Трудно быть богом обитаемого острова - Владимир Контровский

Ротмистр был стар. Служить он начал, по всей видимости, ещё во времена Империи, многое видел, многое пережил, карьеры не сделал, и потому выработал философский взгляд на жизнь. К «высокоуполномоченному Временного Совета» он обращался почтительно, но без подобострастия, и это Максиму нравилось — слишком уж надоел ему за последнее время явный и скрытый подхалимаж, царивший в коридорах власти.

Кортеж — длинная чёрная бронированная машина «представительского» класса и два транспортёра с охраной (один спереди, другой сзади) — перевалил через гребень пологого холма и покатился вниз, к реке. Последние двадцать километров пришлось преодолеть по земле: пандейцы нервно воспринимали появление летательных аппаратов у своей границы, и Максим сменил летающую штабную платформу на эту автоколымагу, которую он сразу же окрестил «катафалком». Окна в «катафалке» были маленькими и подслеповатыми, и поэтому видно из него (да ещё с заднего сидения, массаракш) было плохо: Максиму удалось только различить впереди мост через реку и какие-то строения на том берегу. Ему страшно надоело сидеть в тесном чреве посольского авто, где удушливо пахло старой кожей обивки салона, и как только кортеж остановился, Максим сразу же выбрался наружу, вдохнул полной грудью воздух — хороший, чистый, настоящий воздух, без примеси дыма, не говоря уже о радиации, — и огляделся.

Да, подумал он, прав был Странник. Это действительно райский уголок, невозможное место среди исполинского кладбища полуживых, именуемого Саракшем. Неширокая река с прозрачной — видно жёлтое песчаное дно и рыбную мелочь, резвящуюся у дна, — водой; пара пёстрых птах, сосредоточенно прыгающих у самой воды в поисках снеди; живая и сочная зелень лугов, разрезанная бурой полосой ненаезженной дороги, по которой прибыл кортеж. Оазис жизни в мире смерти, оставшийся не тронутым атомной чумой, — за рекой лесистые горы, скруглённые и уютные, словно греющиеся на солнце домашние коты; и где-то там есть засеянные поля, и уютные города без грязи. Так вот ты какая, Пандея, мир древней магии и лихих амазонок… Хотя, быть может, это всего лишь прихожая, а дальше там всё как везде на этой несчастной планете: и пыль, и мусор, и неустроенность, и ложь, и злоба. И всё-таки — как красиво, и как похоже на Землю, бережно хранимую руками людей, ставших людьми…

Так, сказал себе Максим, отставить расслабляться. Хозяева — и хозяйки — всей этой буколики настроены не слишком дружелюбно по отношению к бывшей Империи, бывшей Стране Отцов, а ныне Республике: они вроде бы имеют к ней основательные претензии. И ты, ваше превосходительство, высокий уполномоченный по дипломатической части, прибыл сюда не отдыхать-дышать свежим воздухом, а дело делать. Так, и что тут у нас насчёт дела?

Имперский берег реки был пустынным, только у основания моста, возле полосатого шлагбаума и такой же полосатой будки, стояли двое часовых-пограничников с автоматами. На противоположной стороне моста, возле серого шлагбаума и серой будки, виднелись две фигуры в пятнистых камуфляжных комбинезонах пандейской пограничной стражи, а сразу же за этим контрольно-пропускным пунктом начинался городок, вернее, посёлок: несколько десятков игрушечных разноцветных коттеджей, беспорядочно разбросанных вдоль берега. И ещё Максим заметил вдалеке, на заречном холме, какие-то развалины, похоже старинные — они были сплошь увиты дикой зеленью.

— Что это? — спросил он пограничного ротмистра, вылезшего из машины и стоявшего рядом с ним, показывая на эти развалины.

— Руины древней пандейской крепости Гааг-До, ваше превосходительство. Восемьсот лет назад войска имперского маршала Габеллу Непобедимого…

Вот это да, подумал Мак, вглядываясь в расплывшиеся очертания разрушенных стен и башен. Случайно или умышленно пандейцы выбрали для дипломатических переговоров «на высшем уровне» именно это место? Ох, чую, неслучайная это случайность… Значит, мы ехали там, где когда-то шагали через леса железные батальоны этого самого Габеллу, как его там, светоча острия? Лесов давно нет, свели их начисто за сотни-то лет, а вот развалины — развалины остались. Историческая память, массаракш…

— Значит, это там сожгли пандейскую жрицу? — спросил он, в упор глядя на старого служаку.

— Да, если верить легенде, — ротмистр пожал плечами. — В старину воевали жестоко, ваше превосходительство. Где-то вон там, — он махнул рукой в сторону лесистых пандейских гор, — есть Роща Черепов, в которой ведьмы согнутыми стволами деревьев разрывали на части пленных солдат Империи. Если верить легенде, ваше превосходительство.

На противоположном берегу реки вспыхнул яркий огонёк, похожий на солидных размеров солнечный зайчик, и ротмистр встрепенулся.

— Идёмте, ваше превосходительство, — сказал он, подбираясь и становясь как-то даже выше ростом, — вас уже ждут.

Они — Максим, ротмистр, переводчик-секретарь и четверо солдат почётного эскорта — подошли к основанию моста на этой стороне реки, когда на той стороне показалась группа людей в форме, быстрым шагом двинувшаяся им навстречу. Дипломатический протокол официально-конфиденциальных встреч на высшем уровне соблюдался до мелочей: имперцы (для хозяев этих мест они оставались имперцами) и пандейцы встретились точно на середине моста.

Пандейцев было пятеро. Все они были одеты в комбинезоны «хамелеон», менявшие окраску с зелёной на серо-голубую, — в униформу пандейского спецназа, — и все они были молодыми женщинами. Об их принадлежности к элитным частям говорили зелёные береты, скрывавшие волосы, и нагрудные знаки: дикая кошка, вытянувшаяся в прыжке. У четверых «кошек» висели за плечами автоматические винтовки, у пятой на правом боку — кобура, из которой виднелась рубчатая рукоять пистолета, на левом — клинок, представлявший собой нечто среднее между длинным ножом и коротким мечом. Наверно, мелькнуло в голове Мака, такими вот ножичками предки этих девиц (если верить легенде) кое-что отрезали у пленных, чтобы сделать из этого кое-чего бусы для своей богини. Для Духа Лесов — или как там будет «дух» в женском роде?

Максим мало общался с саракшианками, и поэтому сейчас он во все глаза (стараясь всё же не выходить за рамки дипломатической вежливости) разглядывал пандеек. Девушки были симпатичными, однако их портило каменное выражение лиц, делавшее их похожими на ожившие статуи. Интересно, умеют ли они улыбаться, подумал он. Наибольший интерес у Максима вызвала старшая из «кошек» (на вид ей было около тридцати) — та, что с мечом. Она, несомненно, была красива (по всем человеческим меркам), но вот глаза… Зеленовато-серые глаза амазонки источали льдистый холод — это были глаза профессионального убийцы, и хотя пандейка нисколько не походила внешне на незабвенного ротмистра Чачу, Максим ничуть не сомневался в том, что по духу они брат и сестра — одного поля ядовитые ягоды. Вот же головорезка, подумал Максим, и откуда только такие берутся…