Почта в Никога-Никогда - Люциан Воляновский

Итак, мы снова в Австралии. Бот целыми днями, а может быть, даже неделями тянутся по бездорожью тяжелые возы. Кнуты и проклятья возниц погоняют волов. Их упрямство, как и набор ругательств, которыми погонщики понукают своих рогатых подопечных, вошли и поговорку. Однако волам сроки поставок, установленные человеком, пи о чем на говорят. Упрутся — и тут уж ничего не поделаешь.

Доведенные до крайнего отчаяния, погонщики разжигали огонь прямо под брюхами волов, когда те внезапно останавливались посреди пустынной дороги и категорически отказывались тянуть воз дальше. Как правило, это метод давал положительные результаты, но были случаи, когда подобная жестокость обходилась дорого: обожженные волы действительно со всех ног, вернее, со всех копыт бросались вперед, но сразу же останавливались, да так «удачно», что костер оказывался прямо под тяжелогруженым возом! Можно вообразить себе бессильную ярость возниц, когда драгоценный груз на их глазах обращался в пепел!

Тяжелые времена

Грузом была шерсть. В порту уже ждали корабли, которые привозили с Британских островов в Австралию все, в чем нуждалась молодая колония. Теперь они собирались в обратный путь. От регулярности поставок шерсти зависело, будут ли они возвращаться порожними или все-таки с шерстью. Кроме нее да продукции китового промысла, продавать Австралии было тогда нечего.

Поэтому не приходится удивляться, что нетерпеливые купцы выезжали из поселков на резвых скакунах навстречу обозам с шерстью. Они разрезали мешки, выдирали образцы сырья, старались столковаться о цене прямо на месте. Торг продолжался и в городе, за столами, заставленными флягами с ромом, на переполненных постоялых дворах. Скотоводы не торопились снижать цену, которая, как они считали, причитается им за многие месяцы работы на пустынных просторах пастбищ. Они знали также, что время — их союзник. По набережной нетерпеливо расхаживают, покуривая трубки, бородатые господа капитаны, которые ждут не дождутся, когда начнется погрузка…

В далеком Лондоне в кафе Гарравея начинается аукцион. Выставляется шерсть, и зажигается свеча. Каждое предложение принимается так долго, что сальная свеча успевает сгореть на целый дюйм. В ее мигающем свете решалась судьба благосостояния Австралии. И вот наступило тяжелое время: свеча уже догорала, а никто из покупателей по предлагал приемлемой цены за товар, привезенный с края света. Тогда в первый, но. пожалуй, не в последний раз Австралия на собственной шкуре почувствовала опасность, которую колебания цен на мировом рынке несут стране с экономикой, опирающейся на почти единственный продукт производства. Консул Соединенных Штатов в Сиднее доносил своему правительству, что внезапное падение конъюнктуры на шерсть было вызвано депрессией в Америке. Вследствие этого произошел резкий спад заказов на европейские товары, британские текстильщики не могли продать своих тканей и не приобретали сырья.

Для Австралии настали трудные времена. Люди падали от голода в обмороки на улицах городов, скотоводы бросали хозяйства, созданные трудом целой жизни. Они были вынуждены брать ссуды на покупку овец, поэтому их дома и земли отягощались большими долгами. А тут вдруг оказалось, что оплачивать их нечем, поскольку шерсть не находила сбыта. Губернатор сэр Джордж Гиппс лично явился в здание одного из банков и приказал доложить ему о положении дел. Он грустно покачал головой и сказал, что они не стоят и клока шерсти… Овцы, за которых в свое время платили но шестьдесят шиллингов за штуку, сейчас стоили шиллинг за дюжину! Обозы продавали за бесценок, вспыхивали голодные бунты.

Потом вдруг вспомнили, что овцы дают не только шерсть, но и сало. Из каждой можно вытопить его на четырнадцать шиллингов. Весь Сидней был пропитан удушливым запахом топленого сала. Строились котлы-гиганты на триста животных сразу. В пятидесятые годы XIX века ежегодно для вытапливания жира предназначались два с половиной миллиона овец.

Фабрики шерсти

Австралия поставляет населению земного шара третью часть всей шерсти. Однако в последние годы произошли некоторые изменения, невыгодные для нее. Если поголовье овец выросло в Австралии в 1956–1963 годах на четырнадцать процентов, то в СССР прирост составил тридцать шесть и две десятых процента.

Среднее австралийское стадо овец насчитывает полторы тысячи штук, а есть хозяйства, имеющие до двухсот тысяч овец исключительно мериносовой породы. Это настоящие фабрики шерсти. На ферме «Клейнток» пасется тридцать тысяч овец на территории, равной по площади государству Люксембург. Овцы сами ищут себе пастбища, постоянно передвигаясь с места на место, так как растительность настолько скудна, что квадратный километр пастбища не прокормит более десяти-пятнадцати овец. Постройки очень примитивны: лишь изредка, если в доме есть женщины, можно увидеть горшки с цветами или какие-нибудь безделушки. Трудно даже поверить, что иногда в этих небольших деревянных бараках и бидонвилях живут очень богатые люди. Богатые и воинственные, естественно, когда это касается их личных дел. Это почувствовал на себе сам Большой Билл, или сэр Уильям Гинн, председатель мощной организации овцеводов. 29 июня 1963 года он явился в центр овцеводства в Гамильтоне (штат Виктория). Вместе с ним прибыла рекламно-пропагандистская группа этой организации, то ость около двух десятков господ, одетых — разумеется! — во все шерстяное, начиная от носков и кончая шляпами с широкими полями.

Гамильтон — город необычный. Владельцы крупных стад вырываются сюда на собственных лимузинах марки «роллс-ройс», чтобы выпить кружку пива. По их галстукам можно узнать, что за плечами у них годы учебы в Джилонг-Грэммер, очень дорогой школе для узкого круга лиц. Кроме того, они носят распространенные в Австралии ботинки без шнурков, которые держатся на ноге с помощью эластичных полос. Этот фасон популярен потому, что в случае падения с седла нога свободно выскальзывает из ботинка, не застревая в стремени.

Хорошо что не эму

Вот эта-то публика и явилась на собрание, где предстояло обсудить предложение Большого Билла о повышении налогов на овцеводство, которые пошли бы на рекламу и пропаганду шерсти во всем мире.

Участники собрания съезжались в Гамильтон, тщательно «подготовившись» к дискуссии! захватили с собой гнилые помидоры, бумажные пакеты с затхлой мукой и тухлые яйца.

— Было бы еще хуже, если бы вместо куриных они привезли яйца эму, — заметил один из очевидцев.