Как в старых сказках - Юрий Туровников

Генрих погрустнел и схватился за голову.

– Беда…

– Ты чего не рад? Сам же хотел наследника, а теперь кривишься, будто уксуса выпил!

– То-то и оно! – вздохнул сюзерен, со всего маху вонзая нож в поросячий бок. – Подложил мне кто-то свинью. Голубь, мать его так! Теперь все придворные шептаться начнут, мол, интересно, кто это рога королю наставил…

Шут снял свой колпак и почесал затылок, запустив ладонь в рыжие кудри.

– Все тебя учить надо, – Он посмотрел на государыню. – На собрании во всеуслышание скажи Изольде, что сегодняшняя ночь была великолепна. Пусть потом у кого-нибудь язык повернется сказать что-то непристойное в твой адрес, махом познакомим с палачом.

Генрих с надеждой посмотрел на своего слугу.

– Думаешь, выгорит? Я-то ведь буду знать правду.

Шут сплюнул на пол.

– Тебе что важнее, что ты знаешь, или что про тебя придворные говорить будут? То-то и оно! Сделай, как я сказал. Потом известие о беременности госпожи все воспримут спокойно. И хватит издеваться над поросенком! – Прохор отодвинул блюдо с несчастным свиненком, который был уже истыкан, как дуршлаг. Весельчак посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут нам надобно быть в Тронной Зале. Министр прибудет и прочие королевские дармоеды. Пойдем, Генрих.

Августейший согласно кивнул, бросил на стол слюнявчик и встал, поправив горностаевую мантию.

– Дорогая, обратился он к супруге. – Жду тебя на совещании.

– А без меня никак? – спросила Изольда, вытирая свои алые губки. – Мне что-то нездоровится.

Король хотел уже согласиться и разрешить жене не приходить, столь жалобна она посмотрела на благоверного, но Прохор зашипел на него и к тому же больно наступил на ногу.

– Никаких отговорок, это не займет много времени. Заодно пообщаешься со своими фрейлинами. Жду через… – правитель Серединных Земель посмотрел на шута.

– Через десять минут, – пришел тот на помощь своему господину.

И Генрих в сопровождении Прохора покинул обеденный зал.

От витражей по стенам прыгали разноцветные блики, звук шагов разлетался по лестнице, отражаясь от сводчатого потолка. Тяжело дыша, король переступал со ступеньки на ступеньки, опираясь на руку своего верного шута. Суставы ломило. Еще треклятая мантия обвивалась вокруг ног, и от тяжелой короны болела шея. В общем, чувствовал себя сюзерен не очень хорошо, не помогало даже лечение грязями, хотя лекарь утверждал обратное, обмазывая величественные телеса зловонной болотистой жижей. От запаха тины, который уже въелся в кожу, не спасали даже всевозможные духи, что августейший выливал на себя целыми флаконами. Королевский парфюмер не спал ночам, изыскивая новые ароматы, лекарь готовил все новые мази, а Генрих по-прежнему хирел.

– Я подозреваю, что меня кто-то сознательно травит, – вдруг произнес сюзерен. – Ты так не думаешь?

– Нет, я-то себя нормально чувствую. Всю твою еду пробуют десятки людей, в том числе и твой покорный слуга. Если бы дела обстояли так, как ты говоришь, то в королевстве либо жили одни доходяги, либо все уже умерли бы давно.

– Не поспоришь, – вздохнул Генрих и толкнул массивные позолоченные створы дверей, ведущих в Тронную залу.

Часы на улице пробили девять часов утра.

Едва король вступил в помещение, придворная знать, что уже собралась и толпилась возле окон, замолчала и склонилась в приветственном поклоне. Августейший прошаркал по мрамору, уселся на трон и взял в руки скипетр и державу. Он обратил свое внимание на то, что его драгоценная супруга появилась тут раньше него и довольно хихикала и улыбалась, несмотря на утреннее недомогание. Генрих решил последовать совету своего шута.

– Ваше Высочество, – сказал он, и Изольде пришлось прервать свою беседу. – Сегодня ночью вы были великолепны! Вы, однако, шалунья!

Королева залилась краской и поспешила укрыться за веером. Десятки глаз воззрились на нее, чем сильно смутили и заставили отвернуться. Шут одобрительно кивнул господину и показал большой палец. Тот широко улыбнулся.

– Один ноль в твою пользу, – шепнул Прохор, развалившийся на приступке возле ног хозяина.

– Однако приступим к государственным делам. Что нового в королевстве? – спросил Генрих, и перед ним вырос Главный Министр, как всегда в идеально чистом мундире и при оружии. Он залихватски закрутил усы и отрапортовал.

– Все спокойно, Ваше Величество! Граница на замке и все такое!

– Это радует, – сюзерен откинулся на спинку трона. – А как у нас обстоят дела с финансами?

