Чефуры вон! - Горан Войнович

Помню, я начал думать о китайцах, которые, замотанные в простыни, медитируют и впадают в нирвану и все такое. Они всегда мне казались слегка двинутыми, дурдом по ним плачет, а сейчас я представлял себя среди них: как я, такой же лысый и в этих их вьетнамках, сижу там и медитирую, и до лампочки мне весь остальной мир. Я даже подумал вдруг, что от всего, что со мной случилось, у меня конкретно поехала крыша и я уже больше не смогу опять стать нормальным. Только я вообще не переживал по этому поводу, спокойно представлял себе, как хожу по психушке в этой самой смирительной рубашке и потом, как Мэл Гибсон в «Смертельном оружии», выпутываюсь из нее. Только у него была травма плеча, поэтому он смог освободиться.

Я снова подумал: может я обдолбанный? Да вроде нет… Если меня так от одной затяжки накрывает, значит, я совсем псих? Не… наверно, это нормальная реакция, только об этом одни доктора знают, строят из себя умных да крутых.

Потом я подумал, что, может, все психи так себя чувствуют и что правда, что Ади раз втирал, будто они самые счастливые люди на свете, потому что ничего не знают и не понимают. Наверно, так и есть. Вот так лежат себе и смотрят в пустоту, и хорошо им. Положить им на то, что у Сербии нет моря. У меня реально было ощущение, что могу пролежать так всю жизнь. Я подумал, что ни разу не пошевелился с тех пор, как улегся. Пальцем не шелохнул. И не хотелось мне шевелиться. А так я всегда вертелся в кровати как шизанутый, простыня комом сбивалась, — Ранка уже и не знала, что с этим делать.

Вот, приехали. Я шизик. Крыша у меня поехала. С катушек слетел. Свихнулся. Шарики за ролики зашли. Псих.

Почему чефуры сидят на задних партах

Центр профессиональных школ словенцы выдумали только потому, что не знали, как им быть со всеми этими чефурами. И сделали этот центр, самую отстойную школу среднего общего образования во всем мире, где самые дебильные преподы трахают мозг всем нам, тем, у кого фамилия на −ич. В этой грёбаной школе у тебя нет никаких прав. Если вдруг педику стукнет в голову, он может тебя три раза за урок спросить и влепить тебе три кола, и конец тебе. Им на правила насрать. Мы — отбросы, и они могут делать с нами все, что захотят. Надо быть гением, чтобы придумать Центр профессиональных школ. Там тебе никто не поможет и не даст никаких отсрочек, чтоб ты типа все выучил. У них цель — взять как можно больше чефуров и зарубить на корню всю их силу духа, как Радован сказал бы. Если у тебя три пересдачи, то тут же найдется четвертый умник и влепит тебе еще одну, так что ты точняк останешься на второй год. Нет тебе никаких поблажек. Прям пидорский бизнес какой-то! И каждый год ты в новом классе. Если сам не завалишь, так остальные завалят.

Сегодня впервые за последние сто лет я опять пошел в школу — только потому, что мне осточертело сидеть дома. Так, схожу на пару-тройку уроков, завалюсь на последнюю парту и подремлю там. Чтоб потом не наезжали, что меня не было и все такое. И чтоб узнать, все ли еще на месте. По-любому этот год я уже прокатил, чудо будет, если я пересдам три повторных экзамена. Только я и так знаю, что мне будет в лом ботанить во время каникул, значит, я в пролёте. Может, и правда лучше получить еще одну пересдачу и, не рыпаясь, остаться на второй год? Ну не хватает у меня терпежа на эти их контрольные, и рабочие тетради, и циркули, и доски, и мел… Ладно, могу еще посидеть там на задней парте и поприкалываться или поспать, но слушать о химических формулах и о неравносильных уравнениях мне даже в голову не придет. Испишешь всю доску какими-то цифрами, а в конце выясняется, что икс равен трем. И в чем прикол? Какой икс? Что за хрень? Считаешь, паришься, чтоб просто выяснить, что какой-то там хренов икс равен трем. И что тебе с того, что ты это знаешь, если в следующем упражнении икс уже равен четырем или семи. Разве это не бред?.. Мать вашу, с вашими иксами и игреками!

На задней парте сидим мы, самые чефурские чефуры. Так уж повелось. С самого начала. Потому что, когда ты идешь в первый раз в первый класс, все словенские мамочки первыми рвутся в двери и фотографируют своими фотоаппаратами, и эти их словенские первоклашки — чистенькие такие, умненькие, и все друг друга знают, и все они горластые, — тут же занимают первые парты, чтобы быть ближе к учительнице и быть отличниками. И все разговаривают с учительницей и шутят, и им прикольно, и вообще… А бедная Ранка и другие чефурские мамашки стоят сзади с нами, маленькими чефурятами, все на стрёме, только и думают, чтоб их никто ни о чем не спросил, потому что они сами точно так же дрейфили в школе, потому что учеба никогда им особо не давалась, да еще и по-словенски они говорят неважно, — вот и надеются, что их никто ни о чем не спросит. Ждут тихо, пока все словенцы усядутся за парты, незаметно запускают своих карапузов в класс и линяют. И карапузы — такие же испуганные, как их мамаши, — тоже боятся, что их кто-нибудь что-нибудь спросит, забиваются как можно дальше от всех, на последнюю парту. На задней парте они в жутком страхе сидят смирно до пятого или шестого класса, пока им от этого страха, от зажима окончательно не сорвет башню, — и тогда они становятся буйными и начинают всем создавать проблемы и парить всех до одного.

