Могуто-камень - Эмма Роса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ровно к тридцать пятой секунде ром пошёл пеной. Клара всыпала порошок, отчего пена резко вспухла и чуть не сбежала — Клара успела снять кастрюльку с огня, сдувая взбесившуюся волну. Странно повёл себя пунш. Обычно расторопша снимает пену, а тут… Но запах! Боже мой! Получилось даже лучше, чем у бабушки!
Она ловко разлила пунш по бокалам и всучила один Гоше. Та втянула носом аромат и впервые за этот день улыбнулась. Они чокнулись, и Клара отпила несколько глотков. На вкус пунш тоже оказался божественным. Гоша отхлебнула треть бокала за раз и как-то неприлично крякнув сказала:
— Все-таки Гретхен умела творить чудеса. Давай за нее!
— Давай!
— Пчхи!!!
— Будь здорова! — сказали Клара и Гоша в один голос, посмотрели друг на друга и одновременно добавили. — Это не я!
Глава 8. Гретхен Вольфганговна фон Райхенбах
— Пхи! — в третий раз раздалось в кухне.
Из-под фотографии бабушки с рамкой в кружевных вензелях вылетела пыль тонкими струйками и закружилась в теплых лучах вечернего солнца, словно первый снег, медленно осела вокруг рамки с бабушкиной фотографией. Запахло плесенью. Изображение Гретхен фон Райхенбах зажмурило глаза, сморщило лицо в урюк и выдало новое:
— Пчхи-е!.. Своя грязь не колет глаз, да, Кларисса?
— Бабушка! — обескураженно пискнула Клара.
— Гретхен! — восхищённо молвила Гоша.
— Наташенька моя дорогая! И ты здесь! Молодец, что не бросаешь эту дурочку.
— Бабушка! — обиделась Клара.
— Николаша, — подобревшим голосом сказала бабушка, выглядывая из рамки. — Как ты, мой хороший?
Радио печально свесило антенну, скорбно моргнуло огоньками:
— Транзисторы, фрау Райхенбах. Засорились.
— Как это засорились! — возмутилась Клара. — Полгода ещё не прошло, как чистила!
— Ах, бросьте, — уныло вздохнуло радио. — Эта ваша «дивная щетина» только пыль по резисторам размазала. Мне бы настоящую щёточку, да с машинным маслицем.
— Кларисса! — нахмурилась бабушка.
— Хорошо тебе говорить! — вспылила Клара плаксиво. — Жилкоммаг цены каждый месяц повышает! Батарея вон, — она кивнула на разложенные по полу ребра батареи. — дуба дала!
От обиды Клара захлебнулась слезой и замолчала. Ей вспомнились вчерашние неприятные моменты посещения Жилкоммага и свирепые счета.
— Коммунальщики вконец обнаглели, это верно, Гретхен, — мрачно подтвердила Гоша.
— Ещё и остаточное электричество! — жалобно добавила Клара, вспомнив длинную итоговую ленту и странного деда в трамвае. Про книгу она, разумеется, ни сказала ни слова.
— Что за бред? — бабушка смягчилась, но продолжала хмуриться.
— И вовсе не бред. Гуляет по проводам, — повторила она слова старичка. — А я плати!
— Помнится, был такой полоумный физик Кауфман, Отто Рудольфович, — проговорила бабушка. — Носился с идеей остаточного электричества, всё хотел доказать и собрать его в аккумуляторах.
— И доказал, — Гоша выпятила нижнюю челюсть от возмущения. — Так доказал, что коммунальщики быстренько продвинули эти его доказательства в Совете и начислили плату за остаточное электричество, будь оно неладно.
— Кауфман? — спросила Клара. — Что значит «был»?
— То и значит, Кларисса. Был, да помер.
— Как помер? Когда?
— Года через три после меня.
— Доказал и помер, — Гоша неприлично и громко загоготала.
