Август - Кнут Гамсун

— Да, — говаривал Август, — мы должны бежать наперегонки со всем миром, не то мы снова окажемся на земле. — Не без оснований он утверждал, что своими роскошными домами придал блеск родному селению. — Ну где ты можешь ещё так уютно отдохнуть в тени, как под моими полотняными маркизами? — спрашивал он.

— Да, но здесь ужасно холодно, я прямо вся посинела, — отвечала на это мадам Роландсен, шкиперова жена.

— Ну тогда ступай к себе в коридор, — парировал Август, — где ты ещё видела такие цветные стёкла? — В общем, у Августа был на всё готов ответ, да с ним никто и не спорил, ибо всякий мог собственными глазами наблюдать небывалый расцвет Поллена: селение разрасталось, домов стало штук на двадцать больше, и застройка здесь оказалась даже более частой, чем в Верхнем Поллене, который всегда мнил себя выше, вот дайте срок, того гляди, и церковь, и пасторат тоже переберутся в Поллен.

Большие перемены, у всех в руках деньги, у всех отменное настроение, беззаботная жизнь, радость в глазах. Даже Ане Мария радовалась и процветала. Начать с того, что она заставила мужа продать восемь участков, с её точки зрения, это были восемь одержанных побед. Поскольку на оставшемся участке Каролус не мог прокормить хотя бы одну лошадь, он начал тревожиться за будущее своей усадьбы.

— Деньги у нас теперь есть, просто девать некуда, — говорил он жене, — но мы распродали по кусочку всю свою усадьбу.

Возражать было трудно, Ане Мария не перечила ему, лишь глазами сверкала, хотя и была вполне права. Она вообще держала себя по-умному: уговаривала его по ночам.

Ане Мария начала откровенно поминать в разговорах, что отбывала когда-то наказание. Хуже она от этого не стала, но люди избегали её и не хотели с ней встречаться. Право же, она могла рассчитывать на иное отношение, поскольку вернулась из других краев, из мест куда более значительных, чем Поллен. А что об этом думает сам Каролус? Ведь он человек, который много чего понимает, в своё время был старостой и вообще кем он только не был, так вот, что думает Каролус по этому поводу, разве я не права? Она побывала в дальних краях, она многому выучилась, видела другие города, встречала множество людей, слушала их речи, полленцы должны в ноги ей кланяться и расспрашивать её про Тронхейм. Но не тут-то было. Разве ей не приходилось раньше стоять в лавке у Поулине и просить, чтоб ей продали полфунта кофе? Зато теперь, зато именно теперь, Каролус, когда мы продали эти участки и у нас полно денег: «Прошу фунт кофе, да, пожалуйста, поскорей, у меня кастрюля на огне выкипает». И Поулине спешит изо всех сил. Не хватало ещё, чтобы она... Не то она рискует, что жена богатого Каролуса в конце концов просто закажет себе в Верхнем Поллене целый мешок кофе с доставкой на дом.

Каролус польщён:

— Ха-ха-ха! Нет, этого себе Поулине позволить не может.

— Она и ещё много чего не может себе позволить. Теперь она обращается ко мне на «вы».

Но Каролус всё никак не может примириться с тем, что усадьба почти вся распродана и что пришлось пожертвовать лошадью, ведь это было для него главное занятие. Подобно тому как Ездра в Новом Дворе заделался зажиточным крестьянином, Каролус был самым крупным землевладельцем в Поллене.

— На что тебе жаловаться! — восклицает Ане Мария. — Тебе, который стал богачом, а при желании можешь стать и ещё богаче? Разве ты когда-нибудь раньше пользовался таким уважением? Разве ты хочешь поменять свою теперешнюю жизнь на прошлую?

