Бесы Черного Городища - Ирина Мельникова

— Гляди-ка, даже пуповину не перевязали. Наверняка кровью изошел, бедолага, а то сразу задушили, — сказал глухо Тараканов и выругался сквозь зубы. — Ни мать, ни дитя не пожалели! Кому ж они так насолили?

— Вот тебе и мотив, Алеша, — сказал тихо Иван, — прижила, видно, девка дитя незаконное, и решил кто-то таким макаром сразу два греха прикрыть. Побаловался, сорвал цветочки, а ягодки-то горькие оказались! Только что это за зверь в наших краях объявился? Зачем девке горло надо было резать? И так далеко в степь увозить? Проще было обоих в реку спустить. — Он повернулся к мельнику:

— Признавайся, Петухов, может, это твой грех? — кивнул он на трупик младенца. — Может, ты нам заливаешь и про собак, и про Гришку? Знаешь ведь, что дурачок вряд ли сумеет рассказать, как все на самом деле случилось! И работник твой уж очень вовремя смылся. Или ты того, и его пришил и в пруд спустил? А то где-нибудь поблизости закопал?

Мельник выпустил заступ из рук и бухнулся перед Иваном на колени:

— Не гневите бога, вашскобродие! Я как на духу… Ни слова не соврал… — и принялся креститься на вынырнувшее из-за горизонта солнце. — Чтоб в аду мне гореть, в геенне огненной корчиться… Чтоб мне на месте сдохнуть, если хоть на полкопейки соврал!

— Ладно тебе! — пробурчал недовольно Иван. — Сам на себя беду накликал. Если б сразу вызвал полицию, а не пытался труп прятать, может, и поверили бы тебе. А теперь, голубь мой, как ни крути, заварил ты кашу гуще некуда. И ой как долгохонько придется ее расхлебывать, пока я всю твою подноготную не узнаю.

Мельник взвыл еще пуще и стал хватать Ивана за руки, умоляя того поверить его словам. Ведь у него и в мыслях не было обманывать полицию, а все этот негодяй Ванька, который запугал его всячески и чуть ли не силой заставил бросить труп в воду.

— Постой. — Внезапная догадка озарила Алексея. Он подошел к мельнику и сверху вниз посмотрел на него. Петухов побледнел и отвел взгляд. И Алексей понял, что его догадка верна. — Постой! — повторил он и, взяв Петухова за плечи, встряхнул его. — А ну-ка не юли, сукин сын, и говори как на духу: ведь работник не украл лошадей, а ты сам заплатил ему, чтобы он помалкивал? Так или нет?

— Та-ак! — протянул тот и едва слышно добавил:

— Только не я его упрашивал молчать, а он мне грозил, что непременно расскажет про убитую, хотя сам заставил меня сбросить ее в воду.

— Выходит, шантажировал? — усмехнулся Иван. — А ты, такой умный и хитрый, на эту дешевку попался? Работник твой наверняка от полиции прятался! — Он повернулся к Тараканову. — Ты в лицо этого подлеца видел?

— Матвеев его фамилия, — подсказал Ивану Алексей. — Бумаги были у него якобы в порядке. По паспорту он крестьянин соседней, Кузнецкой губернии.

— Только финажки заплати — ив бумажках что хошь изобразить можно, долго ли умеючи, — сказал пренебрежительно Иван. — У меня один знакомец такие печати из сапожного каблука резал, не отличить от казенных. А второй вручную червонцы рисовал, если б не бумага, точь-в-точь, настоящие.

— Повидать мне его не пришлось, вроде как заботы не было. Тут, почитай, три мельницы в округе, и на каждой без работников не обходятся. Если не дебоширят, не воруют, то чего к ним присматриваться? — ответил пристав. — Раза два или три за зиму я заезжал к Петру Евдокимовичу, но он не жаловался, а работник то в городе был, то на хуторах. Так что рожи я его не разглядывал.

— А надо было разглядеть! Новый человек появился в округе, никому не знакомый. Непременно следовало бумаги посмотреть. Может, паспорт у него, как тот червонец, нарисованный? Скажешь, не бывало такого? — произнес Иван назидательно и вновь повернулся к мельнику:

— Выходит, в город ты его сам отпускал или он по своим надобностям ездил?

— Всяко бывало, — вздохнул тот, — он человек вольный, иногда отпрашивался на два-три дня, иногда муку отвозил на военные склады. У меня с ними договор был на помол зерна.

— А он, случайно, не рассказывал, куда отлучался? Может, зазнобу свою навещал? По твоим словам, мужик он хоть куда. Неужто без бабы обходился?

— То нам неведомо. — Петухов уставился в землю и отвечал, не поднимая головы. — Зачем мне знать про евонных баб? Мне лишь бы дело хорошо справлял…

— Скажи, Петухов, — не отставал Вавилов, — и все-таки этот Матвеев никогда разве не поминал, что на флоте служил, не хвастал, что по морям плавал?

