Нирвана - Юрий Иванович

Поэтому на очередном осмотре-беседе, он признался профессору:

- Вообще-то я почти созрел для согласия.

- И что надо для того, чтобы ликвидировать твоё "почти"? - оживился учёный.

Тантоитан выдержал паузу, перед тем как ответить:

- Ответить мне на несколько вопросов, а потом…, а потом предоставить мне хотя одно, пусть даже мизерное доказательство всех ваших теорий.

- А на слово не поверишь?

- Какой смысл? Тем более что я уверен: наверняка вы уже на ком-то, но свои эксперименты провели.

Громко хмыкая, и ворча себе что-то под нос, Сартре несколько раз прошёлся по лаборатории. Видимо очень сомневался в чём-то. Но потом-таки решился:

- Есть некоторые детали, о которых во всей вселенной кроме меня знают только три человека. Причём они, так сказать, являются и самыми заинтересованными в успехе.

Тантоитан сразу примерно сообразил, кто эти трое, а уж то, что в этот короткий список входит сам император, не подлежало сомнению. Поэтому лишь кивнул:

- Догадываюсь…

- Но дело в том, что все эти трое вполне конкретно мне намекнули, что я могу и тебе в некотором роде довериться и уже на месте решить до какого предела стоит тебе раскрывать все секреты.

- О-о! Даже так? - поразился майор. - Польщён.

- Поэтому выкладывай свои вопросы. Не стесняйся.

- Вроде стеснительностью не страдаю… Поэтому сразу первый вопрос: почему вы ни один из этапов не испытали на себе?

Профессор почти без раздумий отринул этот вопрос:

- Отвечу потом. Дальше!

- Хм…, - Парадорский в сомнении пожал плечами. - А дальше вроде, как и спрашивать нечего. Последующие вопросы вытекают из первого. Осталось только увидеть доказательство.

И опять учёный прошёлся несколько раз по лаборатории, прежде чем остановиться перед неким подобием операционного стола, на котором возлежал подопытный воин. И начал с предупреждения:

- Не стоит тебе объяснять, насколько сохранение этой тайны важно для Оилтонской империи…

- Где надо расписаться кровью?

- Шутишь? Это хорошо! Твоё чувство юмора меня радует. Но то, что ты сейчас услышишь должно остаться известно только тебе. Учти: только тебе! Ни твои ближайшие друзья, ни твоя любимая жена, а возможно и твои будущие дети не должны об этом услышать и полслова. Причём, в любом случае! Даже если ты, по каким-либо, не зависящим от нас причинам, и не станешь участником эксперимента. Понял?

- Понял. И согласен со всеми требованиями.

Некоторое время Сартре смотрел прямо в глаза молодого майора, выискивая там какое-то сомнение или страх. Потом всё-таки поинтересовался:

- Ведь Клеопатра имеет возможности невероятного на тебя влияния. Выдержишь прессинг с её стороны?

- Несомненно! Тем более что в её преданности нашему общему делу я уверен как в самом себе.

- Хорошо. Тогда будем считать, что ты дал клятву, - как-то чисто механически профессор стал расстегивать пуговицы на своём халате. - Подписывать нигде ничего не надо. В том числе кровью.

А затем демонстративно распахнул халат и воскликнул:

- Смотри!

Парадорский уставился на довольно модную рубашку из дорогой ткани, затем недоумённо опустил взгляд на брюки, осмотрел туфли:

- А на что, собственно смотреть?

- Хм! А перед тобой продукт, отвечающий и на твой вопрос и на твоё требование.

- А-а-а-а…! - с озарением протянул Танти, непроизвольно пытаясь своей рукой потрогать плечо Сартре. Но в какой-то момент спохватился: - Ой! Извините! А потрогать можно?

- Да сколько угодно! Тем более что я и так предвидел твою реакцию.

Ощупывания плеч, а потом и груди учёного сопровождались стоическим выражением лица последнего. А вот молодой майор хмурился всё больше и больше. Потом не выдержал:

- Странно. Такое впечатление, что вы и утреннюю гимнастику не делаете. Наверняка и на перекладине отожмётесь всего лишь…

Он задумался, прикидывая количество возможных для такого дряблого тела подтягиваний, но молчание оборвал сам профессор:

- Да хорошо, если раз подтянусь.

- Так…, э-э-э, в чём подвох-то? - совсем растерялся Парадорский.

- А я тебе разве утверждал, что я прошёл ИПФС? Да с моей мышечной тканью я бы загнулся от боли и откинул копыта уже через неделю после начала инициации. Ты ведь прекрасно знаешь все обязательные условия. Разве моё тело выдержит такие нагрузки?

- Да нет, конечно… Но что тогда?

- Думай! И не позорь наших аналитиков, которые утверждают что ты наиболее сообразительный среди всех воинов нашего космического флота.

Майор скромно потупился, немного подумал, и опять резко поднял голову:

- Неужели?! Неужели вы сразу провели на себе второй этап? Так называемую Блокировку?

