Повести и рассказы - Владимир Мильчаков

Тургунбай испугался. Он почувствовал себя бессильным перед тем, что произойдет, если толпы батраков придут сюда. Бегом, как мальчишка, он кинулся под навес, где Баймурад должен был запрягать лошадь.

— Ну, готово, запряг?! — подбежал он к дрожащему от страха Баймураду.

Но лошади еще не были запряжены. Баймурад, напуганный расправой с Ахрос, предчувствуя, что ему придется когда-нибудь отвечать за то, что сейчас произошло, сидел, скорчившись, за огромным колесом арбы, закрыв лицо руками.

Тургунбай яростно пнул его ногой.

— Собака! Так-то ты выполняешь мои приказания?!

Баймурад, скуля от ужаса, на четвереньках пополз к конюшне.

— Если сейчас же лошади не будут готовы, зарежу. Клянусь аллахом, зарежу, — прошипел Тургунбай и, едва удерживая дрожь в коленях, побежал к дочери.

Захлопнув за собой дверь, Турсуной крепко заперла ее на засов. Голова девушки горела. «Лучше сама… Лучше сама…» — лихорадочно шептали ее губы. Она металась по комнате, хватая руками все, что попадалось под руку. Но то, что ей попадалось, не годилось. «Даже голову о стену не разобьешь, — с отчаянием подумала Турсуной. — Стены глиняные, только измучаешься». И в эту минуту девушка вспомнила о ноже, принесенном отцом вместе с дыней.

В потемках на ощупь она нашла нож.

А в двери уже ломился Тургунбай.

— Дочь, отвори, — услышала она голос отца. — Открывай, тебе говорят! Все равно никуда не денешься! Сейчас в Шахимардан поедем. Открывай, а то двери вышибу!

Дверь затрещала под яростным нажимом. Это переполнило чашу. Судорожным рывком распахнув ворот платья, Турсуной ударила себя ножом в грудь. Страшная боль пронзила все ее тело. Голова девушки закружилась, она упала грудью вперед на рукоятку ножа. Потухающее сознание уловило последнее — торжествующий вопль муллы Гияса:

— Во славу аллаха милостивого, милосердного! Сегодня мы, правоверные, вырвали плевелы, посеянные дьяволом в прекрасном саду ислама. Мир с вами!

Бой у старого мазара

Отряд Лангового попал в ловушку. Путь на Фергану был отрезан. Ущелье, по которому Ланговой рассчитывал выйти из гор, захватила шайка курбаши Курширмата.

Басмачи неожиданно обстреляли головной дозор отряда. Потеряв двух человек, дозор спешился, залег и начал отстреливаться. Меткий огонь красноармейских винтовок и ручного пулемета охладил ярость кинувшихся было в атаку басмачей. Банда откатилась обратно в глубину ущелья. Но о продвижении отряда вперед нечего было и думать. Во всем отряде оставалось не более двадцати сабель.

Красноармеец Тимур Саттаров, коренастый и широкоплечий юноша, примчавшийся из головного дозора, подскакал к командиру отряда Ланговому и доложил:

— Ущелье занято, товарищ командир! Совсем занято! Прямо идти — ничего не выйдет. Везде басмачи… Обходить надо.

Саттаров был без фуражки. Его черные волосы рассыпались прядями, падали на лоб. Отбрасывая их со лба, Тимур недовольно подумал: «Чертов басмач, сбил фуражку. Совсем новая фуражка была. К командиру с голой головой ехать пришлось. Непорядок. Поругает, наверно».

Тимур Саттаров не более полугода тому назад стал конником в красной кавалерия, дравшейся с басмачами к Туркестане. Но эти полгода были для юноши хорошей школой.

Сын сельского кузнеца, добровольцем пришедший в Красную Армию, Тимур стал одним из лучших бойцов в отряде Лангового. Дисциплинированный и исполнительный, он был очень требователен к себе и сейчас, отдавая рапорт командиру одетым не по форме, без фуражки, болезненно переживал это. Потерю фуражки, сбитую пулей басмача всего пять минут тому назад, когда он уже скакал к Ланговому, Тимур считал собственным промахом, заслуживающим порицания.

Но Ланговой, не сделав замечания, молча выслушал донесение связного. «Обходить? По воздуху, что ли? — подумал командир, глядя на юношу, разгоряченного недавней стычкой с врагом. — Мало вероятности, чтобы, заперев выход из ущелья, басмачи и в верхней части не перерезали его». Но вслух Ланговой сказал совсем другое:

— Что ж, будем обходить. Поезжай обратно. Передай приказ: дозору удержать занятые позиции во что бы то ни стало. Вести наблюдение. Обо всем замеченном докладывать. Понял?

