Верлиока - Вениамин Каверин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Это бывает, - наконец сказал он.
Без сомнения, Лука Порфирьевич брал отгул для того, чтобы никто не мешал ему выпить, пропустить или тяпнуть - в русском языке есть много слов для обозначения этого нехитрого дела. Он приветливо встретил гостя, и Васе угрожать ему не хотелось. "Все-таки старый человек, - думалось ему. - И даже, может быть, птица".
- Лука Порфирьевич, - мягко заметил он, - вы знакомы со всеми делами Леона Спартаковича и часто бываете в его квартире. Скажите, пожалуйста, вы не встречали у него девушку?.. Ну, как вам о ней рассказать... Белокурая, загорелая, голубые глаза. Одета по-дорожному, в курточке и джинсах.
Лука Порфирьевич распечатал вторую бутылку, выпил и, крякнув, понюхал корочку хлеба.
- Была, да сплыла.
- Где она, что с ней случилось?
Пятна и полосы солнечного света дрожали на стенах, потолке и на полу, становились то шире, то уже - можно было подумать, что и они волновались не меньше, чем Вася.
- Не скажу. Государственная тайна! И вообще, кто ты такой? Откуда ты взялся на мою голову? Вот я бы сейчас пел или спал, а мне нужно с тобой разговаривать. Почему? За что? Берет человек отгул, запирается, чтобы его оставили в покое эти бумажные хари, выпивает, закусывает. Ну почему... - он смахнул слезу, - почему я должен выдавать тебе государственную тайну?
- Ну вот что, - тихим, страшным голосом сказал Вася, - или вы мне скажете, где она, или я сейчас же докажу, что мне известны некоторые если не государственные, так весьма опасные для вас тайны.
- Ох, испугал!
- Считаю: раз! - Он помедлил. - Два!
Секретарь ухмыльнулся, выпил еще стаканчик и закусил селедкой.
- Три. Ну, Лука Порфирьевич, теперь держитесь. Кстати сказать, вы верующий?
- А тебе какое дело? Ну, допустим, да! И он демонстративно перекрестился.
- Так вы считаете, что поп не должен называть новорожденного Ричардом Львиное Сердце?
Вам случалось видеть, как трезвеют очень пьяные люди? Нежные, пушистые шарики хмеля вылетают из головы и растворяются в воздухе, как в раскрашенном сне, и некоторые, прежде чем растаять, по-детски гоняются друг за другом. Сразу же все становится на свои места, откуда-то появляется ясность, похожая на грубый, неотесанный камень, - ясность, которая дает понять, что с ней шутки плохи.
Именно это произошло с нашим секретарем, когда он услышал об упрямом попе. Но он сдался не сразу.
- Какой такой Ричард? - спросил он беспечно и слегка задрожавшей рукой поставил на стол стакан. - Не слыхал!
- И даже удалось ли Жабину отравить жену, не слыхали? - с любопытством спросил Вася.
Плоские тусклые глаза человека-птицы вспыхнули от страха и изменили цвет, вылезли из орбит, и откуда-то появились длинные, мелко хлопающие ресницы. Все это, казалось, дошло до предела и не могло удвоиться. Однако удвоилось, когда Вася спросил:
- И неужели вы, наивный человек, поверили, что покойная девочка была похожа на собачку?
Остолбеневший Лука Порфирьевич со стуком, тяжело рухнул на колени.
- Сколько?
- Не продается, - громко ответил Вася и так стукнул кулаком по столу, что бутылки и стакан подпрыгнули и скатились на пол.
Секретарь горестно покачал головой.
- Его Высокопревосходительство посадил ее в землю, - одними губами прошептал он. - В парке за домом, под флаговой сосной.
И вдруг легкое, счастливое чувство охватило Васю. Он вспомнил ночь, которую провел в парке. Вот почему его как магнитом тянуло к молоденькой иве!
Взъерошенная груда перьев, из которой торчали горбатый клюв и длинные голенастые ноги, лежала перед ним.
- Еще один вопрос, Лука Порфирьевич, - сказал Вася. - На полу в соседней комнате лежат деньги... Я понимаю, это взятки. Но почему вы положили их на пол?
- Сушу, - еле слышно ответил секретарь. - В подвале сыро. Плесневеют, будь они прокляты.
Вася засмеялся и вышел.
ГЛАВА XXIX,
в которой рассказывается, что случилось с Ивой
Конечно, было бы гораздо лучше, если бы Ива сама рассказала о том, как она оказалась в Шабарше. Но, к сожалению, она об этом ничего не знала. Появление "мерседеса" не осталось бы незамеченным в Котома-Дядьке. Поездом Леон Спартакович воспользоваться не мог - станция Шабарша не значится в железнодорожных расписаниях. Остается предположить, что он усыпил Иву, а потом улетел вместе с нею по воздуху, хотя регистраторам, даже в чине Главного, летать категорически запрещено.
