Мумия из Бютт-о-Кай - Клод Изнер

— Вы что, собираетесь вызвать мадам Легри в префектуру?! — в ужасе воскликнул Виктор.

— Могу побеседовать с ней дома. Я не тороплюсь. Мы с доктором склоняемся к версии самоубийства, остается только прояснить мотивы. И понять, какую роль сыграла эта несчастная скамеечка для ног… Впрочем, это вас не касается. Однако я прошу вас не покидать город, пока расследование не будет закончено. Ах да, чуть не забыл!

Огюстен Вальми взял чернильницу, перо и чистый лист бумаги.

— Будьте любезны, напишите ваш домашний адрес и адрес вашей лавки.

Виктора не обмануло показное благодушие инспектора. Попрощавшись с ним и с судебно-медицинским экспертом, он отправился на перекресток де Бюси, откуда собирался доехать на фиакре на улицу Фонтен, переодеться. По дороге он пару раз обернулся, уверенный, что за ним следят, и с облегчением убедился, что это не так.

Глава десятая

Вечер того же дня

Жан-Пьер Верберен тщательно все осмотрел, но не нашел больше никаких следов своего друга Бренголо. Он подумал, что имеет смысл поинтересоваться местом, обозначенным на карточке, что лежала в книге.

В омнибусе было тесно, но плавное движение успокаивало. Потом Жан-Пьер шел по улицам, пробираясь сквозь толпу.

Улица Антрепренер была освещена слабо, и салон-парикмахерскую было видно сразу: под оранжевой вывеской с изображением огромных ножниц горели три газовых фонаря, и крупная вывеска бросалась в глаза:

Миловидная девушка в фартучке с оборками предложила ему присесть и подождать, пока она и владелец салона закончат беседу с двумя клиентами. Хозяин крутился вокруг дородного господина, подравнивая ему бакенбарды и попутно комментируя новости из газет.

— Я считаю, что эти белые жезлы, которыми собираются снабдить наших полицейских, — просто абсурд. Разве это помешает машинам давить пешеходов?!

— О, от этого быстро откажутся, — скептически заметил клиент. — Отменили ведь оплату за проезд в омнибусе!

— Но пока что, — продолжил парикмахер, — полицейские гордятся своими жезлами, им кажется, они похожи на французских маршалов. Они даже называют префекта полиции маршалом правопорядка.

Девушка, склонившись к седовласой даме, плечи которой были прикрыты специальной накидкой, говорила, намазывая ей щеки вязким, как смола, кремом:

— Мы стремимся к прогрессу, потому что нетерпеливы. И все же вряд ли пойдем на то, чтобы отправлять назначения больным с помощью почтовых голубей, как это делает один шотландский доктор.

Дама в ответ промычала что-то невразумительное: не решаясь открыть рот из-за крема.

— Повторите, мадам Бюрган, я не разобрала!

Клиентка вытерла губы накидкой.

— Это ненадежный способ, ведь голубя в любой момент могут подстрелить!

Парикмахер энергичным движением стер с щек почтенного господина мыльную пену и принялся расхваливать ему чудодейственное средство, которое можно использовать и как лосьон после бритья, и как средство от выпадения волос. Клиент, видимо, чтобы отвязаться от надоедливого парикмахера, согласился купить флакон. Хозяин салона проводил его до дверей:

— До скорой встречи, мсье Фендорж, надеюсь, вам у нас понравилось: вас не только обслужили по первому разряду, но и снабдили последними новостями!

Он подал клиенту шляпу и пальто, смахнув с них щеткой пылинки, и получил щедрые чаевые.

— Что ж, приступим? — обратился он к Жану-Пьеру Верберену.

Тот и охнуть не успел, как его укутали в пеньюар, обмотали шею скатанным в жгут полотенцем и намазали помазком подбородок. Несмотря на протесты, ему подкрутили густые усы и, властным движением откинув голову назад, защелкали ножницами. Ловко приведя шевелюру клиента в порядок, парикмахер щедро плеснул ему на голову лосьона, и Верберен почувствовал, как струйки затекли ему за воротник. Он взглянул на свое отражение в зеркале, перед которым стояла целая батарея флаконов и пузырьков и лежали всевозможные щетки и расчески. На него смотрел незнакомец — помолодевший и элегантный. Парикмахер, который во время работы беспрерывно болтал о чем угодно, начиная с обсуждения визита русского царя в Копенгаген[56] и заканчивая информацией о последних моделях велосипедов, бегах и урагане, произошедшем десятого числа, в четверг, произнес:

— А вы не слишком разговорчивы, мсье. Надеюсь, вы остались довольны стрижкой?

