Даль весенняя - Евгений Павлович Молостов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды, когда мы пришли после очередного задания, начальник штаба подошел ко мне и сказал: “Я понимаю, что вы слишком рискуете своей жизнью и достойны многих наград. Но поймите, я не менее десятка раз ходатайствовал о вашем награждении. Особый отдел не пропускает!” И однажды по-товарищески сказал: “Мы вас направим в другую часть, чтобы не было у вас в наградном листе надписи «прибыл из окружения»”. И вскоре направили в распоряжение отдела кадров армии.
Отдел кадров армии направил меня в 14-й гвардейский Отдельный разведывательный артиллерийский дивизион. Здесь мы также готовили артиллерийские пункты координаты для привязки боевых порядков артиллерий полка. Наша работа топографов была очень точной и опасной. Если я дам неправильно координаты артиллерийской батареи и наших наблюдательных пунктов, то не будет точности стрельбы, и противник не будет уничтожен. Я весь отдавался своей работе. Изучил ее досконально. И это меня не единожды выручало. Однажды произошел такой эпизод.
Летом 1944 года, когда наши войска находились на Украине, к нам в штаб дивизиона прибыл один полковник, якобы из штаба армии. Командир дивизиона приказал мне, как командиру топографического взвода, идти с ним на наблюдательный пункт дивизиона, где он будет проверять схему пристрелки огней на стороне противника нашими батареями. Я прихватил с собой связиста и разведчика. Зашли в блиндаж наблюдательного пункта. Каждый занял свое место. Я — у амбразуры сектора наблюдения с топографическим планшетом, где была приклеена топографическая карта масштаба 1:10000. Связист — у телефонного аппарата, чтобы передавать мою команду на батарею для стрельбы. Разведчик встал в стороне, у выхода, с автоматом в руках. А полковник у стереотрубы, чтобы проверять, как пристрелены цели на стороне противника. По-артиллерийски — это неподвижные заградительные огни (НЗО). Самые видные местные предметы, цель на стороне противника. Например: отдельно стоящее дерево, ветряная мельница, купол церкви и т. д. Когда я провел по заранее пристреленным целям повторную стрельбу, полковник, увидев, как снаряды точно ложатся на цели, вместо того чтобы быть довольным, стиснул зубы и занервничал. И дал мне новую задачу. Я думал, чтобы еще раз проверить, насколько я быстро готовлю данные, но ему, оказывается, нужна была обыкновенная ко мне придирка. Строго, но тихо он говорит мне: “Видите, вон там стоит кустик, предположим, что это пулемет противника. Дайте огонь!” Я свои расчеты так отработал, что для меня никакого труда не составляло это сделать. Еще раз посмотрев на местность, визуально определил, где находится этот предполагаемый “пулемет”, рассчитал в уме расстояние на местности до “пулемета” и, мгновенно определив на карте расстояние от наблюдательного пункта, тут же стал внимательно и быстро готовить данные для стрельбы.
Через минуту-другую полковник вытащил из своей кобуры пистолет и гневным голосом произнес: “Я пристрелю вас. Вы задерживаете данные для стрельбы!” К этому времени данные у меня уже были готовы. И он это видел. Я успел измерить целлулоидным кругом на карте угломер, сантиметровой линейкой измерил расстояние от огневой позиции до указанного “пулемета”, определил прицел и, не обращая внимания на гневный окрик полковника, стал громко диктовать связисту команду для стрельбы на огневую позицию. Как только снаряды упали на место предполагаемого пулемета, от того кустика не осталось и следа, и в это время полковник неторопливо положил свой пистолет в кобуру и, не оглядываясь на нас, ушел с наблюдательного пункта. После его ухода я подумал: “Если бы на моем лице хоть один мускул дрогнул, полковник бы пристрелил меня”. Мое деловое спокойствие сбило его спесь. Разведчик, который неподалеку стоял с автоматом, сказал мне: “Товарищ лейтенант, вы работали как всегда четко и быстро. Он ни за что придирался к вам! Если б он в вас выстрелил, я бы его всего изрешетил!” Больше этого полковника никто и нигде не видел. Командир дивизиона просил нас, чтобы мы никому не говорили об этом полковнике. Загадка, да и только.
А вот еще один случай. Это было в Польше. Служил я в том же 14-ом гвардейском разведывательном дивизионе. Как-то раз меня вызывает к себе в штаб командир дивизиона майор Кузнецов и приказывает: “Привяжите наблюдательный пункт батареи оптической разведки!” Этот наблюдательный пункт находился на опушке леса. Я пояснил майору, что днем мы демаскируем себя перед немцами. Однако он строго сказал: “Идите и выполняйте приказ!” Я знал, что за невыполнение приказа по закону военного времени могут расстрелять. Идти на задание — тоже верная гибель. Но пошел со своим взводом выполнять приказ. Только заранее предупредил об этом наблюдателей из батареи оптической разведки, чтобы они ушли на время нашей работы в лес, подальше от наблюдательного пункта, потому что противник нас будет видеть, как на ладони. Своим солдатам тоже строго сказал, чтобы работали виртуозно, быстро и точно. Вышел с теодолитом за опушку леса на перекресток дорог. Поставил теодолит. Ориентиром взял крест церкви на стороне противника. Надо было проложить небольшой теодолитный ход. Как только промерил угол до первой точки, двое промерщиков мерной лентой быстро определили расстояние. Я добежал до первой точки с инструментом и измерил угол до вехи наблюдательного пункта, а промерщики второй раз измерили расстояние до наблюдательного пункта. И все побежали в лес. Метров пятьдесят успели отбежать, как немцы дали по тому месту, где мы работали, два снаряда беглым огнем. Если бы не наша сноровка, от нас на том месте ничего бы не осталось. Вот такого рода была моя служба.
Вскоре произошло важное событие в моей жизни. За выполнение боевых заданий меня наградили орденом Отечественной войны второй степени. И повысили в звании — стал старшим лейтенантом.
Не могу не отметить и взятие в плен 25 немецких офицеров. Когда мы были на территории Польши, одна девочка прибежала из соседней деревни в наш дом, где мы ночевали, и сказала, что в сарае рядом с их домом прячутся немецкие офицеры. Я так тогда и не выяснил, почему они там оказались. Взял шестерых солдат из своего взвода и пошли в ту деревню. Девочка показала мне на сарай (“клуню” — по-польски), где находились немцы, и я, открыв дверь, крикнул: “Хенде хох!” Немцы по
