Притворись, что мы вместе - Дарья Сумарокова

Выбравшись на улицу, я позвонила Асрян и сообщила о своем приходе. Она всегда была рада нас видеть. Иркин ребенок в сад не ходил, и общение с моей Катькой помогало ему хоть как-то социализироваться. Жила Ирка в пятнадцати-двадцати минутах езды на метро, однако в список моих немногочисленных тайных излишеств входило обязательное такси к Асрян и обратно. Муж ее мотался в очередной шестимесячной ссылке где-то в Индийском океане, компенсируя свое отсутствие многим: прежде всего своим отсутствием; более чем достаточным количеством оставленных для семьи финансов; купленным для Ирочкиного удобства маленьким «Фиатом»; няней.

Асрян решительно не хотела вешать диплом врача в рамочку на стенку. Однако и бегать каждый день «копаться в какашках» (так образно она характеризовала мою работу в медсанчасти) оказалось не для нее. Как всегда, Асрян приняла правильное решение. Закончив ординатуру по психотерапии, она, уже будучи молодой мамашей, поставила оба семейства перед фактом: необходимо купить офис где-нибудь рядом с домом для частного приема. Понимая, что ни ее довольно скромная армянская семья, ни состоятельные евреи не захотят вкладывать деньги в плохо предсказуемый проект, она все же и тут добилась своего – все скинулись и купили четырехкомнатную квартиру: вот тебе и отдельный офис, прямо дома.

Жилище располагалось на первом этаже, одна из комнат теперь закрывалась на ключ и в нее сделали отдельный вход с улицы. Через полгода, весьма интеллигентно и достаточно придирчиво прощупав почву, родители мужа обнаружили: у невестки почти ежедневно полный рабочий день. По мнению самой Асрян, рабочий день уважающей себя женщины должен заканчиваться не позднее трех часов. И никаких дежурств: недосып ведет к преждевременной старости. Это только в институте можно было побаловаться.

Я долгое время не могла понять причины такого быстрого успеха. Казалось, Ирка со своим цинизмом, возведенным в рамки религии, а также полным отсутствием сострадания к большинству гомо сапиенсов никак не могла по-настоящему лечить душевные раны. Однако позже я поняла, что именно в этом и скрывалась главная причина ее успеха. Прежде всего она была абсолютно довольна собой и уравновешенна в отличие от многих моих знакомых, пришедших в психоанализ затем, чтобы вылечить свою собственную несчастную голову. Несложно представить себе, как новоиспеченные «доктора» в процессе такой психологической помощи вываливали всех своих тараканов на голову бедных пациентов. Во-вторых, Асрян со своей холодной расчетливостью оказалась приспособлена для решения конкретных задач: доктор Асрян не наматывала сопли на кулак вместе со страждущими, как бы этого им ни хотелось.

Ирка так и осталась моей единственной подругой. Наверное, в этом была виновата я сама, а вовсе не окружающие. Скорее всего, нам просто друг друга хватало. Чем дольше я знала ее, тем больше уважала и, если признаться честно, давно уже перестала завидовать ее правильной жизни, смирившись с собственной ненормальностью. Мы принимали друг друга такими, какими были.

Маленькие дети тоже были частью нашего единения. Приезжая к Асрян теперь всегда нагруженная Катькой, я быстро скидывала ребенка в детскую, к няне и Стасику. После освобождения от материнских оков мы неизменно запирались на кухне: кофе, сигаретки с ментолом, ликерчик, или что покрепче, или что повкуснее, большие тарелки лишних калорий – счастье… В замужестве Асрян стала в отличие от меня искусной поварихой, и после ее ужинов можно было не есть несколько суток. Нам достаточно было встречаться друг с другом два-три раза в месяц. Мы разговаривали часами, обо всем на свете. Безусловно, мои жизненные неурядицы, накопленные за последнее время, являлись любимой темой наших с Иркой разговоров. Я хоть и не давала никому возможности сунуть нос в собственную жизнь, однако не возражала против весьма грубых и прямых высказываний Асрян.

Ирка любила разговаривать, повернувшись ко мне спиной, лицом к плите, не прерывая кулинарного творчества.

– Как последний месяц?

– С переменным успехом: четыре трезвых дня на два-три алкогольных.

– Говорила по поводу приема у Сапожникова? Все-таки доцент в Военмеде, дисер как раз по алкоголикам. К нему непросто попасть, мужик опытный и грамотный.

– Ты же знаешь: он никуда не пойдет. С чего ты взяла, что он думает, будто у него какие-то проблемы? Отец пьет, дед попивал, и все в порядке. Никто еще даже не умер. По крайней мере, от этого.

– Но ведь сам же подшился два года назад, причем особенно и не сопротивлялся. На целый год.

– Ирка, ну че ты пытаешь? Ведь тогда был повод: испугался, машину разбил, черепушку свою несчастную расквасил, ногу сломал, еще бы чуть-чуть – и трепанация. А теперь мы, как говорится, сделали выводы. Права с помощью маман выкуплены, такси всех спасет.

