Август - Кнут Гамсун

Лувисе Магрете храбро снесла своё унижение, она выпрямилась и взяла себя в руки.

— Не уходи! — крикнула она Августу. — Посиди ещё немножко, сейчас у меня всё пройдёт, ничего такого не случилось, просто я немного вышла из себя. И не бойся, что я вдруг начну кричать, хотя мне и кажется, будто и Бог, и люди отвергли меня, но кричать я не стану!

Эдеварт сидел грузный и молчаливый, ведь он мог хоть немного помочь ей, например сказав доброе слово или погладив по волосам, если, конечно, у него было сердце. А она, которая всё время, всю жизнь остерегалась поминать своих детей от первого брака, лишь бы не причинять ему ненужную боль...

Лувисе Магрете сдержала слово, она больше не кричала, только всхлипывала, и прошло немало времени, прежде чем она успокоилась.

Вот как всё кончилось.

Эдеварт вернулся к себе в Новый Двор, а Лувисе Магрете начала складывать свои вещи, дорогие баночки с мазями и флакончики с чудодейственными каплями. Словом, не такой уж великий багаж погрузила она в почтовую лодку, да и вообще для неё всё это, должно быть, странно выглядело; день уже клонился к вечеру, грести предстояло всю ночь, чтобы к утру оказаться у пароходной стоянки. Холодный, ночной бриз задувал над Полленом.

А несколько часов спустя из Нового Двора приходит долговязый мужчина и пробирается к лодочным сараям. Ночь на дворе и тьма, мужчина ищет лодку, но никакой лодки здесь нет, а есть шлюпка от большого рыбачьего баркаса. Мужчина взволнован, он спешит, а потому и не размышляет, он садится в шлюпку, подгребает к баркасу, втаскивает в него шлюпку и отвязывает чалку, а потом садится на вёсла, пару огромных вёсел.

И получается, всё получается, баркас идёт очень тяжёло, мимо мыса, мимо островов. Мужчина гребёт много часов подряд, зачем-то ему надо к пароходному причалу, он хочет вовремя подгрести, и встать, и помахать рукой. Разлука недолгая, недели всего на две, но ему непременно хочется помахать, так он решил. Лишь бы успеть вовремя, восток уже начинает светлеть, но в работе он как лошадь, знай себе гребёт да гребёт.

И конечно же он опаздывает и уже издали видит дым из трубы, пароход берёт курс в открытое море. Он складывает вёсла и сплевывает. Слишком долго он размышлял, прежде чем спуститься к лодочным сараям, да и то сказать, против судьбы не попрёшь. Он снова сплёвывает, утирает лоб, приводит себя в порядок. И вдруг застывает в изумлении: дым повернул, он дугой повис в воздухе, дуга всё больше и больше смыкается, теперь это уже не дуга, а кольцо. В чём дело? Пароход не выходит в море. Он возвращается к причалу, описав дугу. Человек снова налегает на вёсла, гребёт, он ещё успеет; он ещё придёт вовремя.

И однако же он не поспевает, не поспевает обойти последний мыс. Ах, если бы он тогда не положил вёсла на эти несколько минут. Теперь же ему остаётся лишь глядеть на кольцо дыма над морем.

Вот так и закончилась вся эта история.

VIII

Август ладит себе дом: две комнаты, коридор и кухня внизу, две спальни наверху. С ним работают ещё четверо. Во-первых, Эдеварт, причём Эдеварт не из плохих работников, он много чему выучился, когда работал на ферме и ставил там небольшие домишки.

Раз уж Август строит дом, это будет не обычная для Поллена четырёхстенка с дёрновой крышей, нет и нет, его дом будет походить на виллу или дачу с балконом здесь и эркером там, с тентами, с верандой на точёных столбиках, с цветными стёклами в двери, арками на фронтоне и шиферной крышей. Получался, чёрт подери, совсем заграничный дом, ни у кого в Поллене такого не было. Но всего пуще задумывались люди, зачем Августу понадобилось так много комнат.

— Ты что это затеял? — спросила у него Поулине. — Ты что, строишь в расчёте на жену и детей, хочешь начать другую жизнь?

— Теперь я с этим спешить не стану, — отвечал Август, — мы уже видели, к чему это приводит, когда человек вдруг захочет начать другую жизнь.

Оба подумали при этом об Эдеварте и Лувисе Магрете, об их спорах и семейных сценах, воспоминания о которых очень угнетали обоих. У Поулине они всё время не шли из головы.

— Ты не знаешь, почему она так долго не приезжает из Доппена? — спрашивает она.

Август оглядывается по сторонам и отвечает, понизив голос:

— Конечно, знаю. Она просто сбежала.

— Да что ты говоришь!

— Сбежала, сбежала, она проехала мимо Доппена.

— Ты что, дал ей так много денег?

