Сказки американских писателей - Вашингтон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспышки пламени, загоравшегося по временам в её черных, излучающих сиянье глазах, были подобны огненным искрам для увядшего, но все ещё способного воспламеняться сердца Абен Абуса; к тому же сладостная нега, разлитая в её плавной походке, окончательно вскружила ему голову.
— О, прелестнейшая из женщин, — вскричал он, охваченный восхищением, — кто ты?
— Дочь одного из готских государей, ещё недавно властвовавшего на этой земле. Но войско моего отца, как по мановению волшебного жезла, погибло в горах; он стал изгнанником, а его дочь — пленницей.
— Берегись, о повелитель! — прошептал Ибрагим ибн Абу Аюб. — Возможно, что это — одна из тех северных колдуний, которые, по слухам, принимают самый соблазнительный вид, дабы обмануть легковерного. Мне кажется, я вижу колдовские чары в её глазах и волшебство в каждом её движении. Она, несомненно, тот враг, на которого указывал нам талисман.
— Сын Абу Аюба, — ответил султан, — ты — мудрейший из людей, я отдаю тебе должное; ты волшебник, каких я больше не знаю, но ты недостаточно сведущ в том, что касается женщин. В этом деле я не уступлю никому, даже самому премудрому Соломону, несмотря на великое множество жен и наложниц, которыми он обладал. Что же касается этой девушки, то я не вижу в ней никакой опасности; она прекрасна и, радует взор.
— Выслушай, о повелитель, — молвил астролог. — При помощи моего талисмана я даровал тебе много побед, но я никогда не просил своей доли в добыче. Отдай мне эту случайную пленницу, чтобы я мог усладить своё одиночество звуками её серебряной лиры. Если она в самом деле колдунья, то я располагаю соответствующими заклятиями, и её чары мне не страшны.
— Что? Еще женщин? — вскричал Абен Абус. — Разве у тебя не довольно танцовщиц для твоего развлечения?
— У меня есть танцовщицы, это верно, но не певицы. А между тем я охотно прослушал бы песенку, чтобы освежить свой ум, истомленный трудами.
— Прекрати наконец свои бесконечные просьбы, отшельник! — нетерпеливо бросил султан. — Эту девушку я беру себе. Она мне нравится, я нахожу в ней такую же радость, какую находил Давид, отец Соломона премудрого, в обществе юной Абишаг Сунамит.
Дальнейшие просьбы и увещания астролога повлекли за собою ещё более решительные отказы монарха; они расстались, испытывая взаимное неудовольствие. Мудрец заперся у себя в подземелье и предался размышлениям по поводу постигшей его неудачи; впрочем, прежде чем окончательно удалиться, он ещё раз предупредил султана, чтобы тот остерегался своей обольстительной, но роковой пленницы. Но где тот влюбленный старец, который внял бы полезным советам? Абен Абус отдался во власть своей страсти. Его единственная забота состояла теперь в том, чтобы понравиться готской красавице. Он не мог, правда, прельстить её молодостью, но зато был богат, а если влюбленный немолод, он, как правило, щедр. В погоне за драгоценными товарами Востока был перерыт весь гранадский базар; шелка, ювелирные изделия, драгоценные каменья, изысканные духи — все, что Азия и Африка доставляют редкостного и великолепного, все это в изобилии подносилось прекрасной принцессе. Чтобы доставить ей развлечение, измышлялись всевозможные Зрелища и торжества — состязания менестрелей, пляски, турниры, бой быков. В скором времени Гранада стала местом непрерывных празднеств.
Готская принцесса, однако, смотрела на весь этот блеск с таким видом, точно привыкла к подобному великолепию. Она принимала это как дань, подобающую её знатному происхождению или, вернее, красоте, ибо красота ещё более требовательна, чем знатность. Мало того, казалось, что она испытывает тайное удовольствие, побуждая султана к расходам, истощавшим его казну, и принимая его неслыханные щедроты как нечто вполне обыденное. Несмотря на свою настойчивость и расточительность, престарелый влюбленный не имел, таким образом, никаких оснований обольщаться надеждой, что ему удалось задеть её сердце. Она, правда, никогда не сердилась, но никогда и не улыбалась. Лишь только он заводил речь о пожирающей его страсти, она тотчас же ударяла по струнам своей серебряной лиры. В звуках этого инструмента заключалось таинственное очарование. В тот же миг султан начинал клевать носом; его одолевала сладкая дрема, и он в конце концов погружался в сон, после чего пробуждался свежим и бодрым, но на время совершенно забывшим о своей страсти. Это не входило в его расчеты, однако сон, в который он впадал, сопровождался приятными сновидениями, целиком поглощавшими пыл сонливого старца; и вот он продолжал себе безмятежно дремать да дремать, между тем как Гранада потешалась над его увлечением и роптала, что государственные сокровища расточаются из-за каких-то колыбельных песен.
Однако над головою Абен Абуса собралась гроза, предупредить которую оказался не в силах даже волшебный всадник на башне. В самой столице вспыхнул мятеж; дворец был окружен вооруженным народом, грозившим лишить жизни султана и его возлюбленную христианку. В груди престарелого монарха вспыхнула, впрочем, искра былой воинственности. Во главе кучки телохранителей он вышел навстречу мятежникам, обратил их в бегство и подавил мятеж в самом зародыше.
Едва водворилось спокойствие, он вызвал астролога, все ещё сидевшего у себя взаперти и пережевывавшего жвачку обиды.
Абен Абус обратился к нему со словами примирения.
— О, премудрый сын Абу Аюба, — сказал он, — ты справедливо предупреждал меня об опасности, грозившей со стороны пленной красавицы; скажи мне, ты ведь умеешь отвращать гибель, скажи: что мне делать, дабы её избежать?
— Отошли от себя эту неверную, которая причиной всему.
— Скорее я расстанусь со своим царством! — воскликнул Абен Абус.
— Тебе грозит опасность потерять и одно и другое, — ответил астролог.
— Не будь бесчувственным и не таи злобы, о глубокомысленнейший из мудрецов, пойми мои затруднения и как монарха и как влюбленного, придумай способ защитить меня от неприятностей, которые мне угрожают. Я не гонюсь ни за величием, ни за властью, я ищу только отдыха. О, если бы у меня было какое-нибудь убежище, куда бы я мог уединиться от света со всеми его заботами, суетой и тревогами и провести остаток дней моих в любви и покое!
Астролог на мгновение остановил на нем взгляд, сверкавший из-под густых, косматых бровей.
— А что я получу, если создам тебе, такое убежище?
— Назови сам свою награду. Клянусь жизнью, ты получишь все, чего бы ни попросил.
— Ты слышал, о повелитель, о саде Ирем, одном из чудес счастливой Аравии?
— Да, я слышал о нем, — он упоминается в Коране, в главе, называемой «Утренняя заря». Я слышал, сверх того, от паломников, побывавших в Мекке, самые невероятные вещи, но я полагал, что это —