Вот я, например, задалбываю без конца эту нашу Франичку и ору ей: «Туршица, е би сэ яву![113] Меня спросите!» — и по-другому прикалываюсь. Только вот сегодня мне не до того, я, сонный и уставший, спокойно прикорнул себе на парте. А рядом со мной три самых конченых отморозка нашего класса — Шчекич, Джомба и Шлистич, которые надумали посоревноваться в онанизме: кто первый кончит, тот и выиграл. Посреди урока. Вот уроды!

— Давай на ящик пива?

— Не, на пачку Мальборо.

— На бутылку ракии.

— Ну ее на фиг, опять подгонишь эту свою мочу мутную.

— Давайте на партию в дартс.

Мать их, этих тупиц безмозглых! Только эти чмошники реально начали дрочить под партой, Франичка начала дрочить меня.

— Джорджич?

— Да?

— Что с тобой?

— А с другими что?

А эти три дебила продолжают дрочить. Народ ржет, Франичка рычит, открыла классный журнал, дневник, щас на стенку полезет от злости.

— По мне, так можешь домой идти. С тобой мы этот год хоть сейчас закрыть можем.

Да что она ко мне-то привязалась, эта старая ведьма?! Ведь отлично знает, что у меня уже три железобетонных неуда, и она без проблем может добить меня, не напрягаясь. Правда, по ее предмету троек у меня больше, чем двоек. Только сдалась ей эта статистика? У нее все по ощущениям.

— Можешь, к примеру, сесть на первую парту и начать работать, а мы потом посмотрим.

Какая еще первая парта? Ты что, с ума сошла? Не могу я сидеть на первой парте.

— Госпа профэсор! Мне вера не позволяет.

— Какая еще вера?

— Знаете, я с Фужин, мы не должны сидеть на первой парте.

— Это еще почему?

— Мы бы тогда стали такими же ботаниками, как Мишко, и стеклышки бы на носу носили, и нас за это каждый день метелили бы на Фужинах.

— Марко!

— Честное слово, госпа профэсор! На Фужинах бьют всех, кто сидит на первой парте.

— Выйди из класса.

— Легко.

Я встал и вышел. Все вокруг катались со смеху, а Мишко сидел на первой парте, такой весь обиженный, надутый, — да пошел он! Не хрен заделываться ботаном в Центре профессиональных школ! А эти три дауна все дрочили и ржали, и парта вся тряслась, только никто из них пока не кончил.

Почему нет хуже монстров, чем молодые чефурки

Чефурки-подростки меня всегда выводили из себя. Они такие монстры — даже представить нельзя! Один бог знает, почему они такие, но это так. Они, правда, потом становятся нормальными, когда взрослеют, замуж выходят, детей заводят и все такое, но с двенадцати до восемнадцати — это полный кошмар. По барабану им все, только и знают молотить языком, и в жизни от них не избавишься. Ехал я на «двадцатке» на Фужины и увидел эту самую Адову Макаровичку. Как только она зашла в автобус, мне тут же поплохело. Я точно знал, что сейчас она на меня насядет и не оставит в покое до самых Фужин. Я уже было хотел быстренько выбежать из автобуса, но чувак закрыл двери и отъехал. Она тут же меня углядела и в два счета оказалась рядом.

— Ты ведь друг Ацо, да?

Делаю вид, что не понимаю, о чем речь. Они у Ацо как на подбор. Всегда он встречался с такими, что хоть стой, хоть падай. Одна другой стрёмнее. Но эта Макаровичка — самый жуткий кошмар! С виду она ничего, но рот у нее вообще не закрывался. Все время что-нибудь балабонила. И потом, Ацо ее продинамил, и она теперь за ним таскается, и звонит ему, и по всем Фужинам трепет всякую хрень…

— Слушай, скажи Ацо, чтоб он мне позвонил, ладно? Я должна ему что-что сказать! Ладно? Ты же Марко, правда? Какая там у тебя фамилия? Джорджич? Моя мама твою маму знает! Ты с Ацо вместе в начальной школе учился? Давай, правда, скажи ему, чтоб он мне позвонил, очень надо. Не забудешь? Давай, правда, не забудь! Ты в Центре профессиональных школ учишься, да? Я точно знаю, ты же учился вместе с Буричем. Мы с ним встречались, только чувак меня достал. Зануда такая! Увидишь его, скажи, чтоб он сам себе отсосал. Он мне звонит и говорит, чтоб я пришла ему отсосать! Псих чокнутый! А у него такой мелкий — там и сосать нечего. Ты в баскетбол еще играешь в «Словане»?