Пленники пылающей бездны - Борис Фрадкин

- Нет, не то, - отверг Вадим предположение геолога. - В астеносфере, как и в жидкости, справедлив закон Паскаля. На корпус подземохода со всех сторон действует равное удельное давление.

- Да, разумеется.

- Но с прежней скоростью мы имеем возможность двигаться только по вертикали. Двигаться в ином направлении машина отказывается. Валентин Макарович, ваше мнение?

- Весьма любопытно, - атомист потер ладонь о ладонь и посмотрел на потолок. - Я должен подумать. Может быть, это как раз и по моей части. Очень, очень любопытно.

- Как бы это не стало для нас печальным, - криво усмехнулся Вадим. - Учтите, подземоход не имеет заднего хода. До сих пор в нем не было нужды. И пока мы ничего не придумаем, нам придется торчать здесь, на глубине пятисот километров.

- То есть как это торчать? - опешил Биронт. До его сознания только сейчас дошла вся серьезность создавшегося положения.

- Вадим Сергеевич, - предложил Михеев, - давайте попробуем еще раз развернуть подземоход. Временем мы не ограничены. И возможно, разворот получится по более пологой дуге, допустим не в восемь, а в сто километров. Раз уж такое дело.

- Пока ничего другого нам не остается, - согласился Сурков. - Искривление траектории, безусловно, должно существовать. Пусть в конце концов оно будет практически мало - неважно. Запасом энергии мы не ограничены и рано или поздно выберемся на поверхность. Но причина - понимаете, причина! должны же мы ее понять.

- Поймем, Вадим Сергеевич, - заверил его Дектярев. - На то мы и в школе учились.

Еще несколько суток неизвестности! За ними скрывается надежда на благополучное возвращение, а может быть, новые неодолимые преграды.

"ПВ-313;" проходил километр за километром, продолжая удаляться от поверхности.

В кабинах тишина. Резко снизилась вибрация подземохода дaжe от работы двигателя бура. Видимо, сказывалось воздействие окружающей среды, ее непрерывно возрастающая плотность. Не так давно экипаж узнал истинную цену этой тишине, а сейчас она угнетала людей, удлиняла время, превращая минуты в часы, а часы в бесконечность.

Утро, день, вечер, ночь сливались в однообразном сиянии "дневного света". Время тянулось монотонно. Вадим на память перечерчивал схему автоматики и, переходя от узла кузлу, все пытался найти ответ на загадочное поведение "ПВ-313". Однако он все время ловил себя на том. что к чему-то прислушивается, что тревога давит на грудь и, как он ни старается увлечь себя работой, нет привычной ясности мыслей. Да, это для него, конструктора и исследователя, самое страшное - путаница в мыслях.

Нечто похожее на это состояние испытывал и Валентин Макарович. Он продолжал исследовать свое излучение с жадностью истинного ученого-экспериментатора, но стал легко раздражаться по каждому пустяку. У него пропал аппетит и появилась бессонница. Вопросы Дектярева оставались без ответа. Он часто и неожиданно вскакивал, покидал кабину, чтобы через несколько минут появиться вновь.

Наверх, в кабину отдыха, часто подымался Михеев. Водитель жаловался на головные боли, внезапные и очень сильные, чего с ним раньше никогда не случалось. Биронт сочувствовал ему. "Даже этот мужественный человек начинает сдавать, - невесело думал Валентин Макарович. - Что же с нами будет?"

22

Прошло еще двое суток. Красная линия на широкой полимерной ленте курсозадатчика оставалась идеально прямой. "ПВ-313" продолжал двигаться строго в направлении к центру земли. Искривление траектории если и существовало, то настолько ничтожное, что пока его не могли уловить даже чувствительные, как нерв человека, приборы "ПВ-313".

"Думай! Думай! - приказывал себе Вадим, и оттого, что принуждал себя думать, мысли его разлетались, как стая вспугнутых птиц. - Что же это я? - он растерянно присматривался к самому себе. - Откуда во мне эта слабость? Чего я боюсь? Гибели? Нет!"

Он поднял глаза на Петра Афанасьевича, чтобы найти у него поддержку. Вадим вдруг слепо уверовал в опыт водителя, в его многолетнюю закалку. Ведь случалось же, что люди делали открытия в совершенно чуждых для них областях науки и лишь потому, что не бывали скованы установившимися понятиями, догмами. Не блеснет ли в голове Петра Афанасьевича спасительная идея?

Михеев морщился от головной боли. Он расстегнул комбинезон, ему не хватало воздуха. Страдающий вид Петра Афанасьевича заставил Вадима совсем упасть духом.

- Вам что, нездоровится? - спросил Вадим.

- Пустяки... Что-то стряслось с головой. Первый раз в жизни. У меня никогда не бывало головокружений, а сейчас я все время падаю куда-то, лечу в бездну... Старость подходит.

Михеев силился улыбнуться и никак не мог сделать этого. Подошло время обеда. Водитель встал, чтобы пойти следом за Вадимом и беспомощно упал обратно в кресло. Лицо его сразу покрылось испариной, глаза расширились.

Вадим застыл посреди кабины.

- Петр Афанасьевич, что с вами?

- Если не трудно... воды...

Так быстро Вадим еще никогда не взбегал по лестнице. Возвратился он в сопровождении геолога и механика. Михеев пил воду жадно, шумными глотками.

- Да ты, никак, раскис, Афанасьевич? - удивился Дектярев.

- Пустяки... - Михеев закрыл глаза. - Пройдет.

И тут только Вадим обратил внимание, что на щеках водителя проступили мучнисто-белые пятна. Должно быть, их заметили и Андрей с Николаем Николаевичем, потому что притихли и тоже пристально всматривались в лицо Михеева.

- Станция на приеме! - закричал сверху Скорюпин.

- Давай! - Вадим засуетился у пульта.

"...Внимание на "ПВ-313"! - заговорил рупор. - Немедленно возвращайтесь на поверхность. Главный конструктор отстраняет Суркова от командования подземоходом и возлагает все руководство экспедицией на водителя Михеева. Несмотря на всю ценность ваших наблюдений..."

В рупоре треск, звон колоколов, оглушительный хохот. Затем внезапная тишина и молчание.

- К дюзам... не под...ходи...те... - неожиданно громко и отчетливо произнес Петр Афанасьевич. - Там... смерть. Кругом подземохода... смерть.

- С ним плохо! - закричал Андрей.

Потерявшего сознание водителя уложили тут же на полу. Появились перепуганные Биронт и Скорюпин.

- Если бы это случилось у нас, там, наверху, - пробормотал Биронт, - я бы подумал, что Петр Афанасьевич оказался в непосредственной близости от включенного синхрофазотрона. При мне такого не случалось, но я слышал. Мне рассказывали. Симптомы...

- Лучевой удар? - подсказал Дектярев.

- Именно.

- Он упоминал дюзы, - Дектярев взглянул на Вадима. - Что бы это значило? Не мог же Петр Афанасьевич вскрывать полости работающего двигателя. Или бура. Такую оплошность и новичок не допустит.

- Петр Афанасьевич осматривал дюзы, - пояснил Чураков. Но двигатель был выключен.