– Ладно, ты все-таки обдумай, что с этим будешь делать дальше. Если планируешь жить с данной особью мужского пола – это одно, если нет – то совсем другое.

Как же это по-асрянски… Когда я уже так научусь, черт возьми?

– Все-таки, я думаю, ты сгущаешь: не все течет по учебникам, в том числе и психиатрия. Не все же спиваются.

Ирка периодически поворачивалась и поглядывала на меня очень противным скептическим взглядом. Измеряла и взвешивала.

– Ну лады. Борись пока.

Перешли на более приятные темы. Вспомнили по четвертому разу встречу выпускников перед прошлым Новым годом. Мы с Асрян заявились на это собрание первый раз после института, и обе были на высоте: я, как всегда, самая красивая и худая, Асрян – самая успешная, и тоже как всегда. Девчонки из группы завистливо осматривали мою мини-юбку и впихнутые в нее пятьдесят два килограмма, а также новенький «Фиат» госпожи Асрян-Эпельбаум. Народу присутствовало много, из разных групп и разных годов выпуска. С непонятной тоской и надеждой я шарила глазами по залу ресторана. Ирка тут же заметила даже мне самой не совсем понятную тоску.

– Не ищи. Он в Америку эмигрировал год назад. Экзамены сдал. Работает врачом вроде как. Между прочим, женат.

– Ты про кого?

– Господи, Сокольникова! Мне только голову не дури. Про Петьку, конечно.

– М-да… Это ты в точку. Это так и должно было быть.

Общее впечатление от той встречи было каким-то неоднозначным. Все прошло совершенно предсказуемо: никто не покорил Эверест, не защитил докторскую, не ударился в трансплантологию. На худой конец, не стал миллионером благодаря пластической хирургии. Кто-то развелся, воспитывал ребенка, многие уже вообще не работали в медицине, пацаны в основной массе пахали на пяти работах и брали по десять дежурств в месяц, чтобы содержать семью. Страшно хотелось услышать что-то невероятное и окрылиться от новости – я тоже так смогу. Однако информации все равно поступило более чем достаточно, и мы с Иркой до сих пор с большим удовольствием перемывали косточки всем, кого знали. В девять часов кухонное блаженство закончилось. Надо было еще добраться домой и упаковать ребенка спать, а также приготовить обед на завтра. В такси мы с Катькой обе уже почти заснули.

Вовки в квартире обнаружено не было. Катрин забежала сначала на кухню, потом в гостиную и несколько раз позвала: «Папа, папа», но через секунду забыла про него, так как это была уже совершенно рядовая ситуация.

Вот удивительно: так все обычно и начинается… Именно когда я еду к Асрян… Что за постоянное нелепое совпадение?..

Однако в тот день мне повезло: Вовка пришел в одиннадцать с легким пивным амбре и, тихо поужинав, завалился спать. Через час, осторожно забравшись под одеяло, я поймала себя на мысли, что даже не спросила, где он был, так как несказанно обрадовалась такому, можно сказать, раннему приходу. За плечами уже скопился немалый опыт уходов в штопор и периодов просушки с посыпанием головы пеплом. Что будет через несколько дней, предсказать несложно. Наверное, несложно. Но все же нельзя пускать в голову мысли о безысходности, ведь не героиновый наркоман, и вообще, даже в таких ситуациях люди борются за своих детей и мужей.

Это твой муж. Отец твоего ребенка.

Хотя не… Чушь все это. Спать хочу…

Пятница пришла очень быстро, все остальные рабочие дни проскочили, как часы. Так бывает, если жить по чрезмерно нафаршированному расписанию. Седьмая палата исправно служила мне убежищем в послеобеденный час, и это оказался совершенно оторванный от медицины процесс общения. Думаю, что ни я, ни Вербицкая давно не слушали и не говорили так много. Теперь я хорошо знала, чем жили девушки периода застоя. Как непросто было развестись с мужем и не раскаяться в своем поступке. В четверг, перед последней ночью в наших застенках, я совершенно неожиданно для самой себя рассказала ей про то самое окно в родительской квартире. Первый раз в жизни. Первому человеку.

Утром в пятницу доктор Сорокина пришла на работу в немного печальном настроении. Выписка уже лежала на столе, почти готовая, и мне стало грустно: скорее всего, больше мы не увидимся с Полиной Алексеевной. Дожидаться послеобеденной выдачи документов оказалось для Вербицкой непосильным делом: впервые за всю госпитализацию она, вместо того чтобы смиренно ждать моего прихода в палате, постучалась в ординаторскую и, многократно извинившись, поинтересовалась, где я. Мой стол стоял прямо за дверью. Место было привилегированное: доктора там сложно обнаружить. Увидеть меня можно было, только если дойти до середины комнаты и повернуться налево. Сашка Васильчиков оказался уже до предела выкручен своими больными, осаждавшими его еще с половины восьмого, и довольно грубо послал Полину Алексеевну обратно в палату, что она послушно и совершила. Сашкино рабочее место располагалось как раз напротив двери.