— Довольно, чтобы переправиться через Атлантику, если только пожелает.

Поулине качает головой и смотрит в пол, чтобы скрыть свои чувства, все последние недели она питала эту тайную надежду. Теперь она боится себя выдать и осторожно уходит от скользкой темы:

— Если, по-твоему, дело и впрямь так обстоит, тогда ты можешь переехать в свою комнату над кофейней. Ты где ночевал всё это время?

— Ну не всё ли равно, где человек ночует? Мне приходилось спать то в глухом лесу, то на палубе корабля, то в пустыне, то на пуховиках, меня это вообще не волнует.

— А мне сдаётся, я видела соломинки на твоей одежде.

— Ну и что? Я ночевал на сеновале у Каролуса, там хорошо и мягко. Я привык к этому с прежних времён, — бодро добавляет Август, — однажды в молодые годы я просидел там целую ночь, играя на гармони.

Поулине:

— Верно, верно, я совсем забыла тебя спросить: почему ты больше не играешь? Ты ведь был великий мастер. У тебя что, гармони больше нет?

— И мастером я не был, и играть больше никогда не стану, — отвечает Август, — ведь не затем же я топтал эту землю сорок семь лет — хорошая цифра, верно? А музыка — чепуха какая-то! Я и пить больше не пью, и не занимаюсь больше тем, что называется любовью, или там женщинами, всё это сплошь чепуха, всё это дела одного сорта. Ты, к примеру, слышала когда-нибудь, чтобы я говорил по-русски, или по-английски, или на языке людоедов? Баста! А ты слышала, чтобы я, как встарь, привирал, выдумывал, преувеличивал? Этого тоже больше не будет! Рано или поздно мы должны все это осознать и стать наконец-то взрослыми людьми.

У Поулине такие слова, должно быть, вызвали некоторые сомнения. Она перебила его:

— Короче говоря, ты можешь снова переехать в свою комнату.

— Пока не могу, — ответил Август. Затем этот старый невозмутимый мореход и бесстрашный холостяк добавляет: — Потому как Эдеварт может тогда подумать, будто её больше нет, будто она умерла.

— Думаешь, он всё ещё ждёт?

— Может, и ждёт, не могу сказать.

— А ты не хочешь переговорить с ним?

— Я малость погожу, вдруг ещё придёт письмо. У нас сегодня какое число?

— Двадцатое.

Август вскидывает руки и снова опускает их.

— Ты чего? — спрашивает Поулине.

— Я совсем забыл про восемнадцатое, — мрачно говорит он и вдруг ни с того ни с сего начинает смеяться: — Никак не могу припомнить, что случилось восемнадцатого. Ты, часом, не помнишь?

— Ты это о чём?

— Да так, ни о чём. Я просто всё выдумал.

Шкиперы и артели с рыбачьих шхун, стоящих в заливе, теперь частенько наведываются в Поллен по праздникам или когда им просто надо пришвартоваться и разглядывают новый дом Августа. Там и в самом деле есть на что поглядеть: непривычный и замысловатый, он словно выскочка среди других домов, а внутри всё так здорово, все комнаты соединены между собой, в стены встроены шкафы и кладовки. Август охотно всё показывает.

— Ах, будь у меня такой дом! — говорят люди. — Эта крыша долго продержится. А уж цветные стёкла во входной двери — просто чудо.

Один из шкиперов несколько раз осматривал дом и под конец надумал его купить. Этот дом вполне подошёл бы для его семьи. Если он осядет в Поллене, ему не придётся всякий раз между осенней и весенней путинами мотаться туда и обратно. Есть и другие преимущества: и дом уже почти достроен, и в Поллене хорошая гавань для его шхуны. Так вот, что думает по поводу такой сделки сам Август?

Они переговорили; вообще-то Август не собирался ничего продавать, но и отказать наотрез он тоже не отказал, во всяком случае, пока он сам туда не въедет, об этом и говорить нечего.

— А что бы ты запросил за свой дом?

— Если я и надумаю его продать, то возьму столько, сколько мне стоил участок вместе с домом, слишком большую цену я не назначу, я никогда не хватаю через край, здешний народ меня знает. — И он назвал сумму. Она была просто фантастической. Но пусть шкипер не забывает, что на строительство пошли материалы из Намсена, а цветные стёкла, так те и вовсе из Индии, а шифер из Малангена, словом, сюда были доставлены не какие-нибудь там пустяки, из которых в конце концов и появился этот дом. Шкипер был человек не бедный, он ходил на собственной шхуне, и деньги у него водились, возможно, ему тоже хотелось показать себя мужчиной и не торговаться без нужды, короче, дело кончилось тем, что и дом, и участок перешли в его собственность; одна сторона платит наличными, другая оформляет документы. А имя этому покупателю было шкипер Роландсен.