Ультиматум Гурова (сборник) - Николай Леонов

Гуров быстро наклонился и нанес удар по шее лежавшего, чуть ниже затылка. Затем схватил его руку – в ней было что-то зажато, и сильно дернул ее. Лежавший взвыл, а Лев, увидев в его руке пачки денежных купюр, крикнул:

– Виктор Станиславович!

Конышев уже спешил в прихожую, оправившись от первоначальной растерянности.

– Ничего себе! – воскликнул он. – Меня и дома пытались ограбить?! – И подскочил к человеку, руку которого Гуров продолжал держать вывернутой.

Тот голосил во весь голос, не стесняясь в выражениях. Конышев заглянул ему в лицо, вдруг побледнел и, заикаясь, проговорил:

– Т-ты?.. Ты посмел заявиться в мой дом? Я же тебе русским языком сказал, чтобы ты сюда не приближался!

– Вы его знаете? – спросил Гуров.

– Знаю… – тяжело дыша, чуть ли не с ненавистью ответил Конышев. – Только лучше бы не знать. Это знакомый моей… – Он вдруг осекся и побледнел еще больше: – А где Рита?

На этот вопрос ответа не было, и Конышев побежал к двери, располагавшейся справа, – туда, где, видимо, находилась комната его дочери.

Гуров, тем временем достал наручники и пытался надеть их на пойманного парня. Из комнаты, в которой скрылся Конышев, донесся отчаянный крик, и Гуров, поняв, что там его поджидает еще один неприятный сюрприз, быстро приковал парня за руку к ручке входной двери, а сам бросился в комнату.

Конышев стоял на коленях перед широким диваном. На нем плашмя, глядя вытаращенными глазами в потолок, лежала девушка, прямые каштановые волосы которой разметались по подушке. Едва Гуров бросил на нее взгляд, как сразу понял, что девушка мертва, рука его автоматически потянулась к телефону…

– «Скорую», «Скорую» быстро! – вопил Конышев, легонько хлопая девушку по щекам, а Гуров уже щелкал кнопками, хотя понимал, что это бесполезно.

Тем не менее повинуясь выработанному правилу, он шагнул вперед и взял ее за руку. Пульса не было. Глаза у девушки словно грозились вылезти из орбит, язык высунулся наружу и завалился на сторону. Слипшаяся прядь волос попала в рот. На шее виднелись багровые кровоподтеки. Судя по всему, ее задушили…

Он внимательно осмотрелся. Ничего похожего на удавку не заметил и решил предоставить опергруппе заниматься поисками улик. Сейчас же на его попечении был Конышев, который, кажется, чуть не тронулся умом, а также неизвестный парень в прихожей. Судя по звукам, которые оттуда доносились, он отчаянно пытался освободиться, но это было просто нереально.

Гуров выпрямился, положил руку на плечо Конышева и тихо произнес:

– Сейчас приедет группа. Это ваша дочь?

Конышев поднял на него лицо, и Лев был изумлен тем, как оно изменилось. Цвет стал каким-то тускло-серым, нос словно заострился, а глаза стали больше. Виктор Станиславович, что называется, на глазах спал с лица.

– Да, это моя, моя дочь, – скороговоркой выговорил он, продолжая трясти девушку за плечи. – Рита… Рита! Господи, ну где же ваша «Скорая», почему она так долго едет? Они же могут не успеть!

Гуров попробовал взять его за руку и увести от тела дочери, но Конышев был словно невменяем. Он чуть ли не вцепился в спинку дивана, словно это была единственная нить, еще хоть как-то связывавшая его с дочерью, которую он боялся отпустить… Он так и простоял возле дивана, не слушая ничего и лишь повторяя: «Ну скорее же, скорее!»

Только когда послышались шаги из прихожей, когда в комнату вошел врач с чемоданчиком в руке и прошествовал к дивану, когда он оттянул веко девушки и коротко произнес «конец», Виктор Станиславович, кажется, понял, что сопротивляться неизбежному бесполезно.

Он как-то сразу поник, плечи его опустились, и он заковылял к двери, ухватившись по пути за косяк, чтобы не упасть. Гуров подошел к нему и поддержал за плечо. Конышев слабо кивнул.

– Лев Иванович, а это что у вас тут за кадр? – раздался из прихожей голос одного из оперативников.

Эта реплика словно напомнила о чем-то Конышеву, он вдруг переменился в лице, в нем появилась злоба и ненависть, и он бросился в прихожую, вцепившись обеими руками в горло прикованного к двери «кадра».

– Ах ты, гад! – шипел он, сжимая руки все сильнее. – Подонок, мерзавец, ты на мою дочь руку поднял, я же тебя своими руками задушу!

Гуров с оперативником с обеих сторон пытались разжать руки Конышева, одновременно увещевая его не совершать глупостей. Парень хрипел и дергался, свободной рукой стараясь ухватиться за пальцы Конышева, впившиеся в его горло смертельной хваткой. Наконец Гурову удалось справиться с обезумевшим от горя отцом, и он вместе с оперативником оттащил его от парня.