Тут она была права: ещё ни разу, ни когда он был владельцем баркаса и главой артели на Лофотенах, ни когда он был старостой в родном Поллене, к нему не относились с таким уважением. Теперь он только расхаживал по городу да курил трубку, словно сам ленсман, а все, кто попадался навстречу, с ним здоровались. Или взять хотя бы одежду. Разве он выходил теперь из дому в грязных штанах? Или подвязывал шнурком подметку своих ботинок? Неизменную зюйдвестку он повесил на гвоздь, а вместо неё купил себе шляпу. На шее у него теперь красовался разноцветный шерстяной шарф. Он даже по будням расхаживал с карманными часами на блестящей цепочке да и ещё в галошах!

Нет и нет, Каролус ничего не хотел менять. Эта чертова — благослови её Бог — Ане Мария и на сей раз быстрей, чем он, ухватила самую суть, спору нет, это она играла в их семье первую скрипку!

Каролус в глубине души сознавал, что он не так уж и нужен своей, охочей до мужчин жене, он был не слишком даровитый и вдобавок ленивый человек, который предпочитал, чтобы его оставили в покое, хотя много лет назад он испытывал приступы ревности. Жена у него не отличалась кротостью, она была незаурядная женщина, на свой лад великодушная и гордая, а к тому же очень обаятельная, если ей того хотелось. Читать она умела с детских лет, а когда ей пришлось сидеть там, на юге, она выучилась также и писать, она писала буквы, цифры и слова; она брала на себя всю писанину при продаже земли. Муж лишь дивился её быстрой руке.

Короче, Ане Мария сумела заговорить мужа, а под конец она и вовсе сама написала все контракты при распродаже строительных участков, книзу, до самых лодочных сараев.

Каролус сказал:

— Теперь у нас осталась только верхняя пашня над домом, с неё не прокормишь даже двух коз, чтоб было молоко к кофе.

Но зато нагрудный карман у него теперь так оттопыривался, что дальше некуда.

IX

Август сказал Каролусу:

— У тебя бумажник уже трещит по всем швам! Ой, пора, пора открывать банк в Поллене.

— Угу, — ответил Каролус.

— Ведь не можешь же ты таскать с собой все свои деньги! Ты должен поместить их в полленский банк и получать с них проценты.

— Угу, — ответил Каролус. Он по-прежнему ничего не понимал. А вдобавок ничего не имел против того, чтобы расхаживать среди людей и выхваляться своим толстым бумажником. Каролус вообще любил быть на виду.

— Сегодня вечером мы соберёмся у Йоакима, чтобы переговорить насчёт банка, — продолжал Август. После всех разговоров на эту тему Август не сомневался, что Каролус не захочет оставаться в стороне.

И Август пошёл дальше, извещая всех о предстоящей сходке, он собрал народ, он вспомнил самые разные имена, против одних ставил галочки, других вычёркивал. Перед этим он перетолковал со шкиперами и хозяевами неводов в Нижнем Поллене, затем пошёл к той новостройке, возле лодочных сараев, где работал Эдеварт, заставил его спуститься с лесов и ввел в курс дела.

— Да у меня всего-то и наберётся крон пятьсот, — жалким голосом признался Эдеварт.

Август рассмеялся:

— Ну и чудак же ты! Впрочем, ты всегда был таким. Да не нужны мне твои кроны, сегодня вечером мы только поставим свою подпись и внесём по десять крон с каждой сотни, а уж потом, через месяц, надо будет внести остальное. Но пятьсот крон — это всё равно очень мало, это ведь всего-навсего пять акций, а для начала надо их иметь не меньше ста.

— Но у меня больше нет денег, — говорит Эдеварт.

— Тогда слушай: собрание будет сегодня в семь часов, за председателя сядет Йоаким, твой брат, а если он не захочет, тогда я, но уж протокол-то вести он, во всяком случае, не откажется. Когда мы начнём ставить свои подписи, не лезь первым, потому что я с этим делом покончил, я больше не вру и не хвастаю, но когда двое или, скажем, трое из Нижнего Поллена подпишутся на какую-нибудь чепуху, тогда придёт твой черёд и ты выкрикнешь: пятьдесят акций!

Эдеварт вздрагивает:

— Сколько-сколько?

