Режиссер Советского Союза - Александр Яманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не пойму, чего в твоём фильме нашли итальянские товарищи, — продолжил чиновник через некоторое время, — Но ничего предосудительного, или бросающего тень на СССР, мы не обнаружили. Поэтому даю предварительное согласие на отправку картины в Италию. Надо только сделать субтитры, посольство обещало помочь. Успеете?
Маклярский заверил высокого гостя, что вопрос будет решён в ближайшее время. Только один из сопровождающих презрительно сморщил лицо. Я-то ему чего плохого сделал?
— А субтитры только на итальянском или ещё на английском? — решаю спросить, чтобы прикинуть объём работ.
— Эх, молодёжь, — усмехнулись мне в ответ, — Фестиваль же в Италии. Зачем тебе там английский.
Логика у товарища железная. Судя по поддержавшим его чиновникам, они думают так же. Объяснять, что кино могут посмотреть не только итальянцы, я не стал.
— Нам готовиться к поездке на фестиваль?
Здесь комиссия во главе с Кузнецовым откровенно заржала.
— Ой рассмешил. Тебе комедии надо снимать, Мещерский. Состав делегации утверждён ещё в марте. Не переживай, в Венецию поедут достойные товарищи, представляющие советскую культуру и искусство. Или ты рассчитываешь там победить?
Начальственное горло опять издаёт громкий смех, а сопровождение услужливо подхихикивает.
— Нет, положительно тебе надо в комедию. И это, будь готов к вызову в министерство. Екатерина Алексеевна захочет с тобой пообщаться и может пригласить в любой момент. Нет, вы представляете, Италию ему подавай.
Начальственная рожа и сопровождение уже покинул помещение, а я всё стоял столбом. Никогда не думал, что можно прирасти к месту. Может это нервы или радость, но меня накрыло не по-детски. Чувствую, что кто-то меня тормошит за руку. Оборачиваюсь и вижу счастливые голубые глаза на веснушчатом лице.
— Мы победили, да? — срывающимся голосом спрашивает Пузик.
— Ещё нет, Оксана. Это был первый шаг длинного пути. Но теперь я с него не сверну, и дойду до конца. Обещаю!
Глава 8
— Ждите, вас пригласят, — произнесла секретарь строгим голосом и начала что-то строчить на печатной машинке.
В приёмной больше никого не было. Не скажу, что обстановка была роскошной или гнетущей. Стол секретаря, шкаф, несколько стульев для посетителей, и практически всё. Ремонт тоже не впечатлял, разве что люстра такая… монументальная. Располагаюсь поудобнее и закрываю глаза. Переутомился я, честно говоря.
Мне казалось, что суматоха была при монтаже и озвучке, но это было заблуждением. Работа над переводом и титрами просто выжала меня морально. Никогда не понимал нездорового пиетета наших властей перед иностранцами. Раз что-то нужно сделать или угодить западникам, то они в лепёшку расшибутся. Вернее, заставят сдохнуть, но выполнить работу подчинённых. Может, я неправ, и всё дело в одобрении Минкульта. Не хочу думать плохо о людях, от которых пока видел только хорошее. Но некий осадочек всё равно остался. Присланный посольством переводчик быстро разобрался в тексте, и далее уже пошла техническая работа. Благо, что картину резать не стали и она в неизменном виде должна принять участие в конкурсе короткометражек.
На всякий случай я сделал английский вариант текста. В принципе, мой инглиш не так плох, но попросил тестя найти нормального переводчика. Обошлось мне это не очень дорого, скорее всего, из-за Игоря Филипповича, так как переводчик был его сотрудником.
За всей этой суматохой отношения с Зоей опять перешли в странную фазу, которую можно назвать затишьем на фронте. Мои локальные успехи её как бы не интересовали. Когда я заикнулся про фестиваль, то получил только скептическую улыбку, и более к этой теме не возвращался. Не верит — и ладно. Раньше мы хоть с ней разговаривали, теперь только вместе едим и иногда спим.
— Товарищ Мещерский! Товарищ, проснитесь.
— А? Что?
Подскакиваю и чуть было не падаю со стула под насмешливым взглядом секретаря. Ничего себе задумался. Мне тем временем сообщают, что пора бы и на ковёр к министру.
Фурцева сидела за столом и что-то черкала карандашом в блокноте. Через пару секунд она подняла голову и кивнула мне на большой стол для совещаний. Сажусь по её левую руку и молчу в ожидании начала беседы. А она не такая уж низкорослая, хотя я уже привык, что люди здесь гораздо мельче, чем в моей эпохе. Элегантный костюм, красивая брошка и узнаваемая причёска. Я всё-таки не совсем деревня и могу узнать некоторых советских руководителей шестидесятых. Вернее, точно узнаю Брежнева, Косыгина и Громыко, с остальными могут возникнуть проблемы. Надо, кстати, заняться этим пробелом в моих знаниях. А то вдруг не признаю какое-нибудь большое начальство! Эк меня понесло в далёкие выси…
— Рассказывай, Алексей Анатольевич, как додумался до такого фильма. Ранее ты звёзд с неба не хватал, если не сказать хуже, — строго произнесла министр, усаживаясь напротив.
Фурцева смотрит вроде сурово, но в уголках её глаз притаилась смешинка, если я что-то понимаю в мимике. А меня вдруг накрыло косноязычие — опять нервы. Или реакция тела прежнего Лёхи, который в некоторых моментах был излишне робок. Бекая и мекая, рассказал про свои задумки, что хотел изобразить простых людей с их обычными заботами на фоне советского быта. Но потом пришла в голову идея про двух шкодливых девочек, добавив в сюжет немного юмора и забавных сценок. При этом были и интересные натурные кадры, природа, большая массовка из отдыхающих в посёлке.
— Значит, хотел показать обычную жизнь? Но одна из главных задач советского кино — это не просто изображение нашего советского образа жизни, но и преимуществ коммунистического строя.
Чую, что эта сентенция попахивает провокацией. Насколько я помню, Екатерина Алексеевна зашоренной дурой не была, и умела находить общий язык со столь сложной публикой, как киношники или музыканты.
— А я в фильме занимаюсь самой что ни есть пропагандой коммунистического строя, — решаю гнуть свою линию без всякого подобострастия, — Наши дети летом бегают купаться или ловить рыбу и