— Так точно, товарищ командир! Все понятно, — старательно выговаривая недавно ставшие понятными русские слова, ответил Саттаров и, круто повернув коня, ускакал.

— Козлова и Джуру ко мне!- — приказал Ланговой.

— Козлова и Джуру к командиру! Козлова и Джуру к командиру! — пронеслось по редкой цепочке всадников. Отряд растянулся на узком каменном карнизе, который в этом месте нависал над берегом шумной горной речки.

Ланговой соскочил с коня и, присев на камень, развернул карту.

Густо заштрихованный коричневыми линиями лист только в верхнем правом углу радовал глаз светлой зеленой краской. Там была долина, благословенная Ферганская долина!

Наискосок через лист карты бежали две извилистые голубые линии. Примерно около середины листа они соединялись и прихотливо извивающейся голубой полоской сбегали к правому краю карты в приветливую зелень долины. Карта рассказывала о двух небольших горных речках, сливающихся в шумную и бурную реку.

В том месте, где соединялись голубые линии, на карте была обозначена небольшая горная долина, по существу котловина, образовавшаяся от соединения двух нешироких ущелий, по которым текли речки. В котловине, как об этом говорила карта, было расположено небольшое горное селеньице. Ниже котловины ущелье снова становилось узким. И как раз в это место на карте внимательно вглядывался Ланговой, прищурив серые глаза с длинными, как у девушки, ресницами. И именно здесь, в самом узком месте, ущелье было перерезано бандой Курширмата.

Поредевший в боях, утомленный походами отряд Лангового находился сейчас недалеко от окраины горного селения, у самого входа в ущелье.

«Что предпринять для того, чтобы прорваться в Фергану? Ударом в лоб ничего не сделаешь. Сил мало, — размышлял Ланговой. — Попытаться пройти? Можно подняться вверх по ущелью левой речки и через распадок пройти в соседнее ущелье. Правда, по распадку дороги нет, но пробраться, чтобы выйти в тыл банды, все-таки можно. Только ведь и то ущелье, наверное, занято басмачами. Вот черт! Трудное положение получается!»

Из агентурных данных штаба группы Ланговому было известно, что, хотя официально бандой басмачей командует курбаши Курширмат, на самом деле за спиной Курширмата орудует какой-то другой, опытный в военных делах человек.

Людская молва многозначительно называла этого человека Иранбек. Но Ланговой готов был прозакладывать свою курчавую голову, что никакого иранского бека среди басмачей нет. Он был уверен, что командование басмачами находится или в руках посланца вездесущей «Интеллидженс Сервис» — английского офицера, действующего под видом иранца, — или, на худой конец, какого-нибудь белогвардейца. В те годы немало разных авантюристов, выброшенных революцией из России, продавалось любому, кто поднимал оружие против молодой страны Советов. Ведь в конечном итоге за все платили лондонские дельцы, причем платили неплохо.

Как бы то ни было, но в последних боях Ланговой почувствовал, что бандой Курширмата руководит опытный военный специалист.

Обо всем этом и думал командир, вглядываясь в лист карты, словно ожидая от него ответа на вопрос, как прорваться в долину.

Отряд, потеряв в боях три четверти своего состава, шел сейчас на отдых и переформирование. Ланговой рассчитывал, что уже сегодня вечером его бойцы разместятся в благоустроенных городских казармах. Переформирование отряда займет не менее двух недель. Можно будет отдохнуть, почитать книги, сходить в кино. «Черта лысого тебе, товарищ комэск, а не кино! — усмехнулся своим мыслям Ланговой. — Ишь, чего захотел! А с Курширматом еще раз посалямкаться не желаешь?»

Курширмат имел особый счет к отряду Лангового. Трижды банда курбаши была застигнута и изрублена конниками Лангового. Три раза сам Курширмат спасал шкуру от красноармейских клинков только благодаря чрезвычайным достоинствам своего скакуна да мудрой привычке в момент боя всегда держаться не ближе чем за полверсты от красноармейских сабель.

Трусливый бандит долго не решался на открытый бой с отрядом. Три разгрома, после которых Курширмат с трудом пополнял свою шайку, многому его научили. Но сейчас, видимо, узнав, что от грозного отряда осталась всего горсточка бойцов, он набрался храбрости и решил отомстить красным конникам за прошлые разгромы.

— Да-а, — подытожил свои размышления Ланговой, — открытого боя не получится. Придется садиться в оборону и ждать помощи из города. Отряд Сибирсова должен подойти не позднее, чем завтра.