Последний офицер - Владимир Контровский

Владимир Контровский

Последний офицер

«…честь Всероссийскому флоту!

С 25 на 26 неприятельский военный… флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили… а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими».

«Грохот пушек оборвался в два часа дня. Турецкий флот, несмотря на своё численное превосходство и на равные потери, понесённые противниками – в ходе двухчасового боя в Хиосском проливе взорвались два линейных корабля: русский „Евстафий“ и турецкий „Реал Мустафа“, – в беспорядке отступил к малоазийскому побережью и укрылся в бухте древнего города Эфеса, обозначенного на голландских картах как Чесма.

В шестом часу пополудни на флагмане кордебаталии «Трёх иерархов» граф Алексей Орлов, главнокомандующий русским экспедиционным флотом в Архипелаге, созвал совет из адмиралов и командиров кораблей для подведения итогов сражения и обсуждения вопроса, как развить достигнутый успех. Решение было единодушным – запереть турецкий флот и уничтожить его брандерами при поддержке артиллерии кораблей.

– Бухта Чесменская тесна, – сказал адмиралов Спиридов, – длина её всего четыреста саженей, а ширина по входу и того меньше. Капудан-паша сгрудил флот свой – семьдесят его кораблей мало что реями не цепляются. И ущерб флоту басурманскому от брандскугелей и брандеров велик будет – вплоть до полного истребления неприятеля.

– На том и порешим, – подытожил Орлов, – так тому и быть. К берегу пойдут четыре корабля линейных, менее всего в бою пострадавшие. Ещё бомбардирский корабль «Гром» с двумя фрегатами. И поведёт их, – граф на секунду замолчал, следя за выражением лица Спиридова, – бригадир Грейг. Бригадиру морской артиллерии Ганнибалу изготовить со всем поспешанием четыре брандера – должны готовы быть к закату завтрашнего дня. А пока мы будем тревожить неприятеля обстрелом, дабы флот турецкий не мыслил покинуть бухту и пребывал в состоянии нервическом.

Царский фаворит недолюбливал адмирала Спиридова и откровенно завидовал его таланту и авторитету – именно поэтому исполнение решительной атаки Орлов поручил капитану бригадирского ранга Грейгу. Тёртый царедворец умел провидеть будущее: он знал наверняка, что в случае победы титул «Чесменский» всё равно достанется ему, графу Алексею Орлову, – и Грейг, и Спиридов останутся в тени. И не только они…

Боевой приказ, оглашённый на кораблях русской эскадры 25 июня 1770 года, гласил: «Всем видимо расположение турецкого флота, который после вчерашнего сражения пришел здесь в Анатолии к своему городу Эфесу, стоя у оного в бухте от нас на SO в тесном и непорядочном стоянии, что некоторые корабли носами к нам на NW, а 4 корабля к нам боками и на NO прочие в тесноте к берегу как бы в куче. Всех же впереди мы считаем кораблей 14, фрегатов 2, пинков 6. Наше же дело должно быть решительное, чтобы оный флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь в Архипелаге не можем мы к дальнейшим победам иметь свободные руки, и для того по общему совету положено и определяется к наступающей ныне ночи приготовиться, а около полуночи и приступить к точному исполнению, а именно: приготовленные 4 брандерные судна… да корабли „Европа“, „Ростислав“, „Не тронь меня“, „Саратов“, фрегаты „Надежда благополучия“ и „Африка“ около полуночи подойти к турецкому флоту и в таком расстоянии, чтобы выстрелы могли быть действительны не только с нижнего дека, но и с верхнего… Кораблям оного отряда предписывается открыть усиленный огонь по турецкому флоту и под прикрытием того огня и дыма пустить брандеры, дабы поджечь неприятеля».

Русская эскадра приводила себя в порядок. На ютах отпевали мёртвых, а на палубах бойко стучали топоры – плотники споро заменяли доски, расщеплённые турецкими ядрами, и латали пробоины в бортах. Мастера штопали дыры в парусах, заменяли порванные снасти; и лица матросов, продублённые студёными ветрами Северного моря и палящим солнцем моря Эгейского, были уверенно-спокойными: умелые и опытные моряки флота, умеющего побеждать, знали своё дело и не страшились нового боя.

Грейг выстроил перед Орловым четырех офицеров, выбранных для отчаянного дела:

– Брандер первый – капитан-лейтенант Дугдаль!

– Брандер второй – капитан-лейтенант Маккензи!

– Брандер третий – мичман князь Гагарин!

– Брандер четвертый – лейтенант Ильин!

– Смерти я вам не желаю, а жизни не обещаю, – произнёс Орлов, оглядев офицеров. – Вы уж не подгадьте, ребятушки, – на вас вся надёжа.

«Боюсь ли я смерти? – думал Дмитрий Ильин, всматриваясь в лес мачт в бухте. – Да, наверно, как любое существо, разумением наделённое… Там сотни пушек турецких, готовых изрыгнуть в меня смерть и пламя, и с лёгкостью пресечь моё земное бытие… Но я офицер флота российского, и долг мой – служение Отечеству!».

Вечерело. Солнце, окровенив закатными лучами паруса, пряталось за скалы острова Хиос, уступая место ночи. Над бомбардирским кораблём «Гром» вспухло белое облачко, и по воде прокатился рокочущий гул – очередной снаряд полетел в сторону бухты. Линейные корабли «Трёх иерархов», «Святослав», бриг «Почтальон» и «Гром» вели по неприятелю беспокоящий огонь, не давая туркам расслабиться в ежечасном ожидании атаки русских.

И спустилась ночь – тихая и лунная. За полчаса до полуночи Грейг засветил на корме «Ростислава» три фонаря – сигнал атаки, – и первым к берегу двинулся линейный корабль «Европа». Во вчерашнем бою его командир, капитан первого ранга Клокачёв, удостоился адмиральского неудовольствия за мешкотное маневрирование. «Поздравляю вас матросом!» – прокричал ему Спиридов, при всей эскадре обвиняя Клокачёва в трусости и неумении. Но Клокачёв не был трусом, что он и доказал в эту ночь славы русского флота. Турки били по «Европе» книппелями,[1] целясь по рангоуту, чтобы лишить корабль маневренности, однако «Европа» и не собиралась отступать: в половине первого ночи она завязала бой со всем турецким флотом, паля ядрами и брандскугелями.[2] Вслед за «Европой» на дистанцию действительного огня вышел «Гром», к часу ночи подтянулся «Ростислав», подходили и остальные корабли. А тем временем фрегаты «Надежда» и «Африка», готовя путь брандерам, взялись за береговые батареи, прикрывавшие подходы к бухте.

Во втором часу от огня «Европы» и «Грома» вспыхнул первый турецкий корабль.

– Почин сделан, – проговорил Грейг и приказал: – Брандеры – вперёд!

Маленькие кораблики, начинённые бочками со смолой, серой и порохом, скользили лёгкими тенями, такими маленькими по сравнению с многопалубными громадами линейных кораблей. Однако турки знали, чем грозят им эти утлые лодки, и заметили их приближение: светила луна, и багровый отсвет пожаров на турецких кораблях рассеивал ночную тьму.