— Да как же… Я ж его только вчера… — растерянно пробормотала Клара и замолчала.
— Гретхен, — воодушевилась Гоша и придвинулась ближе. — Вы ведь многих учёных знали. Может, вдруг, вы слышали что-нибудь о потомках Ильи Васильевича Кравцова, его наследниках?
— У него не было наследников, Гошенька. Этот великий человек посвятил свою жизнь науке. Без остатка. Ты наверняка читала историю магии. После его открытий в мире произошла технологическая революция. Только я запамятовала, что было раньше — объединение стран и отмена границ или повсеместное внедрение в жизнь ахно-волн. Может ты помнишь, Николаша?
— Конечно, фрау Гретхен Вольфганговна. Сначала обе Америки ушли под воду, за ними Великобритания и большая часть Европы, а Африка, наоборот приросла в территории, если позволите. И потом уже объединение и почти сразу интеграция в новую энерго-систему — “Ахноэнерго”. Господин Кравцов приобрел тогда мировую известность.
— Спасибо, Николаша. Не все предприятия сумели перестроиться на новые рельсы. Многие разорились. Правительство запустило беспрецедентную программу по идентификации носителей ахно-энергии, и именно тогда людей разделили на ахногенов и бурлаков, как ты знаешь. Это были жестокие и отчаянные времена. Только по прошествии десятилетий люди, обделённые магией, добились справедливого к себе отношения.
— Не в полной мере, Гретхен. Увы, — с горечью констатировала Гоша.
«Стоило оживать, чтобы оседлать любимого коня и опять пуститься вскачь по страницам истории, — расстроенно подумала Клара. — Вот так всегда! И Николаша хорош! Транзисторы у него…»
— Человечество пошло по пути наименьшего сопротивления. Электрическую энергию заменили магической. Зачем утруждаться и городить огород сложных технологических процессов, если могуто-камень аккумулирует в себе всё, что нужно для жизни. Ну, или почти всё. Зачем колоть пальцы настоящей иглой, если можно обновить вещь при помощи «дивного шила»? Зачем марать руки о настоящий рычажный ключ, если при помощи одних «дивных пассатижей» ремонтируется почти все железо. И теперь мы имеем то, что имеем: канувшие в веках производственные технологии, дефицит промышленных товаров и утерянный навык к труду как минимум у половины людей.
— До сих пор помню, как ваш дедушка Клаус фон Райхенбах вместе с вашей бабушкой и вашим папенькой Вольфгангом прибыл сюда, из Германской среды в Российскую, с большими надеждами — все же Российская Губерния всегда была на особице, — задушевным голосом произнес Николаша.
Клара прыснула:
— Откуда тебе помнить? Ты же…
— Кларисса, — строго сказала бабушка. — Не груби!
Николаша мигнул красным огоньками и с готовностью ответил:
— К твоему сведению, дружок, во мне зашит интеллект знаменитого сказочника всех времен Николая Владимировича Литвинова, и сгенерирована память более чем двухсотлетней истории.
— Конечно, мой хороший, — отозвалась Гретхен ласково, и радио довольно и громко замурлыкало.
«И нашла тебя бабушка на свалке отходов НИИ!» — злорадно добавила про себя Клара, но вслух ничего не сказала.
Всё это она слышала миллион раз. И стоило тратить на это слова, когда ее волновали куда более серьезные вопросы. Какой Кауфман решительно рассекал сухой ладошкой воздух в трамвае? Может такое быть, чтобы это был другой Кауфман? Или же тот самый? И если тот самый, то за какие ее грехи он устроил такую подлянку с книгой, что она едва выпуталась? И почему, чёрт возьми, в книге не хватает доброй половины страниц? Зачем было подкидывать бракованную вещь? Или это другой Кауфман — раз тот умер больше пяти лет назад? Но память давала чёткую картинку пустого трамвая, когда Клара обернулась напоследок. Не было