— Ну это уж не твоя печаль, — успокаивает его Август, — денег я тебе дам. Вот тебе для начала пятьсот крон на сегодняшний вечер.

— Ну раз так, — говорит Эдеварт и берёт протянутые ему бумажки.

— Только об этом никто не должен знать, смотри же, никому не рассказывай!

— Ладно.

— Понимаешь, я теперь стараюсь не привирать, но, если ты попросишь пятьдесят акций, другим станет стыдно просить меньше, и они потянутся за тобой.

Эдеварт кивает.

Часы показывают семь.

Гостиная у Йоакима набита битком, все сплошь держатели акций, а к ним в придачу — Теодор. Царит торжественная тишина. Йоаким, который в общем-то привык вести всякого рода собрания, на сей раз уклонился, потому что не слишком понимает, что происходит, и просит уволить его от этого. Август полюбопытствовал, готов ли он, по крайней мере, вести протокол.

Отчего ж, протокол он вести может. В смысле писать...

Итак, Август поднимается со своего места. Обычно па собраниях селения тот, кто говорит, не встаёт, но Август, ох уж этот Август, чёрт его подери, встал. Август говорил свободно, не так чтобы очень логично, но увлекательно, громким голосом, про то, «как оно есть в других краях», адресуя свои призывы к досточтимым жителям Поллена, большим и малым. Перспективы, мол, самые хорошие, ослепительное будущее, надо только забросить невод, который вытянет много миллионов, или, скажем, чтоб не преувеличивать, один-то миллион наверняка принесёт. Коль скоро выяснилось, что община не желает брать заём в банке, надо пустить в ход частное предпринимательство. Банк — он для всех полезен, больше всего для загородного строительства, для капитанов в Нижнем Поллене, ну и для всего селения, коли на то пошло. Поллен, их родной Поллен, скоро начнёт получать один подарок за другим — от банковских щедрот. Вдобавок нельзя не упомянуть, что банку потребуются помещения, здесь, если по совести, негде разместиться даже правлению банка, потом надо соорудить здание для управы, как это делается во всех других местах, но, чтобы не слишком уж размахиваться, банку нужен, по крайней мере, шкаф для денег, сейф, а чего ради обзаводиться сейфом, если не будет банка? Он советовался с изрядным количеством директоров банков за границей, и они уговорились, что надо выпускать акции номинальной стоимостью по сто крон штука, с тем чтобы и не слишком богатые люди могли подписаться на одну, пять или десять акций, в зависимости от своих финансовых возможностей. И он всё обдумал касательно полленского сберегательного банка: если пойти таким путём, то наберётся акций двести, иначе говоря, двадцать тысяч крон, вот как он себе это представлял, потому что эти акции принесут хорошие проценты, возможно, даже по десять, а то и по двадцать процентов. Господи благослови, разве не у нас каждый год богатейшие уловы сельди — богаче, чем в Эйд-фьорде, Лангнесе или, скажем, в Экснёс-фьорде? Из этого не следует, что уже сегодня вечером мы должны собрать все деньги, потому как сегодня вечером мы только должны подписаться и внести всего по десять крон с каждой сотни. Зато ровно через месяц, начиная с этого дня, надо будет внести свою долю полностью и получить взамен большие и красивые акции. Я прихватил их с собой, чтобы показать господам кой-какие из моих заграничных, сказал Август, и поднял над головой две внушительные пачки бумаг с золотой каймой, узорами и печатями. Поскольку было высказано желание поглядеть на них поближе, Август пустил акции по рукам, не прерывая, впрочем, своей речи. Ну конечно, они написаны на иностранных языках и тому подобное, но господа, во всяком случае, могут себе представить, как это выглядит, вот тут у меня есть акции серебряных рудников в Южной Америке. А теперь хватит разглядывать бумаги, теперь надо вспомнить, чего ради мы тут собрались, а собрались мы с вами, чтобы подписаться на банковские акции. Тем самым мы учреждаем Полленский сберегательный банк и желаем ему всяческого процветания. Я вижу, хозяин невода хочет подписаться, не так ли, господин Иверсен?