.

Профессор задумчиво поглядел на нее поверх очков.

- Это серьезный вопрос? Или вы хотите подразнить меня?

Леа быстро изобразила серьезное и заинтересованное выражение лица, в то же время прислушиваясь к пианино, безразлично продолжавшему свой клавишный плеск.

- Крайне серьезно, - ответила она, с трудом подавив вспышку гнева. - В конце концов, если я буду знать о демоне все, это может стать преимуществом, раз уж я не могу уйти от своей судьбы. Вы должны понимать, профессор Каррьер, что у меня очень живая фантазия. Знание скрасит мое ожидание, которое, похоже, будет продолжаться долго. По крайней мере, с точки зрения человека. По вашему летоисчислению, несколько лет - наверное, не так уж и много.

- Может быть, вам стоит обсудить этот вопрос с Адамом? - ушел от ответа профессор и принялся медленно перекладывать перепутавшиеся бумаги.

- Я бы с удовольствием. Но, к сожалению, Адам отказывается обсуждать со мной эту тему. Если вы еще не заметили: Адам в принципе отказывается разговаривать со мной. Очень сложно добиться от него хотя бы согласного мычания, когда я жалуюсь на этот непрекращающийся снегопад. Так что насчет отрубленных рук, кровожадности и вечной жизни?