Девушка тем временем уже прощалась со своей клиенткой:

— Всего доброго, мадам Бурган, не забудьте нанести крем на ночь, и завтра у вас будет прекрасный цвет лица! — напутствовала она клиентку.

Хлопнула дверь.

— Спасибо, все отлично, — пробормотал Жан-Пьер Верберен.

Пока ему отсчитывали сдачу, он набирался смелости и наконец спросил:

— Вы случайно не знаете моего друга? Его зовут Жан-Батист Бренгар, для близких — Бренголо.

Парикмахер и его помощница отрицательно покачали головой.

— Он клоун? Фокусник? С таким именем…

— Нет, он… э-э-э… путешественник, — пояснил Верберен.

Девушка взяла веник и принялась подметать ошметки волос на полу. Верберена очаровал ее хорошенький вздернутый носик, аппетитные ямочки на щеках, светлые кудри, завитушки на висках и сине-зеленые глаза.

— Люси, закройте салон, — распорядился хозяин. — Я убегаю, жена будет ворчать, если суп остынет!

— А почему вы решили, что этот ваш… Бренголо посещает наш салон? — спросила Люси у Жана-Пьера.

— Я нашел карточку вашего салона в его книге, он использовал ее как закладку.

— Здесь бывают не только постоянные клиенты, — сказала девушка. — Вот вы, например, пришли к нам впервые. Мы с мсье Шамланом иногда обслуживаем совершенно незнакомых людей. Оставьте мне ваш адрес, и если что-нибудь узнаю о вашем приятеле, я вас извещу. — И она протянула Верберену тетрадку, где записывала выручку.

Он написал:

Жан-Пьер Верберен

тупик де Лабрадор 4а

Пятнадцатый округ

— Это недалеко от Брансьонского моста, — уточнил он.

— У вас красивый почерк.

— Я почти тридцать лет работал делопроизводителем.

— Завидую образованным людям! — призналась девушка. — Мой жених работает в военном министерстве. Хотя какой он мне жених! — печально добавила она. — Вот уже неделю он не дает о себе знать…

Смутившись под ее пристальным взглядом, Верберен сослался на поздний час и удалился. Он корил себя за то, что стушевался: наверное, надо было рассказать обо всем, что с ним приключилось: и про Бренголо, и про его книгу, и про кровавые отпечатки, и про найденный ножик. Но он всю жизнь испытывал трепет перед противоположным полом (единственным исключением была Монетт). Вдруг эта молодая особа сочла бы его поведение двусмысленным? К тому же он боялся, что станет запинаться и краснеть. Он и не подозревал, что Люси Гремий с первого взгляда прониклась к нему симпатией.

— Какой приятный мужчина! — прошептала она, снова берясь за веник.

Морис Ломье и Мишель Форестье встретились на улице Ансьен-Комеди у дома 13, где находилось кафе «Прокоп», одно из самых старых в Париже. Морис указал другу на великолепный балкон с кованой решеткой и сообщил, что Фонтенель, Шамфор и Ривароль[57] сочиняли здесь каламбуры, которые, к сожалению, не вошли ни в одно издание произведений.

— Мими осталась дома, сидит у камина с грогом, у нее сильный насморк, — сообщил Ломье. — И это к лучшему: она мастерица закатывать сцены, а если учесть, что здесь будут хорошенькие женщины…

— Сколько полотен ты выставляешь?

— Всего четыре, мне нужно найти заказчиков.

Жарко натопленный зал был полон. Таша прошла мимо работ Мориса Ломье не задерживаясь, она считала эти поделки недостойными его таланта. А вот у пейзажа, изображавшего шахты на севере Франции, замедлила шаг: ей показалось, они написаны углем. Рядом с автором, бледным и худым, стояла хорошенькая, как кукла, молодая женщина, с темными волосами и множеством украшений на шее и пальцах. Она схватила Таша за руку и потянула к столику, на котором были разложены миниатюры, некоторые размером не больше медальона. Все они были посвящены национальному костюму Греции, родины мадмуазель Электры Стаматис. Так она представилась Таша, болтая без умолку.

— Я тут самая одаренная, а меня задвинули в дальний угол! Теперь, когда умер Верлен, один из моих соотечественников, Жан Мореас[58] наконец избран королем поэтов! Ах! Верлен недостойно обругал его в своем недавно вышедшем сборнике «Поношения»,[59] он обвинил Мореаса в том, что тот якобы возомнил себя основателем школы… Ходят слухи, будто подружка Верлена Эжени Кранц страшно нуждается и что она чуть ли не торгует на базаре трубками своего великого любовника…