В ожидании Конца Света - Марианна Гончарова

Она даже не дала его постирать. И родителям ничего не оставалось, как ночью выкрасть его опять, постирать, высушить феном и лишь под утро уложить рядом с маленькой хозяйкой. Саша, папа Аэлиты, бережно укрыл Питу, положив его лапки поверх одеяла, как это всегда делала его дочь.

02.49

Игрушки

можно навсегда и всем сердцем полюбить не только в садиковском возрасте. Было ли много в моем детстве игрушек? Нет. И пожалуй, я была к ним равнодушна. Были у меня, конечно, всякие там мишки-собачки. Например, у меня была кукла-дочка, которой я шила всякие обновки. Кряжистая, кривоногая, с круглой красной головой и зубастой оскалистой улыбкой. Вместо волос у куклы были три зеленых листка. Дочка моя, в зеленом камзольчике, была пузата, с тонкими ручками, сжатыми в сердитые кулачки. Собственно, эта моя дочка была не кукла-девочка и не кукла-мальчик, она была — кукла-помидор. Это был синьор Помидор, сделанный по сказке Джанни Родари «Чипполино». Очень увлеченно я с ним играла. Он был маленький, кругленький, на него всегда хватало тех лоскутков, которые мне доставались, чтобы сшить пальто, юбку или вечернее платье. Еще у меня была кукла по имени Кучинская. Она, одетая в гимнастический синий костюмчик, комбидресс, как сейчас называют, была названа в честь знаменитой в те годы гимнастки. А однажды мама привезла из Киева куклу Марту с настоящими волосами и в очень красивом платье. Куклу можно было купать и даже мыть ей голову шампунем. Но она досталась моей младшей сестре.

Зато навсегда любимая игрушка у меня появилась совсем недавно, 1 января 2010 года. Все было тогда неслучайно, наша с ней встреча была неизбежна. Мироздание то ли выпило лишку в новогоднюю ночь, то ли все-таки вдруг ощутило ко мне симпатию или, что скорее, жалость. Оно подсуетилось, побегало, все-все организовало и, с умилением сложив ладошки, стало наблюдать за происходящим, время от времени, где надо, подталкивая меня и моих близких, подпихивая нужных людей и даже нечеловеческими (а какими же? оно ж Мироздание!) усилиями заставив одного бизнесмена открыть свою странную лавку и поднять ни свет ни заря двух девушек-продавщиц, то есть совсем в неурочное время. Словом, оно, Мироздание, все это отрежиссировало и само уселось в партере, чтобы наблюдать. И я его, думается, не подвела. Знаки, которые оно мне подбрасывало на каждом шагу 1 января 2010 года, я прочла просто с точностью до одной сотой. Или даже тысячной. Только не знаю, в каких единицах. Ну да ладно.

1 января в 11 часов утра, когда вся страна спала после встречи Нового года, наш младший ребенок затребовала ехать на каток. Мы разбудили старших детей, загрузились в машину и поехали в большой торгово-развлекательный центр, где был и каток, и кофейни, и ресторанчики, и блинные, и пирожковые, и боулинг, и кинотеатр, и бильярдная. Там были и магазины, в которые, как правило, никто не ходит. Есть такие бутики — элегантные, просторные, с надменными и одновременно профессионально улыбчивыми продавцами и непонятными названиями, чаще именами жен или детей хозяина магазина; иногда и с экзотическими географическими названиями, что-то вроде, например, «Бали». Но внутри этих бутиков пусто, ни одного покупателя. Никогда. Так вот, в тот раз, когда мы приехали в наш развлекательный центр, в половине двенадцатого утра первого января, из всех магазинов был открыт только магазин «Бали». Сын еще даже сказал что-то вроде того, что это потому, что с нами мама. Она притягивает к себе всякие диссонансы, как магнит железяку. Если бы не было мамы, все было бы буднично, скучно и нормально. Ну а поскольку с нами мама, значит, сюда соберутся сейчас все фрики города и начнут водить вокруг нее свой хоровод, лучше бы нам смыться на лед, пока не поздно. Но было поздно. Даня как в воду глядел. Пока мы недоуменно топтались у витрины магазина «Бали», разглядывая (напомню, 1 января) зонтики, купальники, кремы для загара и солнечные очки, к нам вдруг подвалили три статиста, одетые в гигантские ростовые куклы героев мультфильма «Мадагаскар» — зебры Марти, льва Алекса и толстой мягкой Глории, кокетливой дамы-бегемота. Они по-дружески стали нас тискать, как родных зверей из своего же мультика.

И я еще спросила их:

— Ребята, как это вы так рано встали?

А Зебра в ответ заржал и пьяно, беззаботно откликнулся откуда-то из своего живота:

— Да это мы еще не ложились!

— Спляшем? — предложил он моей невестке Ирочке, подцепив ее огромной полосатой ного-рукой с пластиковым копытом за тонкую талию и пытаясь уволочь в центр пустого зала к елке, где непонятно для кого играла веселая танцевальная музыка.

Ирочку кое-как отбили от назойливого животного, и дети со своим отцом ушли на каток. Наглые пьяные звери еще что-то праздничное кричали им вслед, размахивая разного цвета передними конечностями, и пошли приставать к другим посетителям.

