Моя недотрога - Ирина Шайлина

От этой мысли стало горько. Я просидела в парке так долго, что отсидела попу. Цели никакой не было, мыслей тоже. Наверное, выражение моего лица было очень уж выразительным, на меня люди оборачивались.

Потом зазвонил телефон. Мне и в голову не пришло, что это Вадим, я знала, что он никогда мне больше не позвонит. Я для него просто использованная, больше ненужная игрушка. Звонила Аня.

— На сообщения не отвечаешь, — с укоризной начала она. — Ты где?

— Да зачем тебе? — вяло отозвалась я.

— Я же знала, что нужна тебе буду сегодня. Вернулась в город. Говори где, я приеду сейчас.

— В парке нашем…

Она приехала минут через пятнадцать. Я увидела её издалека, аляпистый длинный сарафан, коса толщиной в мужскую руку, очки. Моя Аня. Плакать мне не хотелось все это ужасное утро, а сейчас захотелось вдруг, на Аньку глядя.

— Дуреха, — покачала головой Аня. — Давно тут сидишь?

— Я даже не знаю.

— Пошли домой. Мама на даче останется.

И повела меня за руку, как маленького ребёнка. Домой. Там пожарила яичницу, щедро порезав в неё сосиски и толстый помидор. Придвинула мне тарелку.

— Не хочу, — покачала головой я.

— Горе луковое.

И съела яичницу сама — правильно, не пропадать же. Всё пыталась отвлекать меня разговорами, фильм какой-то включила, а у меня в голове пустота. И время тянется так тягуче, словно нуга, а хочется, чтобы оно скорее шло. Чтобы я прожила этот период жизни и начался другой. В котором я не буду такой пустой, словно от меня одна оболочка осталась.

— Я спать, — наконец решила я.

Маму Ани мы не ждали, поэтому в нашем распоряжении была вся квартира. Я взяла плед и ушла в гостиную. Легла на диван, лицом к спинке, прижалась носом к бархатистой обивке. Диван пах новой вещью, которой толком не пользовались, купив лишь красоты ради и ещё немного пылью. Закрыла глаза.

Аня тихо ходила по квартире, я слышала её шаги, иногда шум воды или стук ножа по разделочной доске. В любой другой день все это навеяло бы уют и покой. Сейчас во мне не было ничего.

И я не горевала по Вадиму. Я просто закончилась, и все.

Потом шаги Аньки раздались совсем близко. Она легла ко мне со спины, обняла. Диван узкий, балансирует наверное попой на краю…

— Говори, — велела моя Анька.

— Как и в каких позах трахались? — горько спросила я.

— Вот дура же ты. Как люди трахаются, я и в интернете могу прочитать. А то и посмотреть. Говори, что тебя мучает.

— Ничего не мучает.

Она покачала головой, я не видела, чувствовала этот жест. Потом погладила меня по волосам. Ещё и ещё. Её объятия и прикосновения совсем не похожи на объятия Вадима. Но они могут дарить покой, если только открыться и впустить его внутрь.

— Тогда поплачь.

— Не хочу.

— Поплачь кому сказала!

И столько нарочитой, показной властности было в её тоне, что я не удержавшись прыснула со смеху. А потом…заплакала. Молча, но так сильно, что меня пугало само моё отчаяние. Плечи мои тряслись, лицо намокло от слез, в них же были пряди волос, нос заложило. Анька же молча гладила меня.

— Что тебя пугает больше всего? — тихо спросила она.

— Понимаешь… я жила мыслью, что когда то станет лучше. Вот сейчас плохо, горько, невыносимо. А потом будет лучше. А теперь знаю, что не будет.

— Почему?

— Потому что лучше не бывает, Аня.

Я сказала и чётко это осознала. Даже там, вчера, несколько дней назад я этого не понимала. Что в маленьком замкнутом мирке гостиничного номера, на постели в которой опять крошки от пиццы, я была счастлива так, как никогда раньше. Как никогда не буду. Вадим дарил такое ощущение свободы и радости, что… Что просто можно больше не ждать ничего. Нет больше таких как он, и таких дней больше не будет.

— Зато они у тебя были, — ещё тише, в самое ухо прошептала Аня. — Эти лучшие семь дней. Думай об этом, Ася.

Я так и уснула вся в слезах. Ничего мне не снилось, от этого тоже было горько. Проснулась, заботливо укрытая, с кухни уже пахло коронной яичницей подруги.

— Давай вставай! — крикнула Анька. — Горазда же ты подрыхнуть! А нас ждут великие дела, мы квартиру тебе покупать будем!

Глава 20

Вадим

Я не думал о ней весь этот день. Одна неделя это слишком мало, чтобы оставить отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Макса в офисе не было, я отправил его на встречу в соседний регион. Возможно, специально, я не стал анализировать. Знал только, что сегодня я его видеть не хочу. Не хочу выслушивать пусть справедливую, но критику.

Не думал о ней вечером. Завалился в один из баров, что претендовал на элитность, прошёл мимо всех девушек, которые тоже были бы готовы продать себя и просто планомерно надрался. Потому, что могу.

Подумал я о ней ночью. Проснулся. Голова болит, во рту гадкое послевкусие алкоголя. Застонал. Не от боли, просто от злости на себя, от непонимания зачем я вообще пил. И потянулся к ней. К Асе. Чтобы обнять. Уткнуться болящим лбом между лопаток. Она проснётся, повернётся ко мне, вздохнет устало, словно это она в нашей паре старше и мудрее, а потом будет гладить по волосам. И мне станет легче.

Вторая половина постели была пуста и холодна. Собственно, так всегда и было — я не таскал баб к себе домой. Это была холостяцкая берлога свободная от страстей, место моего комфорта. И Аси здесь не было, не должно было быть.

— Черт, — хрипло выдал я.

Прижался лбом ко второй подушке, что всегда лежала сиротливо и одиноко только потому, что моя домработница всегда надевала на неё наволочку и клала на постель.

Подушка была холодной. Приятно холодной. Я прижимал к ней свое пылающее лицо, затем, когда она согрелась от моего тепла, перевернул и прижался к другой стороне. Паршиво.

Спотыкаясь, наощупь дошёл до кухни и выпил таблетку от головной боли. Утром проснулся уже вполне вменяемым, ночные мысли отошли в сторону, словно их и не было. Долго стоял под душем, побрился, разглядывая свое лицо в зеркале почти без отвращения. Завтрак запихнуть в себя не удалось.

— В норме? — спросил коротко вернувшийся уже Макс.

— Да, — ответил я.

Нам всегда было комфортно работать вдвоём. Серьёзный я, ветреный он вместе создавали достаточно дружный, а главное работоспособный