У тебя есть сын - Ли Майклс

— А теперь появился ты, чтобы сообщить мне радостную новость, что только ухудшил положение!

— Меня это совсем не радует, и не я причина убытков. Только я думаю, что Бену пора перестать оберегать свою дорогую девочку от жестокой реальности — даже если ты в нем из-за этого разочаруешься.

Линдсей гневно уставилась на него. Можно подумать, он много знает! Да, когда-то Бен действительно старался укрыть ее от суровой жизни, но это было давно. И как Гибб смеет судить о ней по событиям, происшедшим целых девять лет назад?

— Может быть, не стоит забывать, что ты заинтересован в том, чтобы состояние фабрики выглядело плачевным, — резко сказала Линдсей.

Гибб нахмурился.

— Я?

— Конечно. Чем хуже выглядит дело, тем большим героем ты будешь представляться для своих хозяев в «Триангл».

— Это, конечно, так, — невозмутимо согласился Гибб. — Если только мне вообще удастся что-либо здесь спасти.

Линдсей задохнулась.

— Не можешь же ты просто закрыть фабрику!

— Не совсем.

Она с облегчением вздохнула. Надо было понять сразу, что он угрожал только для того, чтобы преувеличить опасность, — а она, сама того не замечая, повела себя именно так, как он и ожидал.

— Сначала придется продать наиболее прибыльные цеха, — продолжал Гибб, — а уж потом избавиться от всего остального.

— Отец никогда не допустит…

— Бен больше здесь ничего не решает. Решаю я.

Линдсей, не веря своим ушам, смотрела на него.

— Или он не сказал тебе, что «Триангл» берется за работу только на таких условиях? Мы предпочитаем сохранять фирмы, потому что так можно получить больше прибыли, чем от простой продажи. Но это не всегда возможно.

Линдсей вскочила на ноги.

— Теперь я начинаю понимать. Значит, ты уже заранее решил, что фабрика разорится?

— Не совсем. Это зависит от обстоятельств.

— От каких? — Линдсей проглотила вставший в горле комок. Предположение ее было слишком невероятным, но, прежде чем она это поняла, слова уже вырвались:

— Ты что, намерен шантажировать меня, Гибб?

Он улыбнулся, но в глазах его смеха не было.

— Едва ли, — сухо ответил он. — Не представляю, что у тебя может быть такого, что мне бы понадобилось. Разве только… — тут он замолчал и подошел к ней вплотную.

Линдсей почувствовала себя словно заяц в чистом поле, над которым кружит ястреб, выжидающий удобного момента, чтобы схватить свою жертву.

— А если я позвоню твоему начальству в «Триангл» и сообщу им, что ты здесь из-за личных интересов…

— Не говори глупостей. Здесь нет ничего личного, — ответил Гибб.

Линдсей не видела, что делает Гибб, но, если бы и видела, вряд ли это помогло бы: она не способна была пошевелиться. Его рука обняла Линдсей за плечи, а губы накрыли ее рот в страстном, обжигающем, требовательном, жестоком поцелуе.

Она не смогла высвободиться и принялась отчаянно колотить его кулаками по спине. Но Гибб, кажется, даже не заметил ее протеста.

Поцелуй продолжался не дольше минуты, которая, однако, показалась Линдсей вечностью. Ей вспомнилось то давнее время, когда его поцелуи мгновенно заставляли ее кровь загораться. Как теперь все по-другому — и в то же время как похоже на прошлое, подумала она. Прежде она и не подозревала, что до сих пор хранит в памяти вкус его губ.

Наконец Гибб отпустил ее, и Линдсей отступила на шаг, прижимая пальцы к губам, чтобы скрыть их дрожь. Нет, она дрожит от ярости, твердо сказала она себе, и скрывать тут нечего! Она занесла руку для удара, но Гибб ловко перехватил ее и заставил Линдсей сесть обратно в кресло.

— Теперь ты довольна, зная, что ничего личного тут не замешано? — хрипловато спросил он. Задыхаясь, она сказала:

— Если еще раз посмеешь…

— Это была просто демонстрация, Линдсей. — Он посмотрел на нее сверху вниз черными глазами и холодно добавил:

— Теперь ты понимаешь, каким глупцом я был бы, если бы строил свои решения на этом?

Последнее слово, как показалось Линдсей, было полно отвращения. Она сглотнула комок в горле. Прошло много лет с тех пор, как она утратила иллюзии насчет отношения к ней Гибба. Но ведь когда-то они друг для друга были всем на свете, и поэтому его слова все же причинили ей боль.

Гибб взял визитную карточку, лежавшую на столе, и написал что-то на ее обратной стороне.

— Вот телефон «Триангл». Лучше тебе поговорить с…

Линдсей покачала головой.

— Нет. Если я позвоню, ты используешь это против отца.

— Твой отец тут ни при чем, Линдсей. — Казалось, что он говорит о чем-то, не имеющем к нему никакого отношения. — Использовать данные о фабрике я могу только против тебя, но, учитывая, какие между нами отношения, едва ли это многое изменит.

Конец дня Линдсей провела за работой, хотя мало что сделала. В ее душе кипел неугасимый гнев.

Гнев — и боль. Боль была не физическая: хотя Гибб и обладал достаточной силой, чтобы, к примеру, выкрутить ей руку, он этого не сделал. Хотя губы у нее ныли и казались распухшими, в зеркале никаких следов от этого поцелуя видно не было. Так что Линдсей пришлось признать, что ее чувства относились вовсе не к области физических ощущений.

Столь тщательно выстроенная против него плотина в ее душе теперь, под напором его поцелуя, прорвалась, и на Линдсей страшным, все сметающим потоком хлынули воспоминания девятилетней давности.

Вот они с Гиббом в бассейне местного клуба играют в салки; вот сидят, прижавшись друг к другу в одном кресле перед электрическим камином в их маленькой квартирке. Помнила Линдсей и тот полусонный ласковый взгляд, каким он одаривал ее, просыпаясь рано утром, когда еще оставалось время до его ухода на работу и они могли…

Это было каким-то сумасшествием.

Как глупо с ее стороны придавать такое значение поцелую. В особенности этому поцелую. Да, в нем была страсть, но вызванная отнюдь не любовью, а гневом. Ничего не было в этом поцелуе, что воскресило бы их прежнюю нежную любовь. Он мог напомнить только их скандалы и ссоры.

Линдсей вспыхнула, поняв, что Гибб таким образом продемонстрировал ей, что он гораздо хладнокровнее и сдержаннее, чем она. Если не считать легкой хрипотцы в голосе, он полностью контролировал себя. Гибб всегда сохранял то непоколебимое самообладание, нарушить которое не мог даже самый сильный гнев. Он и на этот раз сказал только то, что хотел, и не больше. А теперь, несомненно, снова с головой погрузился в проблемы фабрики Арментраута и напрочь забыл о Линдсей.

Не замечая, что делает, Линдсей упаковала подарок к свадьбе в розовую и голубую бумагу с нарисованными детскими погремушками и большими цветными буквами алфавита и сконфуженно извинилась, когда покупатель указал ей на ошибку. На замечание другой клиентки о том, что весна в этом году ужасная, она кивнула, а через полминуты заметила, что на улице прекрасная погода. Увидев изумленное лицо женщины, Линдсей испугалась, потому что совершенно не помнила своих слов.