Сначала я посидела в кофейне, потом пошла бродить по центру, но навстречу мне опять откуда-то вынырнули пьяные звери. И чтобы укрыться от представителей вездесущей чокнутой фауны, которые все не могли угомониться и предлагали сфотографироваться вместе, я забежала в еще один на тот час открывшийся магазин. Это оказался сток. То есть там были товары, которые не пользовались в других магазинах и бутиках спросом, долго лежали или висели, а потом их сгрузили в какой-то один контейнер и отправили в эту вот, такую странную, почти неосвещенную лавку, где зябли две невыспавшиеся девочки. Там все лежало кучами, горками, там было все. Девочки так оживились, когда я пришла, как будто ждали именно меня. Кстати, после моего ухода, спустя, наверное, полчаса, магазин закрылся. А когда мы приехали в торговый центр через пару месяцев, уже весной, этого магазина я так и не нашла. Знала, где он был, ходила, искала, но не нашла. Там даже ни витрин, ни дверей не оказалось. На прежнем месте теперь была глубокая ниша с машинками и мотоциклами для маленьких и большая игровая площадка «Джунгли», где стояли искусственные пальмы, висели лианы и разные бамбуковые лестнички. Где нужно было перелезать через искусственную реку по подвесному мосту или перелетать на веревочной петле…

Ах да! Магазин же! Вошла я в эту лавку. Девочки ко мне кинулись, и мы с удовольствием поболтали, кто как встретил Новый год, кто что ел, пил, когда уснул, когда проснулся. Опять же: Даня, мой сыночек, был прав, его всегда удивляло, как так можно, встретившись с абсолютно случайными людьми — продавцами или прохожими, — через секунду уже болтать с ними обо всем по-свойски, как будто мы знакомы всю жизнь. Он иногда рассказывает, мол, вот только отвернешься или отойдешь на секунду в сторонку, возвращаешься, а ее (то есть меня, мать его Марианну Борисовну) уже кто-то держит за пуговицу и рассказывает про работу, болезни или проблемы с детьми. Словом, мы познакомились с девочками, поговорили, и я пошла разглядывать экзотические африканские маски, копья, шкатулки. И вдруг с верхней полки, где стояли невостребованные мягкие, никому не нужные игрушки, мне на руки свалилась, нет, не так — не свалилась, а скорее спрыгнула — нелепая, длинношеяя, длиннохвостая, с крохотной головой, с огромным карманом на животе, коричневая с розовым, мягкая кенгуру. Она свалилась мне на руки и как будто прижалась ко мне, мол, а вот и ты, ну сколько можно ждать! Немедленно я ее купила за каких-то пять или сколько-то там долларов. Потому что уже почувствовала, что меня ведет, что уже тянет тем самым загадочным воздухом, каким хоть раз надышишься и случается чудо. И когда дети накатались, наелись, наигрались и мы приехали домой, я уже знала, что вот-вот. Например, сейчас включу компьютер и прочту что-то очень важное. Так и случилось. Рассылка из «Озона» сообщила, что вышла и в продажу поступила моя долгожданная книжка «Кенгуру в пиджаке».

Сейчас Кенга, постаревшая за два с половиной года, потрепанная от объятий и постоянных переездов — она повсюду ездит со мной, — моя верная подруга. По ночам она охраняет мой сон — сидит рядом с моей подушкой, а в ее кармане — мой сотовый телефон. Я говорю ей «спокойной ночи, Кенга». Я говорю ей «доброе утро, Кенга». Иногда целую в нос, ласково глажу по маленькой встрепанной ушастой голове или жму мягкую тонкую лапку. Кошка ревнует.

Где она?.. Кенга? Вот она, шелковая шерстка…

Нет, не могу сказать, чтобы я была привязана к какой-нибудь игрушке в детстве. Например, так, как мой сын любил маленькую Фоззи. Непонятно, что это был за зверь, но милый. А дочь обожала олененка Бемби, цвета топленого молока с коричневыми пятнами, с влажными ласковыми глазами, и медведика в кожаных штанах. Медведик был очень ценным товарищем моей дочери. Потому что его подарил ей старший брат.

Когда ее брат учился в военной академии — там он изучал языки и готовился стать военным переводчиком, — его не отпускали домой просто так. Чтобы получить «увольнительную» и съездить на выходные домой, нужно было очень постараться. Заслужить это. И как-то, в свой пятый день рождения, Линка ждала и ждала своего брата. Вздыхала, зевала, клевала носом, отказывалась ложиться спать. И уснула. Мы переодели ее в пижаму и перенесли в кроватку. А он все-таки приехал, «очень постарался», видимо, а может быть, и «заслужил». Я его уже и не ждала в тот день. Он приехал поздно вечером и тихонько подошел к спящей Линке, чтобы положить рядом с ее подушкой свой подарок. И Линка проснулась моментально. Такого, наверное, с ней никогда ни раньше, ни позже не было. Она проснулась, вскочила и, сонно ковыляя по кровати, как обезьянка залезла брату на руки и обхватила его руками и ногами. Так я до сих пор и вижу эту картину: маленькая, теплая сонная девочка в голубой пижаме с белыми зайцами на руках у взрослого мальчика в курсантской форме. И оба ужасно похожи друг на друга…