Придворные зашушукались и вытолкнули на середину залы казначея в малиновом сюртуке, и треуголкой на голове. Тот отбил поклон, блеснув золотыми пряжками на туфлях. Этот остроносый франт с куцыми усами поправил монокль и, вздохнув, произнес.

– Мой король, совсем-совсем плохо, да. Налоги надо поднимать, казна скудеет, – и вновь поклонился.

Тут шут шепотом обратился к Генриху.

– Позволь мне задать пару вопросов этому напыщенному индюку? – Августейший одобрительно кивнул, и Прохор продолжил уже в голос. – Скажи, неуважаемый, не воруешь ли ты?!

Казначей пошел пятнами и стал озираться по сторонам, ища поддержки, но придворные, как обычно в таких ситуациях, изучали лепнину на потолке.

– Как можно, я никогда! Что вы себя позволяете, господин дурак?!

– Да? В таком случае скажите мне, мусье Жакоб, вы знаете, что это такое? – и шут указал на люстру, собранную Даниэлем-мастером. Казначей поднял глаза и сглотнул.

– Потолок?

– Ты из себя дурака не строй, это мой удел, – сказал шут, поднимаясь с пола. – Я про чудо-лампы речь веду. Они без электричества не работают. Изобретатель наш жалуется, что ты ему денег на это не даешь, хотя указ подписан самим королем, или ты плевать хотел?

Казначей позеленел, уронил пенсне, которое повисло на серебряной цепочке, и задрожал.

– Я… я…

– Мешок угля! – шут подошел к нему вплотную и схватился за серьгу, торчавшую в ухе франта. – Слушай меня внимательно, бестия. Сейчас же отписываешь мастеру сундук денег, иначе я наговорю королю про тебя такого, что колесование тебе детской шалостью покажется. Понятно?

Казначей согласно закивал, роняя на мраморный пол со лба капли пота, размером с горошину.

– Я все понял, ваше шутейшество. Все исполню, немедленно.

– Пшел вон! – рыкнул на него Прохор и занял свое место подле государя. – Сделай меня смотрителем казны, Генрих. Я отучу этих хапуг совать в нее свои лапы.

Сюзерен поерзал на троне.

– Да что они много украдут что ли? Так, по мелочи… Министр!

Генерал перестал похрапывать и вытянулся в струну. Видимо, не выспался после своих ночных мечтаний. Он вытер платком слюну с губ, расправил усы и звякнул медалями.

– Я здесь, Ваше Величество!

– Вижу. Все готово к чествованию нашего героя? – Генрих посмотрел на Прохора и обратился к знати. – Учитесь, как государству служить надо! Казалось бы, шут, а толковый малый. Получил приказ, пошел и выполнил. Пленил смутьяна. Молодец. Сегодня в полдень чтобы все собрались на площади. Наши музыканты поведают вам о его славном подвиге. Еще новости есть? Нет? Тогда все свободны.

Придворные поклонились и, пятясь, как раки, покинули Тронную залу. Вышли все, за исключением Генерала. Он остался стоять и, дождавшись, когда закроются двери, подошел к трону. Генрих отложил в сторону скипетр с державой.

– Чего тебе?

Министр переминался с ноги на ногу, скрипя начищенными сапогами.

– Не знаю, как и сказать…

– Да не томи уже! – подал голос шут.

Офицер осмотрелся и шепотом сказал.

– В замке появился призрак! – от этих слов встрепенулись даже дремавшие в углу собаки. – Вы не подумайте, я не сошел с ума. Его видели и некоторые фрейлины, и кое-кто из караульных и другие обитатели дворца. Ночью бродит по коридорам и что-то бормочет. Я уж не стал при всех об этом говорить, а то засмеют.

– Это точно, – хмыкнул рыжий балагур, звякнув бубенцами.

Король пристально посмотрел в глаза генералу.

– Ты часом не во хмелю, Тихуан Евсеич? Ну-ка дыхни!

– Честью клянусь не пил! – козырнул тот. – Я бы сам проверил, но, стыдно признаться, боязно.

Шут ухмыльнулся.

– У тебя же сабля и вся грудь в медалях! Ладно, я сам разберусь, что к чему. Скажу Советнику, чтобы официальную бумагу приготовил с подписями и печатью. Призрак… Хм.

Даже Сюзерен скрыл смешок в кулаке, а едва генерал ушел, рассмеялся в голос.

Прохор подошел к окну и посмотрел на окрестности города: в поле работали косари, на реке, что огибала столицу королевства крутила свои колесам водяная мельница, а ее старшая сестра вращала свои руки-крылья посреди пшеничного поля. Мельница была давно заброшена, и теперь служила местом для развлечения детворы днем, и тех, кто постарше, ночью. Прохор и сам наведывался туда пару раз с женой молочника. Шут усмехнулся и прервал свои неожиданно нахлынувшие воспоминания.