— Я уже говорил, не поминал. — Мельник мрачно посмотрел на Ивана и вдруг хлопнул себя по лбу. — Вот дурья башка! Запамятовал! Было как-то раз! Непременно было! Мы с ним мешки с мукой на подводу грузили, а сверху брезентом укрывали от дождя и обвязывали веревками. Так он перекинул мне конец и кричит: «Держи шкот, Петр Евдокимович!» Я не понял, а он засмеялся и говорит: «Шкот — это веревка поморскому». И все, больше ни разу ничего такого не говорил.

Сыщики переглянулись, а Вавилов пробурчал:

— Ишь как приперло, сразу все вспомнил!

Алексей же спросил:

— А почему ты не узнал, откуда он морские слова знает?

— Зачем? — удивился мельник. — Нам это без надобности. Надо было бы, сам рассказал…

— Ну вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — развел руками Иван, — никаких тебе зацепок.

— Посмотри-ка сюда, Ваня. — Алексей протянул Вавилову то, что осталось от шляпки. — Ты не прав, кое-что у нас имеется. Девица точно не из простых. Видишь ярлычок? Циммерман — известный в Санкт-Петербурге владелец шляпных мастерских. Матушка моя только его изделия и носит. Стоят они изрядно, и все — штучные экземпляры. Думаю, надо отправить запрос в столицу, в сыскное отделение. Авось откликнутся на нашу просьбу, помогут. Вдруг Циммерман или его мастера вспомнят, для кого подобный головной убор изготовили?

— Прежде его хорошенько почистить надо, чтобы определить, какого цвета и фасона, а то не шляпка, а форменное безобразие, — заметил Иван и неожиданно улыбнулся:

— Дело говоришь, Алеша. Раз нет печки, от которой танцевать можно, будем танцевать от шляпки, а вдруг и вправду что-нибудь выгорит? — И повернулся к мельнику:

— Эй, Петухов, покажи то место, где жернова лежали, которые вы вместо грузила использовали.

— Тут рядом совсем, — засуетился тот, подхватывая лопаты, и покосился на трупик ребенка, который пристав вновь завернул в одеяльце. — А это как же? Закопать или что?

— Или что! — поморщился Иван. — Тебе его нести, голубь мой!

— Дух у него, того, тяжелый! — Мельник скривился.

— А ты как думал? — удивленно посмотрел на него Иван. — Натворил делов, а теперь, видишь ли, дух тяжелый!

Неси, говорю, — прикрикнул он на Петухова и повернулся к Алексею:

— Надо до картуза моего пробежаться. И след этому мерзавцу показать.

Пришлось пройти вдоль берега еще с полверсты, причем Иван ориентировался безошибочно, словно внутри у него была своеобразная магнитная стрелка, которая указывала ему нужное направление. Алексей в который раз удивился его умению находить нужные бугорок, ложбинку или тропинку при абсолютно однообразном рельефе местности и не кружить по кочковатой степи, не оглядываться и не чертыхаться при этом.

Вот и теперь они вышли точно на тот самый холмик, который в течение нескольких часов венчала шапка Ивана, вернее, то, что от нее осталось. Выглядела она ничуть не лучше, чем та, которую они обнаружили в яме, но свое предназначение выполнила, след от колеса телеги сохранила.

Иван присел на корточки, поднял картуз и ткнул пальцем в отпечаток колесного обода:

— Чей это след, милейший? — и, вывернув голову, снизу вверх посмотрел на насупившегося мельника. — Твоей телеги или чужой?

— Моей! — Тот отвел взгляд. — Чего скрывать?

— Постой! — Иван вскочил на ноги. — Этому следу от силы три, а то и два дня! Что же получается? Твой работник на твоей бывшей телеге был рядом с мельницей совсем недавно, а ты про то не знал? Что-то не складывается, милейший!

— А может, он ночью был, когда все спали? — не сдавался Петухов. — На следах ведь не написано?

— Погоди, — перебил его Алексей, — скажи, только честно, ты видел этого Матвеева после того, как отдал ему лошадей?

— Нет, я же сказал, только отпечатки ног на берегу нашел уже после его отъезда.

— А может, он раньше туда приезжал, когда еще работал у тебя?

— Нет, — опять покачал головой мельник, — позже.

Следы совсем свежие были, а потом дожди пошли, размыли… — Он опять посмотрел на колею, часть которой спас картуз Ивана. — А эти, слово даю, первый раз вижу.

— Ладно, — буркнул Вавилов, — еще разберемся, что ты видел, а чего не видел! А теперь веди к жерновам, а то смотрю — не за нами ли уже пожаловали?

Алексей проследил за его взглядом. Действительно, коляска Тартищева с Никитой на облучке переезжала плотину.

— Торопиться надо, — сказал Иван и велел мельнику:

— Давай двигайся живей, а то времени в обрез.

Идти пришлось недалеко. Обломки и старые жернова валялись на задах усадьбы вперемешку с мусором. Иван присел на корточки, разглядывая то место, где лежали два обломка, которые мельник и его работник привязали к мешку с трупом.