Расследование смерти мадам Бовари - Филипп Думенк

— Комната, где сейчас живет ваша дочь? Продолжайте.

— Очень скоро ситуация стала невыносимой. Эмма плохо со мной обращалась, изменяла мне — если так может говорить один любовник, обманутый другим. Сначала у нее появился господин Родольф Буланже, потом — господин Леон Дюпюи. Возможно, были и другие… Она грозилась порвать наши отношения, если я не буду давать ей больше денег. Средства у меня были на исходе, моя жена и клиенты в любой момент могли обо всем узнать, и я решил отказаться от этой связи. Когда мадам Бовари внезапно трагически скончалась, все опять пошло своим чередом. До этого я не встречался с ней наедине уже много месяцев.

— Следы, найденные возле вашего дома, доказывают, что Эмма приходила к вам накануне своей смерти.

— Жюстен вам объяснил: она приходила, чтобы попросить мышьяк против крыс.

— Жюстен сказал, будто вы продиктовали ему, что нужно говорить.

— Я не видел Эмму в тот день накануне ее смерти. И никогда не давал ей мышьяк…

— Если слова мадам Омэ верны, это полностью освобождает вас от обвинения. Так же, как и Жюстена. Ваша жена сама все сделала, пока вы спали.

— Абсурд! Она сама может подтвердить, что я очень чутко сплю. Меня будит малейший шорох! Вы хотите сказать, что она вылезла из постели, высекла огонь, чтобы зажечь свечу, спустилась по деревянной скрипучей лестнице, открыла дверь лаборатории, взяла мышьяк из шкафа, пошла на кухню за сахаром, смешала точно необходимое его количество с содержимым флакона, затем все закрыла, вернулась в спальню, легла рядом со мной, а я так ничего и не услышал?!

— Тогда кто взял мышьяк? Ключ был только у вас!

— Вы меня обвиняете, месье?

До сих пор не хватало мотива, чтобы обвинить Омэ. Теперь мотив есть: Омэ имел связь с мадам Бовари, которая затем его покинула. Эмма его шантажировала, и он от нее избавился.

— Почему полиция так упорно не желает принять версию самоубийства Эммы из-за денежных неприятностей?.. Ведь в ее письме ясно об этом говорилось.

— В этом письме говорилось о деньгах? В любом случае, оно исчезло, и это еще одна загадка. И, тем не менее, факты заставляют думать, что возможность убийства не исключается.

— Убийства? Какие еще факты?

— Пока я не могу вам их раскрыть.

— Ну что ж, если эти факты существуют и случайно касаются лично меня, не является ли это следствием ее шантажа по отношению ко мне?

— Она вас шантажировала?

— Ну конечно! Несправедливое презрение, которое она питала к своему мужу, унижение от того, что ее бросил господин Родольф Буланже, разочарование в господине Леоне — все это отняло у нее, месье, последние остатки совести! Она угрожала мне открыть всем нашу связь, если я не дам ей денег — тех самых трех тысяч франков, которые она задолжала господину Лерё. И я уверен, что она именно так и поступила бы!

— Но вы сами себя раскрыли, Омэ! — с некоторой жалостью в голосе воскликнул Реми. — Эмма не знала точную сумму, которую она задолжала Лерё. Это стало известно лишь в тот момент, когда векселя были предъявлены, и Лерё настоял на аресте имущества — то есть непосредственно накануне ее смерти. Если она вам говорила о трех тысячах франков, значит, вы с ней обсуждали ее проблему за два дня до смерти!

Омэ сел. Когда он потянулся, чтобы потереть свое лицо, руки у него задрожали.

— Скажите мне правду, — продолжал Реми. — Эмма приходила к вам во второй половине дня 23 марта, она просила у вас три тысячи франков или хотя бы говорила об этом? Вы не дали ей денег, ведь так?

— Нет, Эмма не приходила ко мне. Я все выдумал, равно как и историю с мышьяком, взятым из моей лаборатории, пока мы ужинали.

— Знаете ли вы, что я нашел следы на снегу, которые вели к вашему дому? Похоже, это следы мадам Бовари.

— Не понимаю, откуда они взялись.

— А тридцать граммов, которых не хватает в вашем запасе мышьяка? Кроме того, вы считаете невозможным, что похитила их ваша жена.

— Это также вне моего понимания! Я не могу это объяснить, клянусь вам!

Омэ беспомощно дергался, как тряпичная марионетка. Он даже почти вызывал сострадание.