– Воришка один, – отдуваясь, проговорил он, запоздало отвечая на вопрос оперативника. – За деньгами залез. Я у него их в руке нашел. Вот, смотрите.

Оперативник быстро пересчитал деньги – их оказалось около двадцати тысяч.

– Это ты, гад, чтобы деньгами моими воспользоваться, Риту убил? – простонал Конышев.

– Я… Не убивал, – проговорил парень слабым голосом. – Она до меня уже такая… лежала…

– Не убивал? А кто, по-твоему, ее убил, кто?! Ты, мразь, всю жизнь ей испортил, а теперь окончательно в могилу свел? – Конышев повернулся к Гурову и продолжил торопливо, брызгая слюной: – Он же в шкафу у меня шарил – там, где я деньги держу на повседневные расходы! Вон, дверка до сих пор открыта! А как услышал, что мы пришли, в угол забился, сбежать хотел, не знал, что нас двое! Он Рите голову задурил, разжалобил, вот она его и пустила, глупенькая, по доброте душевной! А он вон чем отплатил!

– Чем разжалобил? – уточнил Гуров.

– Да он же наркоман конченый! – с ненавистью проговорил Конышев. – Несколько лет уже на отраве своей сидит, постоянно у дочери моей деньги клянчил!

– Вы не говорите, чего не надо, – каким-то блеклым голосом выговорил парень. – Я любил Риту. И она меня любила…

– Ах ты, подле-ец! – свистящим шепотом прошипел Конышев. – Да что вы его слушаете, наркомана вонючего, у него же ничего святого нет! Вы на его руки посмотрите!

Один из оперативников задрал рукав куртки парня, и всем стали видны глубокие, страшные, кроваво-вишневые следы, тянущиеся по всей левой руке…

– Как его имя? – спросил Гуров.

– Анатолий… кажется, – трясясь от злобы, ответил Конышев. – Фамилию я не помню.

– Емельяненко, – подсказал сам парень. – Я не убивал Риту.

– А зачем ты тогда сюда пришел? – хищно оскалился Конышев. – Я же запретил тебе к ней приближаться!

– Потому что она сама меня позвала. Хотела денег мне дать. Сказала, что одна будет.

– Вот видите, видите! – с жаром заговорил Конышев, обращаясь сразу ко всей опергруппе. – Ясная же картина! Он обманул Риту, выяснил, что она будет одна, пришел сюда – еще неизвестно, приглашала ли она его! – проник в квартиру, убил мою дочь и полез шарить по шкафам в поисках денег! Все же очевидно!

Гуров задумчиво молчал. С одной стороны, картина, описанная Конышевым, действительно выглядела правдоподобно, если бы не обстоятельства, предшествовавшие сегодняшнему инциденту.

Похоже, дело обретало скверный оборот. Сорванные сделки, с которых все началось, теперь казались детскими шалостями по сравнению с двумя убийствами, успевшими произойти вокруг Конышева со вчерашнего дня. И принимать первую же версию за истину Гуров не мог. Следовало провести большую работу, взять показания у этого парня, проверить их, выяснить все дела и контакты Риты Конышевой, ее планы на сегодняшний день, выявить абсолютно всех возможных недругов Конышева – словом, предстоял обычный труд оперативника, совершаемый не им одним, а вместе с коллегами.

Пока группа осматривала квартиру и заносила данные в протокол, пока работали фотограф и несколько экспертов – а все это было делом очень небыстрым, – Гуров решил допросить Анатолия Емельяненко…

– А когда ты пришел, дверь была открыта? – уточнил Лев, записывая показания Емельяненко.

– Да, я еще подумал, что Ритка, может быть, в ванной, а мне специально открытой оставила – она же ждала меня.

Гуров задумчиво барабанил пальцами, анализируя услышанное, затем спросил:

– Ты говоришь, она тебе обещала дать денег. Сколько?

– Не знаю, она не сказала. Говорила только, что теперь будет все хорошо.

– Что она имела в виду?

Емельяненко сглотнул слюну и закатил глаза:

– Она хотела, чтобы я вылечился. Все мечтала, как устроит меня в элитную клинику, только денег не было. Папаша ей, конечно, на жизнь подкидывал, но для клиники этого мало. А она все надеялась, думала, где бы достать деньги…

– И что же она придумала?

– Не знаю, – покачал головой Анатолий. – Она ничего мне не рассказывала. Мы вообще в последнее время с ней редко виделись. Я… Мне постоянно плохо, ломает всего. А с деньгами туго. Ритка подкидывала на дозу, но… Я уже давно заметил, что мне даже после дозы лучше не становится. Так, двигаться могу, говорить, но не больше. Я не сплю уже почти год…

У Емельяненко явно были серьезные проблемы со здоровьем. Сильнейшая наркотическая зависимость, длившаяся, видимо, не один год.