Любовное зелье колдуна-болтуна - Дарья Донцова

Затем ведущий обратился к владельцу посудной фабрики:

— А почему вас заинтересовал именно медархив?

— Перевести в электронный формат необходимо все городские документы, — ответил наш наниматель. — Для бумаг загса и полиции в казне деньги нашлись, а для медицинской отчетности нет. Ее сочли не столь важной. Но это не так, и я принял решение оцифровать данный архив за свой счет и пригласил специалистов. Здание, в котором находится хранилище, аварийное, ценности не представляет, после окончания оцифровки его снесут, сотрудники (а они все женщины-пенсионерки) смогут уйти на заслуженный отдых. Заведующей архивом, госпоже Бундт, девяносто лет, она имеет право спокойно лежать в гамаке на даче, вместо того чтобы рыться в пыльных историях болезни. Представляете экономию для бюджета города? Не надо платить зарплату коллективу, тратить деньги на содержание и ремонт здания. Оцените и удобство для врачей. Нужно доктору что-то узнать о здоровье пациента, чтобы правильно его лечить, он компьютер включит и на раз информацию получит. Сейчас же надо запрашивать эти сведения. Подчеркну: если я стану мэром, то буду правильно управлять финансами. Например, на месте разобранного здания медархива построю бесплатный досуговый центр для жителей нашего города, там будут большая библиотека, клубы по интересам…

— Это хорошо, — перебил журналист, — но как с соблюдением врачебной тайны? Если любой человек через ноутбук сможет просмотреть истории болезней…

— Кто вам сказал, что любой? — заспорил Шаров. — Пароль, регистрация…

Я выключила телевизор, увидела кровать со спинкой из никелированных прутьев, к которым были привинчены металлические шарики, и села на нее. Господи, она же с панцирной сеткой!

У окна громоздился двухтумбовый письменный стол, покрытый зеленым сукном, на котором лежало толстое стекло, слева чернел телефон с наборным диском и трубкой на витом шнуре. На стене висел ковер с изображением мишек в сосновом бору, на полу лежал темно-коричневый синтетический палас, мечта советской хозяйки. Я чуть не зарыдала от умиления. Моя бабка, всю войну просидевшая в эвакуации в каком-то тихом месте, ухитрилась после победы получить звание ветерана, а с ним и все полагающиеся льготы. И в один прекрасный день она притащила домой палас, близнец того, на котором сейчас я стояла. Это был единственный случай на моей памяти, когда отец и мать кинулись целовать старуху.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнула я и увидела шефа.

Иван Никифорович снял пиджак, остался в рубашке с коротким рукавом и мятых льняных брюках, а на его ногах красовались странные сооружения, похожие на вьетнамки, но на высокой деревянной платформе.

Громко стуча подошвами, Тарасов сделал пару шагов и присвистнул:

— Твой номер смахивает на нашу старую дачу, только кресла-качалки не хватает.

— Что у тебя на ногах? — удивилась я.

— Тапки, — вздохнул Иван и покачнулся.

— Удобные? — усомнилась я.

— Вовсе нет, — признался шеф. — Еле-еле по коридору протопал, раз пять мог навернуться. И грохочут нещадно.

— Зачем купил эту ерунду? — укорила я начальника. — Хочешь, дам одноразовые?

— У тебя есть? — обрадовался босс.

Я открыла сумку и вытащила шлепанцы.

— Держи. Мастер по маникюру, моя тезка, всегда дарит мне несколько упаковок, говорит: «Полетишь в командировку, скажешь Красновой спасибо, ведь далеко не во всех отелях тапки предложат».

— Передай от меня доброй женщине мерси, — простонал шеф, меняя обувь. — Маловаты чуток, но сойдут. Фу… Представляешь, меня поселили в номере «Япония» — повсюду циновки, стол еле-еле над полом возвышается, под голову на лежанке полагается три деревянных бруска. Как на них спать? Они тут что, вообще о клиентах не думают? Увлеклись дизайном, а на то, как постояльцы будут себя чувствовать в их креативных интерьерах, им плевать. О, зато у тебя целая гора нормальных подушек, штук восемь, и все в кружевных наволочках.

— Забирай, сколько хочешь, — милостиво разрешила я.

— Вот спасибо! — обрадовался Иван. — Может, еще одеяльце лишнее найдется? На моей, так сказать, кровати в качестве оного лежит какая-то пеленка размером с носовой платок.

— Может, это полотенце? — засмеялась я.

— Нет, — грустно возразил шеф, — в ванной висит нечто, смахивающее на холщовый мешок, только без дна, который, похоже, и выполняет роль полотенца.

Я открыла трехстворчатый шкаф, вытащила синее байковое одеяло, встряхнула его и протянула Ивану.

— Пожалуйста. Обрати внимание на штемпель со словом «ноги». Наверное, этот край должен прикрывать нижние конечности.