Реми сел и стал размышлять. Если принять во внимание чувство вины Омэ, то день перед смертью Эммы можно восстановить следующим образом: она использовала все возможности найти деньги и решила попробовать шантажировать Омэ. Потерпев неудачу у Родольфа, мадам Бовари направилась к Омэ. Она угрожала, что раскроет их связь, если тот не даст ей денег или не выпишет вексель на три тысячи франков. Но не тут-то было. Если разразится скандал, репутация Омэ пострадает. Как заставить замолчать Эмму? Он ее ударяет (отсюда кровоподтеки на ее теле), а затем под видом успокоительного приносит ей мышьяк. Эмма возвращается к себе, ложится и умирает. Все выглядит так, будто это самоубийство, ведь для такого шага у мадам Бовари были все основания. Однако об обратном говорят следы на ее теле, сахар в мышьяке и, главное, слова Эммы об убийстве, сказанные Ларивьеру в последние минуты ее жизни.

Омэ наблюдал за Реми.

— Какого черта вы себе думаете! — воскликнул аптекарь, не выдержав. — Я повторяю: ни я, ни моя жена не убивали ее! Что вы еще хотите? Чтобы я теперь оболгал себя и снял подозрения со своей жены, которая решила избавить меня от клеветы?

— Мой бедный месье Омэ, каждый раз, когда вы пытаетесь оправдать себя или вашу жену, вы увязаете еще глубже.

Аптекарь заломил руки. Вся его спесь вмиг улетучилась.

— Наверняка существует другое объяснение, — наконец произнес он. — Давайте попытаемся его найти побыстрее.

— Действительно, скорее найдите его.

В дверь постучали. Заглянул Ипполит.

— Из Руана верхом прибыл офицер, — сообщил он. — У него для вас пакет.

Бильярдная была пуста, и Реми пошел туда, чтобы вскрыть пакет. Внутри него оказалась пачка документов, а также письмо от Делевуа, написанное крупным, дрожащим почерком. Его предсказания оправдались: все было разыграно. Префектура сочла бесполезным продолжать расследование. Из осторожности или, скорее, из-за гражданской стыдливости дело было сдано в архив. Он сам по административным (административным ли?) резонам был приглашен для оценки своих прав на пенсию. Реми не должен беспокоиться. В ближайшее время он получит приказ возвращаться.

Молодец Делевуа! Хотя документы теперь были совершенно бесполезны, он переслал ему многие из них.

— Будет ли ответ? — спросил жандарм.

— Ответа не будет, — ответил Реми.

Жандарм удалился. Ввиду сложившейся ситуации документы, сопровождавшие письмо, выглядели несколько комично. Это были результаты рутинных расследований, которые они с Делевуа запросили в самом начале следствия. Результаты оказались обескураживающими. Изучение книг учета ядов по всем аптекам департамента было неплодотворным. Расследование причин смерти вдовы Дюбюк не дало ничего; чтобы узнать больше, необходимо было эксгумировать тело и проверить его на наличие мышьяка, однако в связи с высокими расходами и ради соблюдения приличий ни префектура, ни муниципалитет делать этого не собирались. Полицейских досье на жителей Ионвиля вовсе не существовало, за исключением следствия, касающегося принадлежности господина Омэ к франкмасонству и отказа ему же в присуждении ордена Почетного легиона за год до этого. Несколько не имеющих особого интереса документов касались визитов господина Родольфа Буланже в дома терпимости в Руане — на полях была сделана приписка (но не рукой комиссара), что каждый, в конце концов, свободен в выборе собственных удовольствий, если для этого есть деньги и не нарушается спокойствие соседей.

Отсутствие логики, подумал Реми, было неизменным правилом Администрации: сначала послать указание любыми средствами найти виновного, а потом, когда первые подозреваемые определены, неожиданно все прекратить. Однако он усвоил один урок: хороший полицейский не выступает против существующих порядков.

Когда Реми возвращался к Омэ, чтобы записать его показания, он столкнулся с искавшей его мамашей Лефрансуа. У нее был странный вид, или, скорее, смущенный. Потупив взор, она еле слышно выдохнула:

— Господин Реми, мадам Бовари в большой зале и хочет вас видеть.

Мадам Бовари?! Живая?! Ждет его в нижней зале?.. Ему показалось, что это сон или галлюцинация. А может, истории о привидениях и Хеллеквинской Охоте, развозящей мертвых, действительно правдивы?

— Мадам Бовари? Вы что, с ума сошли, мадам Лефрансуа?

— Вы меня не так поняли, господин Реми, — ухмыльнулась она.

И действительно, в нижней зале гостиницы он увидел маленькую злую старушку с ненавидящим взглядом, с которой разговаривал у Шарля. Она была одета во все черное и держала зонтик, такой же острый, как ее нос.

— Вы меня напугали, — с облегчением проговорил Реми.