- А что делать, если ИПФС мне противопоказана? - развеселился Сартре. - Вот и пришлось сразу заскакивать на вторую ступеньку.

Молодой воин поверил учёному сразу. Но в то же время он уже и про второй этап имел вполне полное суждение. Поэтому рассматривая голову с седыми волосами осторожно спросил:

- Ну и как…, самочувствие?

- Да чего там! Как видишь - выжил. И это самое главное. Но теперь для меня никакие психотропные средства не страшны. Хоть домутил мне вводи в кровь, хоть что угодно. Убить - да, могут. Но вот выведать хоть один секрет - фигушки! Ещё и в заблуждение и в ложную сторону направлю так, что те, кто пытать будут, сами мозгами двинутся.

- Э-э-э…? Пытать? Так ведь и физически могут…

- Тем более наплевать! - уже вовсю хихикал учёный. - Целенаправленно отключаю все рецепторы боли и ухохатываюсь в своём маленьком, но неприкосновенном мирке. А в таком случае и умирать не страшно.

- Ну да, ну да…, - бормотал Парадорский, которому так и хотелось заглянуть во внутрь талантливого черепа и разобраться в прошедших там изменениям. Кажется, его мысли легко читались по глазам:

- Конечно, увидеть, что там у меня в мозгах и всё проверить ты не сможешь, а вот испытание проведём обязательно. В следующий твой визит я приготовлю домутил и антидот и ты проведёшь экспресс-допрос на любую интересующую тебя тему. Прямо завтра всё и устроим. А сейчас тебе уже пора, мы и так заговорились.

И профессор Сартре стал интенсивно снимать датчики с тела своего первого подопытного кролика-добровольца.

Глава десятая

3595 г. январь, Нирвана.

Вся размеренная, хоть и переполненная муштрой и занятиями жизнь на Кафедре резко изменилась сразу после встречи Нового года. И начались эти кардинальные изменения с прибытия командира Дивизиона, старшего куратора Имперской безопасности, полковника Серджио Капочи. Свалился он как снег на голову, ранним утром, и целых полдня появлялся в самых неожиданных местах Кафедры. То на полосе препятствий понаблюдает за офицерами, то в учебные классы зайдёт и немного послушает, сидя в сторонке. Ни с кем особо не разговаривал, зато ходящий следом словно тень Хайнек, на правах заместителя и куратора, свой рот почти не закрывал, постоянно что-то нашёптывая.

Во время обеда они тоже уселись за один столик почти в самом углу помещения, продолжая интенсивную беседу. И только Малыш осмелился расположиться со своим подносом всего через два столика от высшего начальства. Как он не прислушивался к разговору, как ни старался разобрать приглушенные слова, ничего конкретного вроде не услышал, кроме всего одной фразы Хайнека:

- … Его показатели вообще упали за последний месяц вдвое, и он стал самым худшим в группе! - куратор этим явно возмущался, потому и повысил непроизвольно голос. - Поэтому я буду ходатайствовать…

Дальше расслышать ничего больше не удалось, но ведь для такого как Малыш и подобного мизера хватило для понимания о ком и о чём идёт речь. Наверняка заместитель командира распинался об отчислении наиболее худшего стажёра с Кафедры. А самым худшим за последние три недели стал ни кто иной, как майор Парадорский. Нонсенс для его друзей, для его новых приятелей и для его любимой девушки. То есть и в самом деле показатели упали почти вдвое как на полосе препятствий, так и во всех остальных физических дисциплинах. Создавалось впечатление, что молодой герой основательно заболел: он стал нервным, жутко раздражительным, порой по его лицу прокатывались какие-то спазмы, словно он испытывает неуместную боль. Иногда он просто срывался с турника во время простейших акробатических упражнений, несколько раз очень болезненно рухнул на полосе препятствий, получая травмы. Хорошо, хоть незначительные. Потерял аппетит, заметно похудел. Благо ещё, что теоретические занятия у него проходили на прежнем уровне, и знания он впитывал в себя словно губка воду.

Когда друзья интересовались самочувствием Тантоитана, тот старался свести всё к шуткам или просто ссылался на банальную простуду. Реже - оправдывался тем, что потянул связки, или порвал какую-то мышцу. Что, в принципе, считалось вполне естественным: стажёров во время тренировок и спарринг поединков никто не жалел и поблажек не давал. То есть, пока паниковать смысла не было, вроде как отчислять с Кафедры большого повода не было. Но вся соль заключалась в том, что Минри Хайнек, с первого дня по каким-то причинам воспылал к Парадорскому, мягко говоря, нелюбовью. И эта нелюбовь, переходящая в непримиримое противостояние, становилась заметна всем окружающим с каждым днём всё больше и больше. Вроде как всё делалось по уставу, и куратор ни в коем случае не превышал своих полномочий, но опытные офицеры сразу просматривали излишнюю строгость и предумышленное проталкивание молодого героя в наиболее опасные места, как на полосе препятствий, так и в тренажёрных залах. Парадорский естественно не отступал, как всегда старался оставаться первым и лучшим, но в результате только всё чаще и чаще получал микротравмы и растяжения.