— Где владельцы гостиницы раздобыли эти раритетные вещи? — поразился босс. — На барахолке? Слушай, у тебя случайно нет таблетки от головной боли?

— Аспирин не помогает? — уточнила я. — Мы же днем упаковку купили.

— Прекрасно действует, — заверил Иван.

— Ну так выпей еще одну таблетку, — посоветовала я. — С момента, когда мы приобрели лекарство, прошло уже много времени. Хотя, наверное, лучше уточнить у Глеба Валерьяновича, через сколько часов можно повторно глотать препарат.

— Я все съел, — после небольшой паузы признался Тарасов.

Я подумала, что ослышалась.

— Прости, что ты сделал?

— Аспирина нет, — уточнил Иван Никифорович. — Таблетка расчудесно действовала первые пятнадцать минут, а потом боль опять возникала, приходилось новую пилюлю в воду бросать.

— В упаковке было двадцать штук! — испугалась я. — Как ты себя чувствуешь?

— Нет, десять, — возразил Иван. — Голова трещит, везде дымом пахнет и хочется в кого-нибудь табуреткой запустить. Прямо руки чешутся! Еле-еле сдержался, когда на совещании Дубов очередную поговорку выдал, уже за стул схватился, но подавил желание.

— Это из-за того, что ты отказался от курения.

Я на всякий случай отступила на пару шагов. В моем номере полно тяжелых предметов, например, телефон на столе, телевизор, нужно соблюдать осторожность.

— Не корчи из себя доктора! — огрызнулся босс. — И ты не права, курить мне совсем неохота, моя сила воли за один день победила никотиновую зависимость. Просто я испытываю потребность придушить одного из окружающих меня дураков. При чем здесь мое решение не прикасаться к цигаркам, а? Отвечай немедленно!

Я снова попятилась. Никогда не видела Ивана в таком состоянии. Некоторое время назад мы с ним, изображая семейную пару, жили в одной квартире, и я поняла: он человек неконфликтный, воспитанный и неизбалованный. Иван Никифорович ни разу не вышел из себя, даже когда чуть было не съел… Ох, лучше не вспоминать ту идиотскую историю[3]. А сейчас он именно вне себя. Старик-аптекарь о возможности такой реакции предупреждал. Все понятно, организм курильщика внезапно перестал получать ежедневную порцию отравы, и началась ломка, как у наркомана.

— Прекрасно себя чувствую, — твердил тем временем босс. — Что за мерзкий цвет у штор? И кто курил в номере, а? Здесь воняет табачным перегаром!

Услышав слова «табачный перегар», я хихикнула. Иван покраснел от гнева.

— Что смешного я сказал? Где пепельница, набитая бычками?

— Может, тебе попробовать специальный пластырь? — робко предложила я. — Говорят, он помогает.

Разъяренный Иван сделал из пальцев «козу» и помахал ею перед моим носом.

— От чего помогает? И куда клеить эту гадость?? На шторы, чтобы изменили цвет? Или на Федора Михайловича, и тогда он перестанет изрекать народные мудрости, а? Отвечай, за каким бесом мне нужна хреновая антиникотиновая нашлепка? Я курить не хочу! Не хочу курить, и все!! Да, не хочу!!! Я сильный, у меня железная воля, я не хлюпик, которому нужны костыли. Иван решил — Иван сделал, и баста! Объясни, за фигом мне пластырь? Он для баб придуман! И для бабистых мужиков! Разве я такой?

— Конечно, нет. — Я постаралась говорить спокойно. — Прости, ляпнула глупость. А кстати, что это твоя книжка не звонит? Может, посмотришь, чего там психолог на излете первых суток без табака советует?

— Я стер ее, — поморщился Иван. — Идиотство полное! Тупое издание. Мне предложили каждые пятнадцать минут делать упражнение «Разбей проблему».

— Любопытно, — заинтересовалась я, — впервые о нем слышу.

— Безвольные люди начинают безудержно жрать конфеты, — мирным тоном стал объяснять шеф, — или пытаются скандалить, придираются к окружающим, злятся. И тогда им предписывается принять позу «спокойствие». Сейчас покажу.

Иван поджал одну ногу, развел руки в стороны, закрыл глаза и загудел:

— Я расслаблен… Мне хорошо, тепло… С неба льется солнечный свет, он окутывает тело… Оммм…

Шеф пошатнулся, я кинулась к нему и помогла устоять на ногах.

— И так каждую четверть часа, читая мантру, представляешь? — заорал Тарасов. — Мне ни разу не удалось договорить текст до конца, я равновесие терял. Зачем дурацкая, тупая, отвратительная, мерзкая, идиотская книжонка велит совершать дурацкое, тупое, отвратительное, мерзкое, кретинское упражнение? Отвечай!