Так или иначе, она очнулась в незнакомой комнатке, в незнакомом доме и увидела незнакомого человека, который старательно гладил белье на старомодной, обитой войлоком доске. Да полно, человек ли это? И если человек, то женщина или мужчина? На лысоватой головке лежали в беспорядке какие-то кисточки, похожие на перья, нос был удивительно похож на клюв, однако на нем сидели очки. Из широких штанов торчали крепкие птичьи лапы. И - самое удивительное на нем был грязный, перетянутый поясом длинный передник. Бутылка водки стояла на окне, время от времени он прикладывался к ней и негромко напевал:
Ни про друга, ни про недруга,
Ни про милого, ни про немилого.
Несмотря на странную внешность, в нем было что-то уютное.
- Простите, - сказала ему Ива, - не скажете ли вы, где я? И что со мной случилось?
Человек, похожий на птицу, набрал в рот воды, спрыснул лежавшую на доске рубашку, расправил ее и снова взялся за утюг.
- В городе Шабарша, - приветливо ответил он. - Заснула в одном городе, а проснулась в другом. С моей точки зрения, это только приятно. А где? В доме его Высокопревосходительства Леона Спартаковича Пещерикова. Он-то тебя и пригласил. И слава богу. Живем, как монахи, ни единой женщины в доме. Ну годится ли это, скажите на милость? А я, позвольте представиться, его секретарь. И одновременно, так сказать, разнорабочий.
- Ах, так это Леон Спартакович! - закричала Ива. - Давайте его сюда! Живо!
Без сомнения, Леон Спартакович стоял за дверью, потому что он появился в каморке, едва Ива произнесла его имя.
Вот когда он действительно был похож на Аполлона, причем каким-то образом и на бабочку, и на статую одновременно.
- Ах эта Ива, проказница, плутовка! - сказал он весело. - Все-таки заставила меня совершить необдуманный шаг со всей решительностью, присущей молодости.
Ива вскочила с кровати.
- Так это сделали вы, - ледяным (как ей показалось) голосом ответила Ива. - Вас-то мне и надо! Во-первых, скажите, пожалуйста, почему все свои письма вы кончаете словами "с подлинным верно"?
Леон Спартакович рассмеялся.
- "С подлинным" потому, что я питаю к тебе подлинное, а не притворное чувство. А "верно" потому, что верность в наших будущих семейных отношениях должна играть существенно важную роль.
- Ах, в семейных? Прекрасно. Что вы там пили? - спросила она птицу-секретаря. - Водку?
- Что пил, где пил? - засуетился тот. - Белье водой спрыскивал! Не пил!
- Опять! - грозно сказал ему Леон Спартакович. - На работе?!
- Ваше Высокопревосходительство! - И секретарь грохнулся перед ним на колени. - Клянусь святой божьей матерью и всеми угодниками - не пил. Один глоток - для бодрости. Что для меня водка? Тьфу!
И он с отвращением плюнул.
- Вы сунули бутылку в белье. Давайте ее мне! Живо!
И так как секретарь медлил, Ива быстро разворошила лежавшую на полу кучу белья и достала бутылку.
- Так, семейных? - повторила она и трахнула Леона Спартаковича бутылкой по лицу.
Секретарь ахнул. Перья на нем встали дыбом.
- Где у вас тут телефон? - кричала Ива. - Я сейчас же вызову милицию! По какому праву вы уволокли меня из Котома-Дядьки?
Искры летели из нее снопами, и с каждым мгновением она все больше становилась похожа на отца в те далекие времена, когда он командовал артиллерийской батареей.
Но и в Леоне Спартаковиче произошла заметная перемена. Под глазами появились чуть заметные синеватые мешки, подбородок потяжелел, и, как показалось Иве, он стал немного ниже ростом.
Человек, как известно, может в редких случаях постареть в несколько минут. Похоже было, что с Его Высокопревосходительством произошла именно эта неприятность. Но все-таки он, что называется, собрался и снова заговорил, хотя язык не очень-то слушался его и слова разбегались в разные стороны, как шарики ртути.
- Ах эта Ива, затейница, оригиналка! Не хочет исполнять свои обещания. Ну что ж! Тогда придется ей посидеть дня два-три в этой жалкой каморке, в то время как ее с нетерпением ждет превосходная квартира.
И он вышел, бесшумно притворив дверь.
Ива села на кровать. Искры больше не вылетали из нее, но сходство с отцом сохранилось и даже стало еще сильнее.
Ползая на коленях, Лука Порфирьевич искал закатившуюся под кровать бутылку, и Иве невольно пришлось снова оценить его странную внешность: из проносившихся штанов торчали тощие перья.
Наконец он вылез из-под кровати с бутылкой в руках, сделал долгий глоток и заплакал. Ива удивилась.
- Эх вы! - с презрением сказала она. - Мужчина, а плачет. Впрочем, может быть, вы не мужчина?